Уставшее время
Шрифт:
Митя совершенно явственно увидел, как в глазах у него засветился желтый огонек.
— Что за камушки? — спросил Митя. А про себя подумал: «Эге!».
— Камушки… — задумчивым эхом отозвался Фаддей Фаддеич и потер подбородок. — Знаете, как это бывает: жизнь в игле, игла в яйце, яйцо в ларце… В Камнях заключена жизнь этого мира. Точнее, его время, сила времени. Когда-то они были известны на земле. Считались драгоценнее золота и алмазов. Их называли Звездными Камнями. По легенде, они упали с неба на землю, когда над ней пролетала расколовшаяся звезда. Их три. Они похожи на маленькие треугольные звезды. Три угла обозначали бессмертие, могущество, мудрость. Кто знает, одаривали они всем этим своих хозяев или это тоже легенда? Но одно известно точно — два из них
— Что будет?
— Ничего не будет, — отрубил старик. — Я вынужден откланяться — ко мне пришли. Дела не ждут, вы уж извините.
Как он мог определить, что кто-то к нему пожаловал, осталось для Мити тайной — сам он ничего не слышал. Старик, оставив его, вернулся через минуту с двумя гостями. По виду один был большой босс, второй — не то секретарь, не то телохранитель. Его босс был тощ, суетлив и имел нездоровый цвет надменно-почтительного лица — в зависимости от обстоятельств в нем, очевидно, активизировались то те, то другие мышцы, позволявшие его обладателю быть очень разносторонним человеком. Перед стариком он явственно пресмыкался. Но в сторону Мити не счел нужным направить взор и спешно проследовал за хозяином в самый дальний угол комнаты. Там, к удивлению Мити, обнаружилась дверь, замаскированная зеркалом, ведущая в другое помещение.
Некоторое время Митя гадал, какие могут быть дела у смотрителя аттракциона с воспарившим в высотах мерзавцем и какой властью обладает старик над этим пресмыкающимся павлином. И вдруг из-за зеркальной двери донесся визгливый и недовольный крик Фаддей Фаддеича.
— Как это не можете найти! Для чего у вас голова?! Мне нужны эти бумаги! Я не собираюсь выслушивать идиотские жалобы. Если так дальше пойдет, я буду вынужден принять меры в отношении вас… Да, вас! Лично. Мне не нужны кретины. Даю срок неделю, и чтобы через неделю архив был у меня.
Митя придвинулся ближе к двери.
Тощий господинчик отвечал обиженным голосом в таких же истеричных тонах:
— Фаддей Фаддеич, я делаю все, что в моих силах! Бумаги пропали вместе с Джигитом. Мои люди работают без отдыха. Но он как сквозь землю провалился! И на что вам вообще это старье? Легче собрать новые материалы. Мы это быстро устроим. Вы же знаете, Старый Перец в последний год сильно отстал от жизни. Почти не у дел был.
— Вы идиот!!! — еще сильнее взъярился Фаддей. — Можете засунуть себе в задницу ваши новые и старые материалы. Меня не интересуют ваши грязные подштанники. Мне нужна одна — слышите — одна маленькая, плюгавенькая папка из архива Переца. Старый Абрам был умнее и хитрее всех вас, вместе взятых. Он один мог заменить мне легион таких болванов, как вы, если бы только захотел. Перец занимался разысканиями древностей. Вы когда-нибудь слышали о краеуголном камне?… А о двух краеугольных камнях, ставших реликвиями храма? Ну так мотайте на свой хилый ум, остолоп: мне нужна одна-единственная папка, в которой Старый Перец хранил документы, касаемые храма и его святынь. О, почему я узнал об этом так поздно!.. Все остальное можете использовать по прямому назначению в сортире. Если по прошествии недели папки не будет у меня, можете заказывать себе красивый гроб.
Как только старик закончил гневную речь, из-за двери послышался глухой шум. Дверь-зеркало распахнулась, и оттуда опрометью выбежал секретарь-телохранитель. Он пронесся к выходу, и Митя осторожно заглянул в открытую дверь. Там на полу корчился в судорогах тощий господин. Изо рта у него хлопьями шла пена, а глаза были выпучены, как у вытащенной из воды рыбы. Над эпилептиком с брезгливым выражением лица склонился старик. Вернулся секретарь, бегавший за помощью. За ним шел человек с квадратным непроницаемым лицом. Предстоял вынос тела, и Митя предпочел избавить себя от траурного зрелища.
