Утешение странников
Шрифт:
Через десять минут, как будто привлеченные ее одиноким присутствием, в кафе появились другие посетители и заняли еще несколько столиков: к ее официанту присоединился еще один, и оба они не стояли без дела.
Она потягивала горячий шоколад и смотрела на большой собор на другом берегу канала и на сгрудившиеся вокруг него дома. Время от времени машина, проезжавшая по набережной, ловила лобовым стеклом солнце и посылала ей над водой солнечный зайчик. Людей на таком расстоянии было совсем не видно. Затем, поставив на стол пустую чашку, Мэри оглянулась и увидела на балконе Колина, одетого: он стоял и улыбался ей с расстояния примерно шестьдесят футов. Она радостно улыбнулась ему в ответ, но, когда Колин чуть-чуть поменял позу, как будто переступив через что-то невидимое у себя под ногами, ее улыбка застыла, а потом и вовсе исчезла. Она озадаченно посмотрела
Остаток дня прошел точно так же, как и предыдущие три: они ушли из кафе и вернулись в номер как раз к тому времени, как горничная закончила уборку. Они столкнулись с ней в дверях, одной рукой горничная прижимала к себе ком грязных простыней и наволочек, а в другой несла корзину для мусора, наполовину заполненную бумажными обертками и обрезками колиновских ногтей. Чтобы пропустить ее, им пришлось прижаться к стене, а потом они слегка смущенно ответили на ее вежливое: «Доброе утро». В постели они оставались менее часа, два часа провели за ланчем, вернулись в постель, на сей раз для того, чтобы поспать, проснувшись, занялись сексом, потом немного полежали, приняли душ, оделись и просидели всю оставшуюся часть вечера, до и после ужина, у себя на балконе. Все это время Мэри выглядела чем-то встревоженной, и Колин несколько раз пробовал заговорить на эту тему. Она соглашалась, да, что-то не так, но это где-то в подсознании, так что не докопаешься, объясняла она: словно видела яркий сон, а потом не можешь вспомнить. Вечером они решили, что попросту засиделись на месте, и стали строить на завтра планы: сесть на пароходик и съездить на другую сторону лагуны, на тамошнюю песчаную косу с пляжами, выходящими в отрытое море, куда все здесь ездят купаться. Засим последовал долгий и блаженный разговор — они только что выкурили очередной косячок — о плавании, о том, кто какие предпочитает стили, о сравнительных достоинствах рек, озер, плавательных бассейнов и морей, с попытками как можно точнее определить природу той притягательности, которой обладает для человека вода; не память ли это о наших древних морских предках? Тема памяти снова заставила Мэри нахмуриться. После этого разговор утратил связность, и они отправились в постель раньше обычного, вскоре после полуночи.
В половине шестого утра Мэри проснулась с криком, который, видимо, был уже не первым, и села. Сквозь ставни просачивался блеклый сумеречный свет, и те предметы обстановки, что посветлее, уже можно было различить в темноте. Из соседнего номера донесся звук человеческого голоса, а потом включили или выключили свет. Мэри обхватила руками колени, ее била дрожь.
Колин тоже проснулся. Он протянул руку и погладил ее по спине.
— Страшный сон приснился? — спросил он.
Мэри дернулась и отшатнулась от его прикосновения. Когда он снова дотронулся до нее, на этот раз положив руку на плечо так, словно собирался уложить ее обратно, рядом с собой, она вывернулась и встала с постели.
Колин тоже сел. Мэри стояла у изголовья и пристально смотрела на вмятину в его подушке. В соседнем номере кто-то прошел через всю комнату, дверь отворилась, шаги послышались уже в коридоре и разом оборвались, как будто человек остановился, чтобы как следует прислушаться.
— В чем дело, Мэри? — спросил Колин и попытался взять ее за руку.
Она отстранилась, но взгляд ее остался прикованным к его лицу, встревоженный и отстраненный, как у человека, который с вершины горы наблюдает за катастрофой. В отличие от Мэри Колин спал голым, и теперь, нашаривая рубашку и поднимаясь с кровати, он зябко поеживался. Они стояли и смотрели друг на друга, а между ними белела пустая постель.
— Ты здорово испугалась, — сказал Колин и начал обходить кровать.
