Утиная охота
Шрифт:
– Эй, батя, – окликнул меня сын Алеша, – Выходим с поля. Пора домой.
– Хорошо, иду.
– Вот, взял двух уток. Сергей тоже добыл утку.
А вот мне удача не далась, да и если честно, то и не хотел в этот вечер стрелять. Вечерняя заря, «утиный сад», вчера сам отохотился, а сегодня сын и друг нашли свою охотничью удачу. Так, как же не радоваться. Вспомнил такие короткие, но с таким глубоким смыслом несколько строк поэтессы Анны Ахматовой: «И воздух пьяный как вино и сосен розовое тело… в закатный час обнажено.
Как-то раз присел к старейшим мужикам в родной деревне. Шляхетские охотники и рыбаки травили байки, на разные тему. Разговорились! В их голосах какая то грусть, они вспоминали родные места, как они изменились: нет сенокосов, нет выпаса
«Выход есть, единственный, – сказал дед Юлись, – была бы работа, мой внук вернулся бы в родные края, не пропало бы мое селище». «И наши, и наши дети нашли бы тут себя, – зашумели мужики на завалинке».
«Вот тебе и утиные истории», – подумал я.
– Идем, – позвал меня мой родственник Володя Рай. – Ты просил меня сделать кладку через канаву, так все сделал. Пойдем, покажу.
– Нет времени, у меня к сожалению, Володя… молодец, что не подвел, я так понимаю, что в том месте, где я показал.
– Да, также хочу тебя предостеречь, переходи осторожно. Там колок стоит, с ольхи срубил.
– Хорошо.
Через пару дней сам был в Хвойках. В густой сплошной массе кукурузы, а потом и тростника действительно шла тропа. Она вела прямо к переходу на канаве. Ружье за плечо… колок в руку и тихонько перебрался на заветный берег. Дальше по знакомой тропинке, по краю поля и высоким земляным валам, заросших дикой малиной и облюбованы лисьим выводком вышел к заветной широкой копани. Повеяло прохладой. Ежели утки прятались в камыше, что рос по бокам канавы, то можно к ним подобраться вплотную. Но зачем? И так уже можно стрелять!
Впереди, недалеко от меня тихо крякнула утка. Остановился и замер. Какая-то тяжесть сдавила мне грудь, комок к горлу. И словно птичка в руках, трепещет мое сердце. Счастье зачастую оказывается совсем не там, где его ждешь, только потом понимаешь, что в те далекие дни, в том месте и с тем друзьями ты был по-настоящему счастлив.
– Иди, нет, подожди, – шепчет мне «шептун», опять в голове. Еще пару шагов и я замираю: десятка два крякв сидят не более двадцати шагов от меня, некоторые собрались в кучку и дремлют, а часть разбрелась по всей копани. Меня не обнаружили. Вдруг раздает крик сороки, затрещала у меня прямо над головой. Ах ты каналья, все-таки нашла. Не шевелюсь, лицо вниз прячу. А назойливая птица, села недалеко на куст рябина и голосит не своим голосом. А вот и подмога. Еще две сороки прилетели и затрещали. То взлетят, то снова сядут недалеко от меня и трещат, что трещотки. Я хотя и не понимаю их язык дословно, но за долгие годы охотничьих странствий догадываюсь: «Гвалт, человек с ружьем, спасайся, кто может», – кричат воровки. Утки вздрагивают, вытягивают шеи и тревожно оглядываясь сбиваются в кучу посреди копанию. Полетят! Нужно стрелять. А уток становится больше, чем я увидел сразу. Выплывают со всех сторон. Руки так и чешутся: «Как выстрелю сейчас в кучу, море трофеев будет… ага, а подранков-то сколько будет, – подумал я. – Нет, конечно же нет, да и зачем столько сразу. Уже и так восторг и блаженство испытал, охотничью радость от такого количества утки. Медленно поднимаюсь во весь рост с травы и делаю шаг к копани. На воде легкое замешательство птиц. Раздается громкое хлопанье крыльев и стая с водной глади копани, вздымается, взрывается вихрем в небо. Еще одна стая поднимается из-за камыша, после моего выстрела. Один селезень остался плавать на воде.
