Уставшее время
Шрифт:
Забор же сносить никто не собирался. Ограждение жильцов устраивало, служа защитой от их же собственных страхов. Ведь в пустующем доме запросто могло завестись все, что угодно: привидения, тайны Удольфского замка, бомжи, беженцы из благословенных краев, криминальные личности, барабашки и полтергейст. Ворота в заборе с самого начала стояли запертыми на амбарный замок. Сметливые жильцы не долго думая вынули из забора несколько досок и с тех пор ходили в мир через этот пролом.
Митя поднялся на лифте на пятый этаж и нашарив рукой за дверным косяком ключи, отпер дверь. Это был его дом.
Поставив на кухне чайник, он вернулся в комнату и не торопясь разобрался с замками чемодана. Откинул верхнюю часть и… перевел дух.
Чемодан был плотно набит бумагой. Аккуратные стопки лежали, тесно прижимаясь друг к дружке, и совсем не были похожи на то, что он ожидал увидеть. После прощальных слов кавказца о деньгах и богатстве Митя представлял себе внутренность чемодана, выложенную тугими банковскими пачками. О каком богатстве шла речь? Немного поколебавшись, Митя приступил к осмотру.
На вид это были документы, и у него возникло ощущение, что он копается в чьем-то архиве: здесь было много папок, помеченных шифрами, туго набитых огромных конвертов, но большая часть бумаг была просто скреплена в подшивки. Он наугад вытащил одну из папок, раскрыл и полистал. Первое, что бросалось в глаза, — часто встречавшееся имя. Оно было знакомо Мите. И не только ему — всему городу и даже области; а может быть, оно было известно и в столице. Он держал в руках документы, касавшиеся одной из местных административно-финансовых фигур. Это были сведения о заграничных банковских счетах, контракты на экспорт-импорт, лицензии, описи недвижимости, показавшиеся Мите реестром наследных владений британской короны, расписки, векселя, доверенности и еще много других, неидентифицированных им бумаг — большей частью в копиях. От обилия и многозначности чисел, которыми определялись наличные и безналичные суммы в рублях и в валюте, у него зарябило в глазах. Он заглянул в самый низ стопки бумаг и вытянул оттуда небольшой конверт. Неосторожно открыв его, он выпустил на волю разноцветную стайку, широким веером разлетевшуюся по комнате. В конверте были фотографии. Митя подхватил с пола несколько штук и остолбенел, потом похолодел, а затем всерьез задумался. Фотографии демонстрировали изощренные сцены из интимной жизни вышеупомянутой публичной фигуры, совершающей ритуальные действия, которые можно было бы красиво назвать тесным сплочением и единением двух сословно-кастовых групп. Обе эти группы имели статус публичных, но недостаточно ассоциировались в народе друг с другом на этой почве. Виды, запечатленные на фотографиях, откровенно венчали этот ассоциативный ряд. Митя сложил фотографии в конверт и закрыл папку. Затем перебрал еще несколько личных досье — во всех было почти одно и то же.
Чемодан содержал оружие психологического воздействия на весь городской и областной олимп вплоть до губернатора. Было от чего прийти в легкое замешательство и беспокойство за судьбу родного города. Тем паче свою собственную.
— Вот так и становятся либо миллионерами, либо трупами, — сказал Митя и снова упаковал грязное богатство в чемодан.
Хотя, конечно, одно другому не мешает — миллионер так же легко может перейти в трупное состояние, как и простой смертный. И шансы сделать это досрочно у них примерно равны: до простого смертного проще добраться, но у небожителей и рыцарей темного капитала больше возможностей перейти кому-нибудь дорогу…
За время его бдения над зловещим чемоданом солнце поднялось уже высоко, и Митя вспомнил, что собирался сегодня за город на этюды. Он засунул чемодан в старый комод, решив повременить с вердиктом относительно его дальнейшей судьбы. Кто знает, как сложатся обстоятельства… Торопиться не стоит — на помойке, в своей родной стихии, саквояж всегда успеет оказаться.
