Успеть. Поэма о живых душах
Шрифт:
— Нельзя.
И охранник приподнял руку, показывая на дверь, где висел листок с крупной надписью: «КАРАНТИН. ПОСЕЩЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНЫ».
— А как же узнать, как телефон передать?
— В регистратуру позвонить.
— А номер?
Охранник большим пальцем указал на стену за собой. Там был стенд с различной информацией, в том числе листок с номером регистратуры. Галатин набрал его, услышал женский голос, который, показалось, заранее был готов к неприятным вопросам и поэтому звучал недовольно:
— Слушаю!
— Я насчет Виталия Королева, Виталия Сергеевича Королева,
— Не по адресу, врачам звоните.
— А как…
Щелкнула брошенная трубка.
— Говорит, к врачам надо обращаться, — сказал Галатин охраннику.
— Само собой, — охранник глядел на планшет, ему не терпелось продолжить игру.
— Тогда я пройду на минутку? Или просто из двери — увижу кого-нибудь, позову, попрошу…
— Нельзя.
— А как врачам позвонить? Есть какие-то номера?
— Только регистратура.
— Ерунда получается: регистратура ничего не говорит, посылает к врачам, а до врачей добраться нельзя. Нелепые порядки.
— Вот уж так у нас! — сказал охранник с хвастливой иронией. Он вполне понимал, что порядки у нас, и не только в больнице, действительно нелепые, но обычно он был страдающей стороной, человеком, который сталкивается с нелепицами и не может их преодолеть, а тут, на службе, сам оказался частью нелепицы и может как-то отомстить за причиненные ему в других местах неудобства и обиды.
— Но у вас наверняка есть какие-то телефоны? Позвонить, если что-то не то?
— У меня все то, — ответил охранник и снял игру с паузы, продолжил ее.
Галатин постоял, слушая синтетическую музыку, которая теперь казалась не ностальгически милой, а раздражающе тупой и примитивной. Он уже знал, что сделает, и собирался с решимостью. Собрался. Быстрыми шагами пошел к двери, открыл ее и крикнул наугад:
— Врачи есть тут? Подойдите на минутку!
И тут же повернулся к охраннику, который громоздко выкарабкался из-за стола большим телом и направился к нему, выставил руку, предупредил:
— Без эксцессов! Я не вхожу, правил не нарушаю!
Но охранник не послушался. По тому, как он дернул руку Галатина, было ясно, что он привык иметь дело с вещами простыми и послушными — лопатами, рукоятками молотков и топоров, кирпичами и досками.
Было довольно смешно: охранник пытался оттащить Галатина от двери, рвал его руку, а Галатин крепко вцепился в дверь другой рукой и выкликал:
— Кто-нибудь подойдет? Что за бардак у вас тут?
В приоткрытую дверь была видна только часть коридора. Пахло хлоркой, санитарка в синем халате мыла шваброй линолеумный пол. Прервалась, оперлась на швабру и с интересом смотрела на Галатина, ничего не говоря.
— Что тут такое, в чем дело? — послышался голос, и появилась врачиха. Галатин узнал ее, именно она принимала Виталия и устраивала его в коридоре.
— Да отстань ты! — закричал он охраннику. — Не видишь, я уже разговариваю! Насчет Виталия Королева, которого мы с вами днем… Которого мы вам… Хватит дергать! — в бешенстве развернулся Галатин к охраннику. — Чего ты добиваешься? — И врачихе: — Скажите, чтобы перестал,
Врачиха не сказала, только посмотрела на охранника, и тот отпустил руку, проворчал что-то сквозь маску. Для вас же, так-растак, стараешься, и вы же, так-растак, мешаете работать, — не слышалось, но угадывалось в этом ворчании.
— Королев? — переспросила врачиха.
— Ну да.
Галатин, пользуясь послаблением, всунулся в дверь, посмотрел вдоль коридора. Вон там, через две кровати, была третья, он помнит, на ней лежал Виталий. Сейчас кровать есть, но пустая, Виталия нет.
Врачиха, проследив его взгляд, сказала:
— В реанимации он.
— Настолько серьезно?
— У нас все серьезно, — сказала врачиха и ушла.
Санитарка тут же начала орудовать шваброй, но орудовала при этом в направлении Галатина. Приблизилась и, не прекращая работы, сказала из-под опущенной головы:
— Помер он. В морг уволокли.
— Вы… Вот это да…А почему она… Про реанимацию?
— Потому. Статистика у них. Трое сегодня померли, перебор. Твоего завтрашним числом запишут.
— А морг где?
— За больницей. Сзади, — уточнила санитарка.
— Спасибо.
— Не за что. Только не говори, что я сказала.
— Не скажу.
Галатин закрыл дверь и пошел к выходу. Был готов сказать охраннику что-нибудь резкое и дерзкое, напомнить ему о совести и человечности, но тот уже сидел опять за столом, глядя в планшет и бойко постукивая пальцами, заставляя прыгать компьютерного человечка, и больше его ничто не интересовало.
Как только Галатин вышел из больницы, опять позвонила Лариса.
— Что там происходит? — спросила она. — Где Виталя?
— Перевели в другую палату, а меня не пускают, у них карантин, — сказал Галатин.
— С ума они, что ли, там сходят? Дайте кого-нибудь, я поговорю!
— Не с кем говорить, выгнали из больницы. Но я что-нибудь придумаю.
— Да уж придумайте! Я бы их там сейчас вверх дном перевернула!
— Я сам переверну, не волнуйтесь.
Галатину неловко было обманывать Ларису, но сказать о смерти Виталия он не мог. И надо ведь проверить сначала, может, санитарка напутала?
Он обогнул здание больницы, увидел вход в подвал с покатой крышей, с металлической дверью, выкрашенной в черный цвет. На двери была застекленная табличка, краска с изнанки облупилась, поэтому вместо слова «морг» значилось: «МО Г». Под ним самая популярная в России подпись мелкими буквами, тоже облупившимися, но по догадке легко прочитываемая: «Посторонним вход воспрещен». Под этой табличкой еще одна, металлическая, черным по белому: «Время работы с 9.00 до 18.00». Под нею еще одна, картонная, с выцветшими и размытыми буквами: «Выдача тел строго с 10.00 до 15.00». Но и этого оказалось недостаточно, внизу был прикреплен заламинированный бумажный листок: «Выдача тел осуществляется только на основании 1) свидетельства о смерти из ЗАГС 2) паспорта ответственного лица». Однако и этого не хватило, внизу кто-то крупно и сердито написал мелом: «Без оформления и не в рабочее время не звонить, никто не откроет!!!» И последним штрихом над «не звонить» было начертано «и не стучать!!!!!»