Усыпальница
Шрифт:
Каиафа открыл глаза и посмотрел на него так, будто видел впервые.
— Когда ты стал таким мудрым?
— Я всего лишь слуга, — ответил Малх. — Слуга мудрого господина.
Каиафа бросил на него внимательный взгляд, но в лице Малха не было и намека на насмешку. Интересно, он имеет в виду Каиафу… или кого-то еще? Может, Галилеянина?
— Было бы странно, если б Кохен ха-Гадоль стал последователем деревенского рабби.
— Возможно… но первосвященнику Израиля подобает признать Мессию, Помазанника Божьего.
— Ты…
Каиафу снова начал душить приступ кашля, но он быстро с ним справился.
— Ты хочешь сделать так, чтобы я уверовал?
Улыбка исчезла с лица Малха. Он опустил глаза.
— Я не хочу так сделать. Я думаю, вы уже уверовали, но еще не последовали за Ним.
— Как могу я пойти на такое, Малх? — Вопрос Каиафы прозвучал искренне, почти умоляюще. — Я Кохен ха-Гадоль. Я не могу сделать то, что сделал ты. Для меня это не так просто.
— Может быть. Но кто знает, почему вы стали Кохеном ха-Гадолем в такие времена?
Эта фраза была давно знакома обоим и много для них значила.
Каиафа вдруг вспомнил тунику своего верного слуги, залитую кровью. В ней он вернулся домой, когда схватили Галилеянина. И первосвященник понял, что, рассказывая о событиях того дня, Малх говорил правду. Каиафа тяжело вздохнул.
— Хотелось бы мне поговорить об этом.
«Ведь Малх всего лишь слуга. Мне нужно поговорить с кем-то таким…»
— С таким, как Никодим, — сказал он вслух и сел. — Да, Никодим. Я пойду к нему. Но сначала иди ты, предупреди его.
Слуга сделал какое-то движение, и это насторожило Каиафу.
— Что?
— Говорят, ему нездоровится. Он уже не одну неделю не выходит из дома. Говорят, он умирает.
— Никодим?
Малх кивнул.
— Что с ним случилось?
По лицу слуги было ясно, что он не хочет отвечать на этот вопрос. Каиафа не стал расспрашивать. По крайней мере, пока.
— Тогда я поговорю с Иосифом.
Малх нерешительно открыл рот.
— Что? Что с ним? — требовательно спросил Каиафа.
— Иосиф… говорят, он бежал из города, — ответил Малх.
— Как бежал?
— Говорить об этом опасно.
Кашель снова начал сотрясать Каиафу. Наконец он сел на ложе.
— Рассказывай, — приказал первосвященник слуге. — Почему Иосиф бежал из города?
Малх опасливо покосился на Каиафу, но подчинился приказу.
— Он считает, что здесь ему грозит опасность, — начал он.
— Что же ему угрожает?
— Кое-кто говорит, что Иосифу пришлось покинуть город из-за тех же людей, которые повинны в болезни Никодима.
— Повинны в его болезни? — Каиафа не верил своим ушам. — Ты хочешь сказать, его отравили?
Малх едва заметно кивнул.
— Кто? — задыхаясь от кашля, спросил первосвященник.
Малх опустил глаза и подождал, пока приступ кашля закончится. И ответил еле слышно:
— Семья первосвященника.
115
Иерусалим, Меа-Шеарим
Они даже устали от смеха, но радость переполняла сердца. Рэнд вскочил с дивана и стал ходить по комнате с каким-то особым воодушевлением.
— Фантастика, — воскликнул он. — Вот в чем нуждается наша цивилизация. Это должен испытать каждый.
Но еще больше радости доставляло ему сияющее лицо Трейси. Казалось, счастье выплескивается через край. Карлос, похоже, радовался не меньше.
— Наверное, я просто неправильно подошел к этому, — сказал Рэнд, не в силах устоять на месте. — Я, конечно, надеялся, что газеты и журналы подхватят новость о том, что обнаружен свиток Никодима. Но они не в состоянии понять его значения.
«Но почему?» — думал я.
Они не испытали того, что я испытываю сейчас, не так ли? Значит, я был не прав, когда ждал от них понимания. Когда отверг мысль о сотрудничестве с Ватиканом, компанией «Агапэ» и другими. Наверное, надо просто рассказывать об этом везде, где только можно.
— Даже Иисус говорил об этом. «Кто имеет уши слышать, да слышит!» — добавил Карлос.
— Что же это значит? — сказал Рэнд, вопросительно поглядев на него.
Карлос пожал плечами.
— Думаю, Иисус хотел сказать, что не всякий, кто слышит Его слова, может и хочет их понять. Но Он все равно говорил для всех.
— Понимаю. Ты имеешь в виду, что мне не нужно выбирать, кому рассказывать об этом.
— Именно так. Я считаю, об этом надо рассказывать всем.