После завтрака он принялся за сборы, экипировался попривольнее — обрезанные до колен джинсы, безрукавка, сандалии и красная бейсболка с огромным козырьком. Вид тинейджера-переростка был обеспечен; рюкзак за плечами и этюдник под мышкой дополняли зрелище, делая Митю похожим на тинейджера-переростка, подавшегося в бойскауты.
На часах было без чего-то восемь. Митя спустился во двор и направился к дыре.
— Мое почтение, Митрич, — раздалось у него за спиной. — Куда путь держим?
Это был Матвей — сосед по этажу. Нынешнюю ночь он провел, скорее всего, под одним из этих кустарничков, немного оживлявших дворовый пейзаж.
— Здравствуй, Матвей. Не жестко спалось?
Он был чрезвычайно помятым, обсыпанным земляной трухой, всклокоченным и не до конца протрезвевшим.
— А-а, — отмахнулся Матвей. — Переб-брал я вчера здорово, — он натужно икнул и затравленно огляделся по сторонам. — Мой двор — м-моя крепость, а? Так куда путь держим, друг Митя?
— За город. Поупражняться решил. — Митя кивнул на этюдник.
— Д-дело, — ответил Матвей. — Апартаменты доверяешь?
— Когда протрезвеешь. Ключи на месте. И не забудь принять ароматическую ванну.
— Обижаешь, начальник. Телевизер — он трезвость и чистоту любит, разве ж мы не понимаем.
Матвей был горьким пьяницей — из тех, что в обилии рождает земля русская. Жена давно от него сбежала, жил он один, на работе не числился и пробавлялся неизвестно чем. Но несмотря на столь суровый образ жизни, душу Матвей имел по-детски наивную и честную. Первое из этих свойств привело его однажды в Митину квартиру, а второе позволяло бестрепетно доверить ему тайну ключей за дверным косяком.
Как-то раз Матвей пришел к Мите с нижайшей просьбой. Из его путаных и застенчивых объяснений выходило, что Митя может стать спасителем его заблудшей и погрязшей души, которая пропадает без облагораживающих культурных влияний. Спасение, по словам Матвея, заключалось в допущении его к источнику облагораживающих влияний — проще говоря, к телевизору. В обмен на это Матвей пожелал предоставить свои услуги по растиранию красок и позированию.
— Готов даже в обнаженном виде, — самоотверженно выкатив глаза, предложил он.
Просьба была неординарной. Неизвестно, где он вычитал про растирание красок — наверное, в каком-нибудь историческом романе, и как ему в голову пришла жуткая идея насчет позирования, но Митю это позабавило. Он позволил Матвею смотреть в свое отсутствие телевизор. За хозяйство ничуть не беспокоился, только строго наказал трезветь перед сеансами.
2
Автобус быстро довез его до окраины города. Дальше он пошел пешком, по проселочным дорогам, через пригорки и перелески — в места, необжитые сельским хозяйством, но облюбованные в незапамятные времена археологами и искателями кладов. Когда-то здешние полустепные края славились щедрыми урожаями древностей, почти каждое лето пополнявших собрания музеев и любительских коллекций. Лет сорок назад здесь начали систематические раскопки на месте древнего городища, заложили шахты и траншеи, а встречавшиеся часто холмики и возвышенности перекопали в надежде найти языческие погребения. Но в последнее десятилетие археологическое движение в здешних местах затихло. Покой древних времен тревожили разве что энтузиасты-одиночки, с лопатами и металлоискателями в руках бродящие по окрестным лесостепям.
Митя бодро шел вперед, думая в скором времени выйти на ровное, безлесное пространство, возвышавшееся над городом и дававшее хорошую перспективу. По пути встретилась небольшая, бедная деревенька в два десятка кривых избушек. Дорога пересекала деревню ровно по центру, но проходя по ней, Митя не встретил ни одной живой души. Только в самом конце улицы ему на голову свалился петух, с громким криком вылетевший из-за высокого, заросшего боярышником забора. Вцепившись лапами в его бейсболку, петух собрался исполнить серенаду. Но Митя стащил птицу с головы. Серенада вышла скомканной и хриплой. А вслед за ней из-за забора послышались громкие и не совсем трезвые голоса.