Успеть. Поэма о живых душах
Шрифт:
Тетя Тоня и Галатин переглянулись.
— Не помнит, — сказала тетя Тоня. — Вот беда-то, на глазах увял человек. Какой был умный, я прямо гордилась, что такой сосед у меня. Хорошо, Женя не видит, что с ним стало. Можно сказать — инвалид по памяти. Но хоть ходячий, большое счастье, если вспомнить, как мама твоя лежала. Не дай бог мне так же слечь, Славик у меня погибнет сразу же, ничего сам не умеет. Господи, убереги!
Она перекрестилась на кухонную потолочную лампу и утерла глаза.
Руслан Ильич словно и не слышал, вдумчиво ел яйцо, закусывая его хлебом.
Тут позвонил Иван Сольский, сказал, что подъезжает к дому. Галатин вручил тете Тоне ключи и деньги. Добавил не в зачет тысячу:
— Это на йогурт и еще на что-нибудь, если попросит.
— Купим, не волнуйся. Ты когда едешь-то?
— Как раз сейчас решаю.
Галатин вышел, когда Иван подъехал на старом, заляпанном грязью джипе. Или это не джип, а как они называются? — универсал,
Подойдя к машине, он открыл дверцу и увидел перед собой смеющегося Ивана.
— Вот и все так путаются, — сказал тот. — Видят же, что я справа, а все равно эту дверку открывают. Садись с той стороны.
Галатин понял: у машины Ивана руль справа. Редкость для Саратова.
Зашел с другой стороны, сел, поехали. Галатину странно было сидеть слева, где обычно водительское место.
— А почему такая, Ваня? — спросил он. — Если бы в Сибири, на Дальнем Востоке, там, я читал, таких половина, а тут, я вижу, ты один.
— Не один, но с правым рулем у нас мало, это да. Ты разве раньше не ездил со мной, не знаешь? Это у меня уже третья праворукая. Почему? Потому что чистая японка. Ей двадцать лет, но я ее до ума довел, и она еще лет пять откатает без фокусов. На миллион километров до убоя рассчитана. А сейчас они делают — на двести тысяч, на сто пятьдесят. Чтобы быстрее запахал ее, выкинул или продал по дешевке и купил новую.
— Нечестно, — осудил Галатин.
— А что честно, Вася? Что где честно? Я вот эту машину, с которой ты поехать хочешь, запущу в рейс, и на этом все, сворачиваю лавочку. Достали!
— Чем?
— Да всем!
Иван крутанул головой, сморщился и цокнул языком, такой кислой для него была эта тема.
А голова у него была крепкая, коротко стриженная, лицо грубовато-энергичное, с резкими чертами, умными темными глазами, всегда, сколько помнит Галатин, немного насмешливое, но насмешка эта с горчинкой, а горчинка — от хорошего знания жизни. Такие лица, должно быть, бывают у отставных генералов, наблюдающих, как разваливается армия, которой они командовали.
Правда, Иван, насколько известно Галатину, отставным в этой жизни быть не собирается, всегда ворочал большими и малыми делами, поэтому и печально чувствовать его огорченное настроение. А сравнение с генералом объясняется тем, что Иван когда-то был военным, офицером, но по какой-то причине из армии довольно быстро уволился. Галатин никогда не расспрашивал об этом, а сейчас вдруг захотелось узнать.
— Ваня, а ты вот в армии служил и ушел, почему?
— Чего это ты вспомнил? — удивился Иван.
— Просто интересно стало.
— Ничего интересного. Да и долгая эта история. У меня брат двоюродный в Москве кино снимает документальное, подбивал меня: давай фильм сделаем про твою жизнь. Ты, говорит, в кадре, произносишь монолог, а я добавляю хроники. Целая эпоха, вроде того, получится. Даже название придумал: «Как меня убивали».
— Эффектно.
— Да уж. Я с Татьяной посоветовался, с женой, она говорит: тебе что, нужна такая слава? И люди, про которых говорить придется, они же реальные, могут обидеться. И я отказался. Убивали, не убивали, но по результату я до шестидесяти шести дожил, троих детей вырастил, внуков пятеро, всем до сих пор помогаю, можно гордиться.
— А что, правда — убивали? Ты не рассказывал.
— Не спрашивал, вот и не рассказывал. Могу изложить, если хочешь. Нам ехать полчаса, как раз успею. Тезисами. Или эпизодами. Как в «Звездных войнах». Вот тебе эпизод первый: я после школы, как ты знаешь, поступаю в химучилище, которое потом переименовали в СВВИУХЗ [3] , а потом сделали какой-то институт исследовательский на этой базе, сейчас и его нет, ликвидировали. Поступаю, учусь неплохо, меня ставят командиром взвода, и все годы я командиром взвода оставался. Что я понял? Понял, что работать с людьми умею и даже люблю. Кого кнутом, кого пряником, без зверства, но и без фамильярности. Будешь звереть — возненавидят, будешь тряпкой — не добьешься уважения. Главное, чтобы курсант видел — все, что ты с ним делаешь, ты делаешь для его пользы. Если он это видит, он зла на тебя никогда держать не будет. И мне это нравилось. Закончил училище, женился, этот счастливый момент опустим, послали в одну часть, другую, попадаю в третью, там солдат было мало, зато много техники, бензина, запчастей и прочей матчасти. Следствие? Пьянство и воровство. А я советский офицер с понятиями, я начинаю наводить порядок, и это никому не нравится. Ни солдатам, ни начальству.
