Успение святой Иоланды
Шрифт:
что-то вроде "ет Армана Без Жаннет". Зато на другой красовался серебряный щит с тремя зелеными ветками - родовой герб Лавердьеров.
– Кровь Господня!
– только и мог вымолвить герцог, снова переворачивая кулон надписью вверх. По его лицу было видно, что он лихорадочно пытается сообразить, как кулон с его гербом мог оказаться у этой странной монахини с отнюдь не монашескими манерами... и главное, кто такая эта Жаннет, без которой он некогда жизни себе не мыслил.
– Что, папочка? Стареешь? Память подводит? Ладно уж, так и быть, я тебе напомню, чтоб ты зря не мучился. Армия Колиньи.
Семидесятый год. Монтобан. Трактир "Королевская селедка".
Трактирщик
Оставил старому Латуру денег... а Жаннет - кое-что другое. Когда деньги кончились, а у красотки раздулось пузо, благочестивые родители вышвырнули ее вон. у, а дальше все было так, как оно всегда бывает...
– Так вы... ты, Маргарита... ты - мое дитя! Мое и Жаннет! И ты вмешалась в это дело...
– ...Потому что Иоланда была моя сестра! А я и не знала, что у меня сестренка есть. Только раз, когда в ризнице помогала окна мыть, увидела чашу с таким же гербом. Спрашиваю у матери Августы, кто, мол, такую красоту пожертвовал. А она, этак свысока: его светлость монсеньер герцог де Лавердьер, у нас его дочь воспитывается! Потом сестра Винсента мне ее показала, издали. Им ведь не разрешают с монашками водиться, особенно с теми, кто из простых. А уж со мной и подавно. Селина на меня шипела, как гнездо змеиное. Представляешь, с десяти лет жить одной, на улице, знать, что у тебя никого нет в целом мире... а потом узнать, что у тебя есть сестра, добрая, красивая... герцогиня... и что ее оставят без ужина, если увидят, что она с тобой, с "аббатисиной девкой", говорит. И я не подходила к ней - не хотела, чтобы ее из-за меня наказывали и голодом морили. А ведь Иоланда могла остаться в живых, если бы я ей хоть немного рассказала, что такое мужчины!
Она бы послала аббата подальше вместе с его винцом из Рима... и сейчас спала бы себе спокойно в своей постельке... Ты понимаешь, папаша? Она бы живая была... пусть и совсем не святая... и не такая невинная...
– о, Маргарита... мне жаль... о теперь мы уже ничего не сможем сделать. ичего, дитя мое.
– Ладно, папаша.
– Маргарита так посмотрела на герцога, что тот почувствовал себя полным ничтожеством.
– адеюсь, ты не все улики отдал этим дьяволам?
– ет, Маргарита, только склянку... Остальное спрятал...
– Значит, у тебя осталось хоть что-то от прежней храбрости.
Слушай, у тебя запасная одежда есть? Я ведь всего-то на полголовы тебя ниже, а сложением вся в тебя.
– Герцог недоуменно уставился на нее. Давай, давай. Так нужно. е бойся, тебя я не впутаю ни во что.
– Посвети мне.
– Из дорожного сундука, стоявшего в углу, Лавердьер вытащил камзол и штаны гранатового шелка, черный бархатный плащ, сорочку, вышитую перевязь...
– Давай сюда.
– Маргарита приложила к талии штаны.
– Сойдет. И сапоги давай... вроде, впору, - ты ведь обратно все равно в карете поедешь, так на кой черт тебе ботфорты со шпорами?
– Может, ты и шпагу у меня отберешь?
– Зачем? А впрочем, стоило бы... Я умею драться на шпагах - поневоле научишься, когда живешь среди вояк. Только сейчас нужна не шпага... а лучше всего - тот, Гаспаров, кинжал... с распятием. Он-то у тебя цел, надеюсь?
