Услышать тебя...

Козлов Вильям Федорович

— Вы... вы слишком строги, — промямлил драма­тург.

— Наоборот, — улыбнулся Сергей. — Я был слишком мягок и многословен: ваше произведение можно охарак­теризовать всего одним сочным словом... Вы меня по­няли?

Всего, что угодно, ожидал местный драматург от Сергея, но только не этого. Вся его важность мигом сле­тела. Он заморгал редкими ресницами и раскрыл, рот, не сказать ничего не смог, только как-то глубоко, с писком вздохнул. .

— Крошка, — наконец сказал он, беспомощно огля­нувшись на жену. — Я сейчас... заплачу за лимонад.

Но Сергей еще не все сказал.

—Вы извините, если я испортил вам

праздничное настроение, — продолжал он. — Я понимаю, театр при­влекло то, что ваше творение написано на злобу дня. Театр можно понять: пьеса местного автора, на местном материале — это достижение для театра. Вернее, для отчета перед вышестоящими инстанциями, а вы ловко воспользовались создавшейся ситуацией и подсунули театру типичную халтуру. Вы обманули театр и доверчи­вых зрителей, которые заплатили за билеты...

— Почему же вы не ушли? — наконец обрел дар речи автор. Маленькие ручки его теребили пухлый бумажник.

— Мой лучший друг сегодня занят, — доверчиво ска­зал Сергей. — Вы не представляете себе, как тяжело видеть хорошего, умного артиста, который несет со сце­ны глупый, пошлый текст... Вы знаете, о чем я подумал? Не написать ли мне рецензию о вашей пьесе в газету?

— Султанов уже написал... — промямлил автор.

— Я могу в «Советскую культуру».

— Сергей... извините, забыл ваше отчество (как будто он его когда-то помнил!), — сказал автор. — При­ходите на банкет... Я вас приглашаю!

— Для меня это был бы не банкет, а поминки, — улыбнулся Сергей, повернулся к нему спиной и подошел к буфетной стойке. Он слышал, как жена автора спро­сила:

— Что-нибудь случилось?

— Знакомого встретил, — негромко ответил он и увел свое семейство в ложу.

Выйдя из театра, Сергей уселся на скамейку перед фонтаном. Ночь была лунная, далекие звезды искрились над головой. Мимо, направляясь к автобусной остановке, проходили люди. В театре погас свет в фойе, потом в ве­стибюле. В последний раз хлопнула высокая дверь, и стало тихо. Лунный свет мягко высеребрил черные ство­лы тополей и лип, облил нежным голубоватым светом крыши домов, сиял в проводах. Иногда на луну набега­ли небольшие просвечивающие облака, и тогда лунный свет немного мерк, а кругом начинали шевелиться, то вытягиваясь, то укорачиваясь, легкие призрачные тени.

Где-то в цементной утробе выключенного фонтана глухо урчала водопроводная труба. На тропинку выка­тился пушистый коричневый комок и, сверкнув огненны­ми глазами, остановился напротив Сергея. Когда Сергей заговорил, дворняжка присела на задние лапы, будто приготовившись его слушать. Длинные вялые уши нето­ропливо передвигались на гладкой голове. Пес действительно слушал.

— Что, бродяга, — заговорил с собакой Сергей,— ночевать негде? Прогнали из дому? Или сам удрал?

Пес что-то глухо проворчал в ответ. Сергей протянул руку и погладил его.

— Мне тоже, брат, домой идти не хочется, — продол­жал Сергей. — Может, переночуем в этом фонтане?

Пес поглядел на фонтан и встал. В фонтане ему но­чевать не хотелось. Помахав Сергею на прощанье пуши­стым хвостом, дворняжка, опустив нос к земле, потру­сила дальше, а Сергей остался один. Он вспомнил о Дружке и вздохнул. Дружок больше не жил с ними. Как только переехали в новый дом, Лиля предъявила ульти­матум: или она, или собака. Пришлось Дружку снова переселиться к матери. Вообще-то, там ему было лучше. Здесь приходилось

весь день, пока они на работе, сидеть взаперти в четырех стенах, а там он гулял на свободе. Мать привыкла к нему и полюбила, а уж про братьев и говорить нечего. Дружок иногда сам приходил к Сергею в гости. Сергей опасался за пса и просил мать не выпу­скать его за калитку — как бы под машину не угодил!

Впрочем, Дружок знал все ходы и выходы со двора, а .улицу переходил, когда не видно было транспорта. А как он радовался, когда Сергей брал его с собой в машину! Прыгал, стараясь лизнуть в лицо, потом усаживался на переднее сиденье и с достоинством смотрел в окно...

Неудержимо захотелось пойти к Лене. Сергей взгля­нул на часы: скоро полночь. Конечно, она обрадуется, если он придет, но... за эту радость потом придется же­стоко расплачиваться. Как бы им ни было вдвоем хоро­шо, все равно между ними стоят жена, сын. Лена нико­гда не говорит об этом, но Сергей-то чувствует, что по­рой и ей от этого украденного счастья тошно... Пора все рассказать жене. Сергей знал, что этот удар она перене­сет легко. Он прекрасно запомнил ее разговор с отцом там, в Андижане. Холодом и расчетливостью повеяло тогда на него. Он понял, что, если Лиле захочется уйти, она уйдет, не дрогнув, не посчитавшись с ним.

Ложь большая и малая окружала его со всех сторон с первых дней женитьбы. А разве он не догадывался, зачем Лиля ездит в Ленинград? Неужели она всерьез думает, что он поверил в существование какой-то мифи­ческой подруги? Она уезжала с малой ложью, а приез­жала с большой.

.. .Говорят, семью нужно сохранять хотя бы ради де­тей. Всякое бывает, пока муж и жена молоды, а потом все перегорит, образуется. Выходит, в лучшую пору жиз­ни нужно терпеть и страдать, а когда все перегорит и останется пепел, придет долгожданное счастье? Да кому оно нужно, это фальшивое, насквозь прогнившее, дрях­лое счастье? Да и придет ли оно? Придет равнодушие. Муж и жена будут жить вместе по инерции. Не жизнь, а одна сплошная привычка...

Сергей поднялся со скамейки и решительно напра­вился к автобусной остановке. Уличные фонари горели вполсилы . Да если бы и погасли, было светло: над горо­дом царствовала луна. На автобус он не успел и пошел пешком. Улица была пустынной. С моста через Дятлинку Сергей увидел в черной бархатной воде желтый, ухмыля­ющийся лик луны. От берега до берега наискосок протя­нулась широкая серебристая полоса. Как раз посередине, где течение, лунный свет дробился, сверкал, будто кто-то пересыпал на ладони серебряные монеты.

Ее окно было темным и хмурым. Седой бровью насупился над холодно поблескивающим стеклом железный изогнутый карниз. Лена спит на своем широком диване. Ей завтра рано на работу. Засыпала она всегда на боку, прижав колени к животу. Она и в постели была незави­симой... Долго Сергей смотрел на окно, будто надеясь, что сейчас в нем вспыхнет свет...

Почему он не поднялся на третий этаж? Почему не постучал в ее дверь?..

Это произошло на набережной, совсем рядом с до­мом, в котором жил Сергей. Ему оставалось до двери каких-нибудь тридцать шагов, когда раздался сдавлен­ный крик и тут же оборвался. Сергей обернулся и уви­дел, как на берегу Дятлинки. колыхнулись и снова за­тихли облитые лунным светом кусты. На фойе неподвиж­ной водной глади возник чей-то силуэт и пропал. Послы­шался треск сломанной ветки, приглушенный стон.