Вторая утка падает на воду. А где же сороки& Улетели, ладно, нужно возвращаться назад. Ибо на кладке с утками и ружьем в темноте можно свалиться в глубокую канаву. Ой, как не хочется! Туман поднимается густо, как дым при сжигании сырой ботвы картофеля на огородах. Но я уже выбрался на поле. А тут мне закрой глаза, приду ровно и правильно в ту калитку, что уже сорок лет меня ждет в заборе дома моего отца. Пролетели минуты охотничьей радости и страсти. Опять будни. Опять дорога ждет меня. Но греет душу мне та сказка, как маленькой моей внучке Дарье, которая так тяжело привыкает к детскому садику и просит «дядю начальника» уволить маму с работы; что будут опять выходные, и дома меня никто не застанет.
Глава 2 Второй патрон
Три осенних месяца: ласковый сентябрь, дождливый октябрь и холодный ноябрь. Природа готовится к длительному отдыху. И если начало осени еще дружелюбно тешит ласковыми лучами бабьего лета, очаровывает красотой золотых красок, то со второй половины осени погода значительно портится и небо затягивается серой пеленой моросящих дождей. Началась грибная пора. И мы с женой Марией также собирали боровики и подосиновики. Красные шапочки подосиновиков привели меня ближе к Цыганской гребле. А дальше заросли широкой лозы, вода, купины заросшие осокой.
– Смотри, волны в лозе, – позвала меня жена.
И точно. Думаю, может зверь какой перешел, но было бы слышно. Присмотрелся получше, да это утки. Вот, так удача, грибы сразу отошли на второй план. Ага, так вот куда вся утка летит с полей, в лес, подумал я и созрел план охоты. Бобры своими «греблями» гати по все лозе поставили, да и норы прорыли глубокие. В субботу, взял ружье, я пересек поле на Терепши и вошел в лес. В белесом, чуть подсиненном сентябрьском небе сияло солнце. Бабье лето радовало меня. Подходя к Цыганской гребле лес становился все выше. А вот и болото впереди. Что-то зловещее было в его просторах. Откуда-то появилась в воздухе стайка уток, настороженно облетев меня, далеко не подпустив на выстрел и скрылась за соснами из виду. Мелькнула мысль: «Кто-то на них здесь охотится». Подошел к самой лозе. Иду тихонько вдоль неё, уток нет, но перья утиного, что на утиной ферме. А где же птицы? Вдруг впереди какой то курень. В нем кто-то точно есть, сигаретный дым слышу за версту. Наверно только что, закурил сигаретку, разбойник. Кто же тут? Вот те и на, глухое место, – подумал про себя.
С куреня выходит знакомый охотник с соседней деревни Адам.
– Это же надо, и тут нашел уток, а, – здороваясь, улыбается во весь рот.
– Да случайно, за грибами, ходил, неделю назад как на уток наткнулся, – отвечаю ему.
– Так я тут уже неделю, как охочусь, – отвечает Адам.
Я-то думал, чего пролетная стайка так от меня резво отвернула. Настреляна. Да, конечно – тут дневной сад.
– Залазь в мой курень, места обоим хватит, сейчас выпущу подсадную, и будем стрелять. Утки мигом подлетят.
– Да ты шутишь Адам, – не верю ни одному его слову.
– Нет, правда. Тут самое открытое место по всей лозе, да и ряски есть, смотри, вся гладь воды ей закрыта, а воды всего по колено.
Адам был старше меня на десять лет, с возрастом эта разница как- то стерлась. Наша дружба была охотничьей, праздничной и светлой. Он никогда не сквернословил, и детей своих тоже воспитал в строгости и приучил к охоте. Заядлый и опытный охотник, очень спокойный и молчаливый, часто при наших встречах, на которых только про охоту и судачили, одной репликой останавливала молодого охотника из нашей компании, который заливал что-то совсем несуразное.