Уснуть и только
Шрифт:
– Пусть все идет своим чередом.
Обуреваемый священным ужасом, Стратфорд перекрестился и закрыл глаза, как будто и впрямь опасаясь увидеть рядом с собой великого Бекета.
Но часом позже, когда рассвело и дворец зажил обычной утренней жизнью, архиепископ вновь был самим собой: лишенные выражения глаза на застывшем, как маска, лице.
– Я уезжаю в Кентербери, – сообщил он своему секретарю. – Будьте готовы в течение часа. И пусть разбудят сэра Поля д'Эстре, я хочу, чтобы на сей раз он меня сопровождал.
Во дворце
– Что происходит? – спросил Маркус у Веврэ.
– Мой господин неожиданно решил ехать в Кентербери. Мы должны быть готовы через час.
Не успев привести себя в порядок, Маркус поспешил подняться в комнату к сэру Полю, где увидел своего хозяина уже одетым для поездки. Пыхтя и отдуваясь, рыцарь натягивал на свои толстые ноги дорожные сапоги.
– Маркус, где ты пропадаешь? Мне нужна была твоя помощь, но твоя комната оказалась пуста.
– Колин боялся грозы, и я провел ночь в его спальне, – несколько раздраженно ответил Маркус.
– К счастью, тебе уже недолго осталось обременять себя такого рода обязанностями. Скоро он женится. Вчера вечером приезжал Роберт Шарден и дал согласие на брак Колина с его дочерью.
Не отвечая, Маркус наклонился и начал помогать рыцарю натягивать сапоги.
– Странное это дело, – продолжал Поль, не замечая скованных манер своего оруженосца. – Для нее в этом союзе не будет никакой радости.
Маркус на мгновение поднял голову.
– Почему? Вы хотите сказать, что между ними не будет настоящих супружеских отношений?
– Может быть, и так, но, возможно, Колин не оставит ее девственницей. И в том, и в другом случае ни к чему хорошему это не приведет.
Наконец-то обратив внимание на поджатые губы и побелевшие ноздри Маркуса, Поль замолчал. Почему такие острые переживания? Даже голос молодого гасконца стал тихим и трагическим, почти как у маленького мальчика с угрюмым лицом и прикрепленным к чепчику кольцом.
– В чем дело, Маркус? Ты не одобряешь этот союз?
– Мне отвратительна даже мысль о том, что эту молодую девушку приносят в жертву. Мне это не нравится.
– Каждый день молодых девушек приносят в жертву по тем или иным причинам, но до сих пор это нас нимало не трогало. Почему же ты так расстроился в данном случае? Я даже не знаю, знаком ли ты с ней.
– Едва ли это можно назвать знакомством – я всего лишь раз очень коротко разговаривал с ней.
Поль задумчиво покачал головой.
– Тем не менее, мне кажется, что у тебя появилась к ней привязанность. Будь осторожен, Маркус.
– Что вы имеете в виду?
– То, что сказал. Это опасный путь, Роберт де Шарден – жесткий и суровый человек.
– Мне нет до него дела, – почти свирепо отозвался Маркус, – но я не потерплю, чтобы его дочь страдала.
– И что же ты сделаешь, чтобы не допустить этого?
– Еще не знаю. Но что-нибудь сделаю. Рот рыцаря превратился в узкую щелочку.
– Ты не посмеешь даже пальцем коснуться брата архиепископа. Стратфорд – наш единственный покровитель в этой стране, и ты должен помнить об этом!
Маркус поклонился:
– Я буду помнить об этом.
Поль встал.
– Маркус, я знаю тебя слишком хорошо. Дай слово, что не наделаешь глупостей, пока меня здесь не будет.
– Клянусь.
Однако непредсказуемая сторона натуры оруженосца одержала верх, ибо, не успел Поль выйти из комнаты, как Маркус схватил и спрятал за пазухой склянку с настоем, приготовленным для Маргарет.
Он намеревался во что бы то ни стало увидеть дочь Роберта Шардена.
Глядя на себя в зеркало, Ориэль думала: «Неужели это создание с таким строгим и серьезным лицом действительно я? Неужели это Ориэль Шарден смотрит на меня без тени улыбки?»
Она внимательно изучила свое отражение: водопад золотых волос, темно-синие глаза, алые изогнутые губы, – и равнодушно отметила, что хорошо сегодня выглядит. Ориэль выпила немного вина, чтобы взбодриться, и теперь ее щеки порозовели, а глаза засверкали, как драгоценные камни. Однако настроение у нее было печальное – настроение человека, решившего покориться своей судьбе, какова бы она ни была.
Девушка сделала еще глоток, наслаждаясь приятным крепким вкусом вина, и, вновь обратясь к зеркалу, исследовала линии своего носа. Да, она красива; и она надеялась, что эта здоровая, полнокровная, золотистая красота даст ей мужчину, с которым она познает все прелести и опасности любви. Но оказалось, что ей уготована другая судьба – прожить жизнь рядом с добрым товарищем.
Послышавшиеся снизу голоса заставили Ориэль вскочить на ноги. Неужели это и вправду гасконец?.. Склонив голову набок, Ориэль прислушалась. Да, это Маркус Флавье говорит там о чем-то с ее матерью. Ориэль снова бросилась к зеркалу и увидела глаза, сияющие, как никогда раньше, и розовые губы, уже начавшие улыбаться. Чувствуя, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди, Ориэль поспешила вниз.
Маркус поднял глаза, и Ориэль застыла на месте, споткнувшись о его взгляд. Гасконец не мог скрыть ни восхищения, ни своих чувств к ней. Они видели друг друга всего второй раз, но Ориэль уже знала, что Маркус Флавье любит ее.
Переполнявшие молодых людей чувства, казалось, наэлектризовали атмосферу в комнате до такой степени, что у Маргарет слова замерли на устах. Она видела, что молодой оруженосец смотрит на ее дочь так, как будто в любой момент готов заключить ее в свои объятия. Маргарет вспомнила, как когда-то, много-много лет назад, Роберт почти так же смотрел на нее, когда предпочел ее Анне де Винтер.
– Господин Маркус, – кашлянула она, – спасибо, что вы привезли этот бальзам. Мы бы, конечно, пригласили вас передохнуть, но дело в том, что мы как раз собрались выезжать.