Мэри кивнула и двинулась к застекленной балконной двери. Шаги в коридоре пошли по удаляющейся, хлопнула дверь соседнего номера, скрипнули пружины и щелкнул выключатель. Мэри вышла на балкон.
Колин наскоро оделся и пошел следом.
— Ты такой красивый, Колин, — прошептала она.
Колину внезапно пришла в голову очень простая мысль, и он резко развернулся к ней.
— Ты ведь не бредишь, Мэри, правда?
Он сделал шаг по направлению к ней, и на сей раз, вместо того чтобы пятиться, она прыгнула вперед, обхватила его руками за шею и принялась отчаянно целовать в лицо и в голову.
— Я так перепугалась. Я тебя люблю, и я так перепугалась, — запричитала она.
Тело ее напряглось, ее начала бить дрожь настолько сильная, что застучали зубы и она уже не могла больше говорить.
— Что случилось, Мэри? — быстро спросил Колин и крепко обнял ее.
Она тянула его за рукав рубашки, пытаясь опустить его руку вниз.
— Ты действительно проснулась, совсем-совсем? Тебе приснился страшный сон.
— Прикоснись ко мне, — сказала наконец Мэри. — Просто прикоснись ко мне.
Колин отстранился и осторожно встряхнул ее за плечи. Голос у него стал хриплым.
— Ты должна мне рассказать, что с тобой происходит.
Мэри как-то вдруг успокоилась и позволила увести себя в комнату. Она стояла и смотрела, пока Колин перестилал постель. Когда они легли, она сказала:
— Прости, что напугала тебя, — поцеловала его и потянула его руку вниз, к себе между бедер.
— Перестань, — сказал Колин. — Расскажи мне, что случилось.
Она кивнула и откинулась на подушку, подсунув под голову руку.
— Прости, — через несколько минут снова сказала она.
— Так что все-таки случилось? — сквозь зевок спросил он, но отвечать Мэри явно не торопилась.
В сторону доков с низким вибрирующим звуком прошло судно. Когда звук затих, Мэри сказала:
— Я проснулась и кое-что поняла. Если бы до меня дошло днем, меня бы это так не напугало.
— Ага, — сказал Колин.
Мэри подождала.
— Ты не хочешь знать, о чем идет речь?
Колин пробормотал что-то утвердительное. Мэри опять выдержала паузу.
— Ты не спишь?
— Нет.
— На той фотографии у Роберта был ты.
— На какой фотографии?
— В квартире у Роберта я видела фотографию, и на ней был ты.
— Я?
— Снимок, скорее всего, сделали с лодки, на некотором расстоянии от кафе.
Нога у Колина резко дернулась.
— Я такого не помню, — сказал он через некоторое время.
— Ты засыпаешь, — сказала Мэри. — Проснись, пожалуйста, хотя бы на чуть-чуть.
— Я не сплю.
— Когда сегодня утром я сидела в кафе, я увидела на балконе тебя. И все никак не могла сообразить. А потом проснулась, и до меня дошло. Роберт показывал мне ту фотографию. Колин? Колин?
Он лежал совершенно спокойно и еле слышно дышал.
Глава восьмая
Хотя день выдался самый жаркий за все проведенное ими здесь время и небо в зените казалось скорее черным, чем синим, море, когда они в конце концов спустились к нему по оживленной, сплошь застроенной ресторанчиками и сувенирными лавками улице, было маслянисто-серого цвета, и по его поверхности еле заметные дуновения бриза взбивали и гоняли клочья грязновато-белой пены. У кромки воды, там, где разбивались о соломенного цвета песок миниатюрные волны, играли и вопили дети. Чуть дальше виднелся одинокий пловец, выпрастывающий из воды попеременно то одну, то другую руку, но большая часть той огромной толпы, которая тянулась по обе стороны от воды и исчезала в знойном мареве, собралась здесь только для того, чтобы пожариться на солнце. Большие семьи, сгрудившись вокруг складных столиков, готовились к трапезе, выставляя блюда с ярко-зеленым салатом и темные бутыли с вином. Мужчины и женщины, пришедшие на пляж поодиночке, лежали ничком на полотенцах, их намазанные маслом тела глянцево блестели. Из транзисторных радиоприемников неслась музыка, и время от времени, перекрывая даже гомон резвящихся детей, раздавался характерный, на нисходящей интонации, родительский окрик: имя ребенка.