Утерянный рай
Шрифт:
– Начинается взвешивание и жеребьевка участников соревнований! – раздался металлический голос из громкоговорителя.
Все выстроились во внушительную голую очередь к напольным весам. Дубравин с Палаховым с опаской поглядывали на мускулистых, крепких парней вокруг себя. После взвешивания тянули порядковые номера. Сашке достался восьмой. Седьмой – какому-то Вахиду Сулбанову.
Они вышли из раздевалки, где неторопливо переоделись в белые кимоно. Присели в зале на длинной скамейке, отполированной бесчисленными спортивными задницами. Саша нервничал. Ему хотелось хоть издалека посмотреть на своего
– Ну, кто у тебя? – спросил, шлепая губами, Петров. – Я, видишь, ногу потянул, не участвую!
– Какой-то Сулбанов. Ты его не знаешь?
– Ты! Ногу потянул?! – влез в разговор Витька. – Брешешь все! Как соревнования, так у тебя причина. Бздишь небось выходить на татами?
Мишка проигнорировал его выпад. Ответил Дубравину:
– Сулбанов – сильный борец. Он в прошлом году на городе выступал. И выиграл три схватки подряд. Его остановил только наш Яндарбек. Да и то выиграл только два очка. Просто преимуществом. Ва-за-ри! А ты-то как попал к нему в пару? Он года два занимается.
– Да я ему говорю! – опять встрял Витька. – Среди новичков он точно первое место взял бы. Нет, полез! – Витька сморщил гримасу, махнул рукой и покачал своей белобрысой головой.
Пока они так беседовали, на двух татами появились первые пары. Снова зарокотал металлический «глас судьбы»:
– На первом татами номер первый – борец с синим поясом Куаныш Сатдебеков, номер второй – Петр Путин, борец с черным поясом. На втором татами номер третий… Приготовиться номеру седьмому… номеру восьмому…
Дубравин спустился вниз с трибун и остановился у края татами, ожидая окончания схватки, чтобы выйти на ковер. На другой стороне он увидел широкоплечего, с дуб, рыжеволосого парня почему-то не в белом, как все, а в синем кимоно. Парень завязывал пояс и что-то нервно говорил стоящему рядом тренеру. Сашке что-то показалось до боли знакомым в этом уверенном облике. Где он видел этот нос с горбинкой и рыжую копну волос?
А тысячеголовый зал уже гудит, шумит, мелькает перед глазами флажками, кепками…
– На ковер вызываются…
Сашка уже ничего не слышит и не видит от волнения. Подтягивает штаны, машинально поправляет пояс на куртке. И смело шагает на татами, чувствуя только сотни остановившихся на нем взглядов.
– …Вахид Сулбанов, – заканчивает фразу металлический голос судьи.
И навстречу ему шагает с другой стороны рыжеволосый парень в синем кимоно.
«Целинное поле. Второе отделение. Бригада грачейшабашников. И он бьет в челюсть вот этому самому парню. Тогда».
Они на секунду встретились глазами на середине татами, и удивленный вопрос в глазах подтвердил, что Ваха тоже узнал его.
От неожиданности ноги стали непослушными, ватными. Потом толчок сердца – кровь побежала по жилам.
– Хаджиме! – махнул между борцами рукой, словно приглашая к схватке, судья на ковре. И пошел отсчет секунд.
Они сразу с такой дикой яростью сцепились на ковре, что зал ахнул. Обычно в
Здесь не было ничего этого. Ваха, как только понял, кто перед ним, ринулся всем телом вперед, пытаясь с ходу сбить своим весом и силой Дубравина с ног, подмять под себя, придушить.
Короткие, словно литые руки, волосатые толстые пальцы, могучий, безукоризненно ровный, что вверху, что внизу, торс. Такие же короткие, но с могучими икроножными мышцами ноги. Грудь, покрытая рыжим волосом. Копна таких же непокорных рыжих волос на голове. Крепкий, как дуб, он в эти минуты был чем-то похож на медведя. И сила в нем была такая же. Ведь за этим обличьем скрывался могучий скелет с жесткими, как капроновые тросы, сухожилиями, широкими костями и тяжелыми плотными мышцами. «Качественными», как говорят в таких случаях знающие люди. Если учесть, что до секции дзюдо Сулбанов выступал в вольной борьбе, то ясно было, что Сашке достался грозный противник. Мужчина. Но если внимательнее приглядеться, то, несмотря на уже пробивающуюся рыжую щетину, в лице Вахи было что-то детское, наивное, как и у многих чеченских ребят – детей природы и обычаев.
Дубравин хорош по-другому. Он выше Вахи на голову, атлетически, но пропорционально сложен – широченные вислые плечи, узкие бедра, могучая грудь. Эта разница сразу сказалась на характере схватки.
Они сошлися – лед и пламень. Если проще, то это было похоже на битву гусеничного трактора с подъемным краном. Ваха, как трактор, с разбега налетел на Сашку, толкал, теснил его к краю татами, стремясь захватить своими руками его ноги, а потом подмять его под себя, перевести борьбу в партер, где он, безусловно, имел бы преимущество за счет веса и силы. Дубравин же уходил от захвата, лавировал, стремясь поймать противника на прием, поддернуть вверх налетающую на него тушу, а затем бросить через спину или бедро. Пару раз ему даже почти удавалось это. Но тяжесть тянула вниз, не давала воспарить «синей птице» над татами. «Ох и трудная это работа – из болота тащить бегемота!»
Они оба уже взмокли. Более того, едкий пот лился у Дубравина со лба, застревал в бровях, а теперь уже и проникал в глаза. Он машинально смахивал его со лба. Прозрачные капли падали на ковер.
Куртки кимоно, в которых они выступали, измялись, вылезли из-под поясов. И судья то и дело останавливал схватку, заставлял привести себя в порядок.
Прошла почти половина отведенного времени. Но преимущества ни у кого еще не было.
На соседнем татами двое новичков еле возились. И судья уже объявил им «чуй» – замечание за пассивность.
Дубравин искал какой-то нестандартный ход, который должен был изменить ситуацию. Пока он лихорадочно в уме перебирал варианты, тело автоматически работало. Руки хватали, тянули, ноги подсекали, обвивались, бедро подворачивалось. Наконец он решил: «Теснит, гад! Попробую бросить через спину с упором ноги в живот. Конечно, прием экзотический. Для кино. Но что делать? Или я его перехитрю и выиграю. Или он задавит меня весом. В партере он будет явно сильнее. Эх, кто бы подсказал? Никого нету. Абдуллаевич судит на другом ковре. Ребята заняты своими делами…».