На асфальтовой дорожке около домика стояла темно-синяя «Ауди». Ее хозяина уже спускали с крыльца. Опытные хранители тела вставили ему в зубы короткую палку и несли осторожно, как музейную ценность. Митя отправился прочь от этого странного места, где безвредные на вид старички помыкают сильными мира сего и доводят их до приступов эпилепсии. В голове у него стояло эхо визгливого крика старика. Митя был уверен, что тот обладает гипнотическими способностями и может легко внушать чувство сильного страха и ужаса.
Он был рад, что ушел оттуда. Старик был совсем не тем, за кого себя выдавал. Было в нем что-то… необъяснимое. Будто нереальное. И, несмотря на панамку, — мефистофельское. Митя догадался, что старику нужен камень, который лежал у него, Мити, дома в потайном закоулке старого комода. Если верить словам инфернального старика, это тот самый камень, который принадлежал когда-то княжему дому Рюрика, а потом мирно почивал восемь веков в Мати-Сырой Земле. Он не дался в руки археологам, значит, ждал кого-то определенного, и не Митя им теперь владел, а камень владел Митей…
Тут он вспомнил, что находка лежит вовсе не дома в тайнике, а в кармане брюк. Митя достал камень и стал смотреть в его прозрачную глубину. Он увидел маленькую точку в центре треугольника, быстро растущую и заглатывающую его целиком. Подчинившись ее безграничной власти, Митя снова уплыл в безмятежное море забвения.
Но море не хотело его принимать. Его волны с легким шорохом настойчиво гнали его назад, и он не мог им сопротивляться. Скоро он понял, что никакого моря вокруг нет, а певучие волны лишь привиделись ему в грациозном обмане грез. Только нежный шорох был настоящим. Это шелестела на вечернем равнинном ветру высокая, густая трава, окружавшая его со всех сторон. Он сидел на зеленом бархатистом ковре недалеко от дуба, под которым лежали его вещи — рюкзак и сумка с этюдником. В руке он держал камень и пристально смотрел в него.
Митя встряхнулся, сбрасывая набежавший сон, и осмотрелся вокруг. Солнце спускалось к горизонту, тени удлинялись, равнина медленно вечерела и выцветала. На часах была половина девятого, но ему казалось, что он очень долго и крепко спал — целую вечность, и ему снился удивительный сон, в котором он прожил этот день во второй раз, и совсем по-другому.
Он поднялся с земли, спрятал камень поглубже в карман, подхватил вещи и отправился в обратную дорогу.
Около дома его встретил отдающий вандализмом сюрприз. Аккуратной пешеходной дыры в заборе больше не существовало. Вместо нее неприветливо ощерилась огромная брешь, в которой легко могли разминуться два броневика. Выломанные доски лежали в стороне. Навстречу Мите вылетел Сережа с восторженным воплем аборигена прерий. Возбужденно размахивая руками, он ввел его в курс дела. Оказалось, пролом в заборе — работа Эдика, темной личности с третьего этажа, занимавшейся бизнесом. Сегодня Эдик переполошил весь дом, приехав на новой машине (Мите показалось, что он уже слышал сегодня об этом). Его сопровождали два огромных пацана со страшными лицами (выражение Сережи). Они-то и управились с забором за пару минут, в запале отхватив от него лишние метры. Потом Эдик заперся с ними дома, а шокированной общественности, шатавшейся по двору, выставил полящика водки на обмыв.
Все это Сережа радостно вывалил перед Митей и, вцепившись в него мертвой хваткой, потянул к застолью. Сбоку дома горел костер. Заправлял всем Матвей. Рядом с ним на куске бревна сидел Егор Пантелеймоныч, худосочный, но жилистый пенсионер с беспокойным характером. Мирная жизнь на заслуженном отдыхе была для него сущим мучением, поэтому он подался в оппозиционеры. Вступил в Партию недовольства режимом (ПНР — в народе недовольных партийцев называли пионерами) и даже занял какой-то мелкоответственный партийный пост.