Утоли моя печали
Шрифт:
– Ну, говори, зачем звал? – Закомарный сел на край ванны. – Хочешь сделать признание?
– Хочу спросить, кто ты, Овидий? – спросил Ярослав, глядя ему в глаза. Банкир, предводитель шайки бандитов, содержатель воровской малины, вор в законе? Или сразу все в одном лице?
– Ого, сколько эпитетов сразу! – засмеялся Закомарный. – Здорово накалили тебя мои ребята!
Доктор тем временем смачивал водой засохшие ссадины на спине и коленях. Ярослав оттолкнул его руку и стал одеваться.
– Только не валяй дурака. Все обвинения
– Скоро все узнаешь, – пообещал Закомарный. – На этот счет разговор будет особый.
– Мне не нужно скоро! Не собираюсь сидеть в ваших подземельях. Говорите сейчас!
Закомарный ответить не успел: кто-то заглянул в ванную и знаком выманил в коридор. Пока его не было,
Ярослав оделся в «тюремное» и неожиданно увидел на столе скальпель. Мысль, как уйти из Дворянского Гнезда, созрела мгновенно; она витала в воздухе или была кем-то подсказана. Брать в заложники врача – шансов выбраться отсюда мало, могут принести его в жертву, а вот вернется Овидий Сергеевич…
Ярослав дождался, когда доктор отойдет мыть руки к раковине, взял скальпель и сунул в левый рукав. И это, в общем-то, не очень надежное оружие сразу вселило уверенность. Будто он сам себе задал вопрос: сможешь ли, хватит решимости? – и сам себе ответил: смогу!
И опять, как из воздуха, выстроилась цепочка действий: скальпель к горлу или сонной артерии, разоружить охрану, захватить автомат, потребовать микроавтобус, куда ввести всех женщин, после чего усадить Закомарного и поставить условие – никакого преследования в пределах видимости.
Это было сознание пилота, когда в экстремальных условиях надо решить вопрос жизни и смерти и найти единственно верный выход. Но там вся энергия разума была направлена на то, как избежать столкновения – с ведущим или ведомым на вираже, с трубой или высоковольтной опорой, наконец, с землей.
Здесь же требовалось столкновение…
Вместо Закомарного в ванную явился охранник в черной борцовке, с блестящими, клацающими нунча-ками.
– Иди вперед, – приказал он. – Прямо по коридору и на лестницу.
Ярослав пошел, слушая за спиной музыку, похожую на кастаньеты. А они отбивали каждый шаг, каждую ступень, пока на третьем этаже не последовала команда встать лицом к стене. Он встал, краем глаза увидев, как охранник открыл дверь и что-то спросил. Похоже, здесь были апартаменты Закомарного. Ярослав нащупал скальпель в рукаве и высунул из-под резинки кончик рукоятки. Брать его следовало немедленно, как только этот музыкант окажется на таком расстоянии, откуда не достанет нунчаками.
Их не впускали минуты три, и сопровождающий, верно имеющий абсолютный слух, отщелкивал время, будто метроном. После чего дверь отворилась, и сразу же остановилась музыка…
– Милости прошу, господа, – сказал Закомарный с незнакомой, благородной интонацией. – Время аудиенции – три минуты.
И пошел вперед, с ловкостью швейцара отворяя высокие двухстворчатые двери. За последними оказалась светлая – окна на две стороны – и пустая комната со старинными книжными шкафами, сквозь темные стекла которых золотились корешки книг, двухтумбовый ампирный стол с письменными принадлежностями и глобусом, да кресло в таком же стиле. В общем, типичный кабинет какого-нибудь директора гимназии прошлого века или ученого средней руки. Вероятно, вся обстановка осталась тут от князей Захарьиных.
Закомарный остановился на середине подвытертого ковра перед столом, так что Ярослав был в удобной позиции – у него за спиной, а музыкант с нунчаками замер у входа и больше не играл.
Или сейчас, или никогда…
Ярослав сцепил руки впереди и стал медленно доставать из рукава скальпель.
– Руки по швам, – шепотом скомандовал Овидий Сергеевич, не оборачиваясь, будто видел затылком.
– Мне так удобно, – тоже прошептал Ярослав.
– Когда стоишь перед престолоблюстителем, руки следует держать по швам! внушительно произнес Закомарный. – Отвечать только на вопросы и не болтать лишнего.
Справа за шкафами открылась узкая дверь, и в комнату вошел человек лет пятидесяти, в теплом суконном пиджаке – явно болезненный, словно только что встал с постели. Ярослав не узнал его, хотя видел дважды: первый раз в Скиту на берегу озера, второй – на фотографии, которую показывал Скворчевский.
– Ярослав Михайлович Пелевин, – представил Закомарный и, отступив на шаг, смотрел с выжидательным подобострастием.
Дядя Юлии приблизился к Ярославу, открыто посмотрел в лицо – на лбу его посверкивал пот, наверняка была температура.,.
Тогда, в Скиту, он показался выше и шире в плечах, да и на фотографии выглядел здоровее.
– Оставьте нас, – проговорил он тусклым, болезненным голосом.
Овидий Сергеевич развернулся, как солдат, и пошагал в двери. На сей раз «музыкант» растворил и затворил их с обратной стороны. И тут же донесся мягкий, костяной щелчок «метронома»…
– Мы с вами встречались. – Престолоблюститель сел в кресло и, достав носовой платок, вытер лоб. – Меня зовут Алексей Владимирович, я дядя Елены.
– Помню, – вымолвил Ярослав и спрятал в рукав выползающий скальпель. – Вы приезжали в Скит…
Он посидел, откинув голову на спинку кресла, выдвинул ящик стола и вынул оттуда пакет с маечкой Юлии. Медленно достал ее, развернул и положил перед собой.
«Метроном» постукивал за дверью, напоминая о времени…
– Почему эта вещица оказалась в вашем кармане? – спросил наконец Алексей Владимирович.
– Носил ее как память, как талисман.
– Каким образом вы встретились с Еленой? – Голос его вдруг очистился от болезненной хрипоты и сделался жестким.