3
Саратовское высшее военное инженерное училище химической защиты.
— Почему? — спросил Галатин, хотя догадался и сам.
Иван его догадку подтвердил:
— Да потому, что каждый что-то с этого воровства имеет! А у нас с Татьяной уже сын и холодная квартира в панельном доме, потому что батареи зимой регулярно отключали. Конкретно мне отключали,
— Неужели он смог бы?
— Да нет, вряд ли, только пугал, но самое интересное, что он оказался пророком насчет болота, только без его участия и через полгода, летом. Как было: встречаю в городе своих солдат. Они взяли автобус будто бы для дела, был у нас там старый автобус системы «керогаз» [4] , помнишь такие?
— Помню.
— Ну вот, и они свернули на этом автобусе к рынку, к пивному ларьку, и спокойно пьют там пиво. В форме, на глазах у всех. Я подхожу, делаю им замечание, требую вернуться в часть. Они меня посылают. Громко и при всей публике. Публика хохочет. Я иду к автобусу, чтобы уехать, они меня хватают, бьют по морде, затаскивают в автобус, везут. Явно не в часть. Один сидит у меня на ногах, другой задом на голове устроился, и обсуждают, в каком болоте меня утопить. Пытаюсь привести контраргументы — бьют. Едем, вдруг останавливаемся, я слышу — поезд идет. Переезд. А за переездом лес и болота, конец фильма. Понимаю, что у меня минуты две. И произношу речь. Если спросишь, о чем — не вспомню. Тема — ради жизни на земле, а что конкретно, вылетело из головы. Но, думаю, не хуже выступал, чем Ленин с броневика в семнадцатом году. Они начали между собой обсуждать: дело уголовное, подсудное, у пивного ларька их видели, как бы чего не вышло. С другой стороны, оставить в живых — он, сука, нас сдаст, все равно трибуналом пахнет. С этими разговорами выходят из автобуса — пиво наружу просится. Я потихоньку встаю, выглядываю — за автобус зашли. И — ноги в руки. Может, пытались догнать, не знаю, не оглядывался. Неофициально подтвердил первое место по кроссу в училище и третье по округу. Пригодилось. Являюсь в часть, пишу заявление, а они возвращаются, идут ко мне, прощения просят. Не держи зла, лейтенант, мы больше так не будем. А я зла на них не держу, Вася, я зло держу на всю эту систему, которая такие вещи допускает и даже поощряет! Подаю заявление, героев отдают под трибунал. Что началось! Ходоки ко мне пошли, как, опять же, к Ленину. Кто только за бедных мальчиков не просил!
4
«Керогазами» за чадящий выхлоп и неказистость называли автобусы марки ГАЗ-651 и более поздние модификации этого ряда, они были служебными, но водители, отвезя своих работников, часто на обратном пути подбирали пассажиров за умеренную плату. Калымщиками этих водителей именовали. Начальники и милиция закрывали на калымщиков глаза: они разгружали пассажиропоток, с которым не справлялся городской транспорт, да и водителю надо же заработать что-то сверх скудной получки. Между прочим, с детей денег они не брали. Я сам на таком полгода ездил до школы, пока не построили новую, знаю точно. А.С.
— Родственники?
— И родственники. И командир части. И замполит. И гонец из округа приезжал. Родственники просят, а начальство обещает: если дам задний ход, старшего лейтенанта тут же присвоят, если не дам, зашлют меня в Забайкальский военный округ, чтобы застрял там навечно, как Дерсу Узала, а то и самого отдадут под суд за клевету на советскую армию, я же в заявлении не только про один случай написал, оттянулся со всей душой! В Министерство обороны копию послал, думал открыть им глаза. Будто они сами ничего не знали. Знали лучше меня! В общем, я уперся. Результат: трибунал, солдатам дают сроки, начальство остается в белых мундирах, а я весь в дерьме, потому что вижу — сожрать меня хотят абсолютно все. Ладно. Отсылаю жену с ребенком в Саратов, к ее родителям, начинаю компанию по увольнению из славных рядов очень советской армии. Узнаю, что на меня заводят дело по политической статье и за хищения, которые я будто бы совершил. Советуюсь с друзьями, были у меня там из гражданских, в том числе врач, врач советует: ложись в психушку. Я ложусь, обследуюсь, выхожу, меня все равно не увольняют: у нас психи с таким диагнозом больными не считаются. И тут заместитель командира части, мужик хороший, в запас уже увольнялся с майорским званием, выше не поднялся из-за выпивки, встречает меня и говорит: зайди ко мне с бутылочкой, я тебе кое-что посоветую. Захожу, он советует: иди в библиотеку, возьми там сборники нормативных документов по содержанию техпарка твоей химической службы, много интересного узнаешь. Я иду, читаю документы и вижу, что мои машины не под моим присмотром в гараже должны стоять, а содержаться на балансе части, и командир части обязан раз в квартал лично мне отчитываться об их боеспособности. А то ведь как было: в автороте машины ломаются, они снимают запчасти с моих, я же не буду там ночевать все время, а взыскания — на меня! И вот я делаю выписки, иду к командиру части, раскладываю. Читать начальство по лени и малограмотности не любит, пересказываю своими словами. В том числе об отчетах за квартал. Сейчас я тебе, Вася, лирический вопрос задам: чего больше всего не любит власть?