Уснуть и только
Шрифт:
– Сэр Томас обвинил меня в том, что я с помощью колдовства недозволенными способами приворожила тебя, и в том, что я вызвала смерть Деборы и ее ребенка.
– А что ты ответила?
– Что я приворожила тебя. И это правда. О Бенджамин, прости мне этот грех.
Бенджамин нетерпеливо отмахнулся.
– Я уже давным-давно простил тебя.
– Ты знал?!
– Конечно, знал, но сейчас это не имеет значения. Тебе не следовало ничего говорить. Нужно было молчать.
– Но тогда меня могли посадить в тюрьму за отказ давать показания. Сэр Томас пообещал, что если я буду откровенна,
Из-за двери послышались шаги жены констебля.
– Ох, Бенджамин, что же мне делать?
Дверь открылась, и они не могли продолжать разговор. Дженна осторожно вытащила сосок из ротика уснувшего младенца.
– Кто же будет его кормить?
Жена констебля, женщина в общем-то добрая, посоветовала.
– Попробуйте обратиться к Юфори Гудсби. Она недавно опять родила.
– А кто же будет за ним присматривать?
– Я отнесу его к Агнес и Даниэлю. Они помогут.
Дженна горько улыбнулась.
– Передай им мою любовь. Это единственное, что у меня осталось – и еще моя любовь к тебе.
Наклонившись, чтобы взять ребенка, Бенджамин, не обращая внимания на наблюдавшую за ними женщину, крепко поцеловал Дженну в губы.
– Я люблю тебя. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось.
На секунду они обнялись, но тут вошел констебль и оторвал их друг от друга.
– Уходите, Мист, – распорядился он. – Мне не нужны неприятности. И не беспокойте нас.
– Ну, уж нет, – отозвался Бенджамин. – Я обещаю вам беспокойство и неприятности каждую минуту до тех пор, пока моя жена не окажется на свободе.
Но, выходя из комнаты с ребенком на руках, он выглядел маленьким, беззащитным и растерянным.
Как только Том Мэй прочитал письмо от матери, то понял, что должен возвратиться в Мэгфилд. Под предлогом тяжелой семейной утраты он покинул Кембридж и вернулся в бурлящую, как растревоженный улей, суссекскую деревушку. Тут и там стояли оживленно разговаривающие группки людей и, проезжая по центральному тракту, Том чувствовал на себе их пристальные взгляды. Сворачивая под арку ко дворцу, юноша недовольно пробормотал. «Сукины дети!», но все-таки помахал им украшенной пером шляпой перед тем, как скрыться из виду.
Во дворце царила необычная тишина, и молодой человек сразу же догадался, что его родители поссорились. Увидев заплаканную, с опухшими глазами мать, он понял, что размолвка гораздо серьезнее, чем он предполагал.
Она поспешила обнять его, а затем, отстранившись и оглядев сына, со свойственной матерям гордостью подумала, что он не мог бы быть более красивым, даже если бы захотел.
– Очень печальные новости, Том, – наконец заговорила леди Мэй. – Твой отец три раза допрашивал Дженну Мист, и она призналась, что приворожила Бенджамина, но отрицала, что вызвала пожар и последовавшие за ним смерти. Он, однако, считает, что Дженна должна предстать перед судом, и отправил ее в Хоршемскую тюрьму.
– О, Господи, – промолвил Том, усаживаясь рядом с матерью. – Что же нам делать?
Им все сильнее овладевала мысль, что он должен способствовать освобождению Дженны, чтобы иску пить какую-то давнюю вину.
– Том, я думаю, что ты единственный, кто в состоянии убедить Мауд изменить показания. Старая сплетница всегда питала к тебе слабость, и я думаю, что ты мог бы уговорить ее отступиться.
– Ты действительно так думаешь?
– Попытка не пытка. Нужно делать все возможное. Что говорить, я так обеспокоена, что даже подумываю обратиться за помощью к Роберту Морли.
Том задумчиво поглядел на мать и покачал головой.
– Я не уверен, что он тот человек, к которому следует обращаться.
– Почему ты так говоришь?
– Мама, у меня всегда было чувство, что в этой женщине, Деборе Мейнард, есть что-то дьявольское. Я не верю, что она могла так долго прожить в Глинде и не стать любовницей господина Морли.
– Том, нельзя говорить такие вещи! Это клевета!
– Тем не менее, представь, однажды я солгал ради этой девушки. Она упросила меня сказать ее родителям, будто из-за несчастного случая провела ночь во дворце. Я в жизни не был в более дурацком положении. Конечно, я тут же начал заикаться, и папаша Вестон смотрел на меня так, будто это я совратил его проклятую дочь.
Даже при воспоминании о той сцене речь Тома стала более затрудненной, и матери приходилось делать усилие, чтобы понять его.
– Да, но и Мейнард, и Кэсслоу – арендаторы господина Морли, и я думаю, мы должны поставить его в известность о случившемся.
– Хорошо. Если ты настаиваешь, я съезжу к нему.
– Да, прошу тебя, Том, будь так любезен.
– А что же Мейнард? Ты ничего не сказала о нем.
При упоминании этого имени леди Мэй вздрогнула и побледнела.
– Не приближайся к этому человеку, в нем есть что-то ужасное. Мне кажется, Том, что он сам устроил пожар, а потом взвалил вину на Дженну. Я думаю, что он сумасшедший.
– Но если то, о чем ты говоришь, верно, то он не настолько безумен, чтобы не суметь сообразить, как безнаказанно уничтожить двух женщин.
Леди Мэй тяжело вздохнула, вдруг показавшись сыну постаревшей.
– Судьба против Дженны, Том. Боюсь, что все наши попытки помочь ей обречены на провал.
– А что думает ее муж?
– Бенджамин? Я не знаю. С тех пор, как Дженну увезли в Хоршем, он исчез.
– О-о, моя дорогая, – покачал головой Том, – хотелось бы мне знать, что он собирается делать. Боюсь, что он замышляет что-то недоброе.
– Кто знает? – еще раз вздохнула леди Мэй. – Кто знает?
Приоткрыв рот, Ричард Мейнард дремал, сидя возле очага. Из накренившегося стакана, который он держал в руках, лилась тонкая струйка вина, стекая по его ногам. В нем с трудом можно было узнать того человека, каким он был еще год назад. Тогда, если бы не мертвенно бледная кожа и не чересчур красные губы, он мог сойти за интересного мужчину, но теперь изменился до неузнаваемости. В выпученных глазах появился тусклый стеклянный блеск, на полуоткрытых оттопыренных губах пузырилась слюна, светлые волосы свалялись и превратились в грязную паклю. От Ричарда за версту несло отвратительной смесью пота, мочи и немытого тела, а одежда выглядела так, будто он спал в ней уже год.