Герцог молча вынул из кармана распятие и показал Марго. Она взяла его и несколько раз, проверяя, щелкнула кнопкой.
–
– Маргарита, ничуть не стесняясь отца, как не постеснялась бы и любого другого, будь он хоть сам главнокомандующий, сняла монашеское платье и надела мужской наряд. "у, папочка, как я выгляжу?" - герцог обернулся, и увидел перед собой высокого крепкого юношу, загорелого, черноглазого, который обеими руками пытался пригладить непослушные темные кудри. Красивый малый...
настоящий дворянин. астоящий Лавердьер, черт возьми! Вот только бедра надо бы поуже, и грудь поменьше...
– Ты красивая, Маргарита. Очень красивая. Если бы у меня был такой сын, как ты!
– Ладно, батюшка. Полюбовался и хватит.
– Марго поверх штанов и камзола набросила рубашку грубого холста и черное платье, снова превратившись в монахиню. Потом, задрав подол, обмотала вокруг талии свернутый плащ, в карман штанов засунула свернутую перевязь, а в другой спрятала распятие с кинжалом. Села на подоконник. Распахнула окно.
– Hу, я пошла. Спасибо, папочка.
– Постой!
– Герцог схватил ее за рукав.
– Что ты задумала?
– Сделать наконец то, что должно быть сделано. Когда у клиента пусто в пороховнице, девке приходится потеть за двоих.
– о подожди, Маргарита... Ты же не можешь так уйти... Теперь... Маргарита взглянула на него... потом кинула быстрый взгляд за окно... на дверь... и вдруг бросилась Лавердьеру на шею, прижавшись к нему всем телом. Прошептала в самое ухо: "Обними меня, папочка, да покрепче!". И Лавердьер обнял Маргариту, - обнимая вместе с ней, живой, и красавицу Жаннет, некогда подарившую ему счастье и за это сгнившую в общей яме на кладбище для бедных, и Иоланду, чье лицо сейчас еле просвечивало сквозь слой воска, будто бледный лик привидения.
– Маргарита, Маргарита, мое ди...
– Он не успел договорить: Марго закрыла ему рот поцелуем - она целовала его не как отца, а как любовника! Льнула к нему всем телом, елозила руками по плечам, по спине, гладила волосы, прижимала к себе, не давая вырваться. аконец отпустила.
– Маргарита... ты... ты - что? Ведь я же...
– Да, ты - мой папаша. Знаю. А вот отцу Эрве это совершенно незачем знать.
– Эрве? о он...
– Подглядывал. В замочную скважину. И, наверняка, подумал, что ты решил поразвлечься, - он ведь по себе людей меряет! А вот теперь - я пошла.
Уже стоя на трельяже, Марго шепнула отцу: "Эрве намекал Гаспару, что прегрешение должно кануть в небытие вместе со всеми, кто может рассказать о нем. Сегодня в церкви Эрве опять дал Гаспару нож. Мой тебе совет, папочка: не поворачивайся спиной ни к одному, ни к другому!" С этими словами она ловко спустилась на землю и исчезла во тьме, благо, луна успела зайти за тучи...
... По тропинке вдоль стены Марго добежала чуть ли не до самой конюшни, потом, нырнув в узкий проход между птичником и коровником и миновав огород, оказалась возле спального корпуса.
икто не заметил, как она влезла в свою келью через окно. Задрала платье и вытащила из кармана распятие. Выудила из печной трубы отмычки. Тихонько подкралась к двери. Прислушалась. Осторожно открыла дверь, огляделась коридор, как ему и полагалось в это время суток, был тих и пуст, только из кельи напротив аббатисиной слышался могучий храп матери Августы. Марго тенью скользнула к аббатовой двери. Заглянула в замочную скважину - темно. Спит, гадина. Что ж, тем лучше. Тихо щелкнул замок, поддавшись отмычке. Бесшумно повернулась на смазанных петлях дверь.