Утоли моя печали

Копелев Лев Зиновьевич

– Вы с акустикой знакомы? В частности, с электроакустикой?

– Смутно помню школьные уроки. Двадцать лет прошло.

– А вы по канату ходить умеете?
– Нет.

– Ну, а если бы вам сказали: вот канат, пройди. Выбор один: либо идти по канату, либо погибнуть. Tertium non datur. Что бы вы делали?

– Пошел бы.

– Ну вот, видите. А изучить акустику для интеллигентного человека легче, чем пройти по канату. Вот вам книга "Акустике". Сочинил англичанин мудрец Фрезер. Кое в чем устарела, но в общем - классика, основа основ. Это моя собственная книга. Берегите как зеницу ока. И заучите, как "Отче наш". Впрочем, этого небось не знаете...

– Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет...

– Ладно, ладно! Верю. Но ведь вы, кажется, еврей? Ага, нянька учила. И меня тоже. Но в акустике никакие молитвы

не помогут. В журналах переводить начинайте со статей Ликлайдера о клиппированной речи... А потом... Впрочем, нет, пожалуй, наоборот. Сначала переведите все, что найдете здесь о visible speech. Видимая речь! Понятно? Не совсем? Ничего. Вещей на свете много, друг Горацио, что и не снились нашим мудрецам. Вот и эта вещица американская, видимо, такова. Они там сварганили аппаратуру, которая анализирует спектр звуковых колебаний. Вот, видите снимки спектрограмм вот-вот, здесь, эти волнистые тени... Можно сказать, даже изящно. Да, да, похоже на абстрактную живопись. Вы как относитесь к Малевичу и Кандинскому? "Черный квадрат" помните? Чепуха, конечно, блажь. Но что-то в этом все-таки есть. Я недавно читал, американцы придумали сочетать музыку и цвет. Представляете себе: звуковые каналы управляют источниками света. Они, так сказать, согласовали и увязали спектры цветовых и звуковых колебаний. И отнюдь не произвольно. Ведь красный и синий цвет различаются по характеру излучаемых световых волн. Должно быть, низкие звуковые частоты управляют разными оттенками красного цвета, а высокие, напротив, синими, голубыми лампами... Рояль и оркестр подключают к такой системе, управляющей разноцветными световыми сигналами, которая позволяет варьировать оттенки... Не представляю себе, как они там добиваются совпадения скоростей. Как согласуют разрешающие способности источников света и звука... А ведь это уже сама по себе интереснейшая проблема - сравнить зрение и слух, глаз и ухо. Кто быстрее и точнее различает воспринимаемые сигналы? Сейчас начало развиваться телевидение. И теперь это проблема уже не только абстрактно научная, но еще и конкретно прикладная, инженерно-техническая... Однако я увлекся и отвлекся. О чем, бишь, мы говорили? Вернемся к нашим баранам. Так вот, спектрограммы видимой речи, визибл спич. Эти картинки американцы называют "пэттерн" - узор, что ли? Проверьте по нескольким словарям. Вы помните, что я вам тут толковал о секретной телефонии?Так вот, я подозреваю, почти убежден, что визибл спич может весьма существенно помочь дешифрации мозаичных систем. До сих пор для этого служили обыкновенные осциллограммы. Но по ним сложно и кропотливо, все нужно делать на глаз, с логарифмической линейкой, высчитывать по частоколу пиков. И точность сомнительна - нелегко отделить помехи от полезных сигналов. А тут глядите: все очевидно.

Американцы пишут, будто используют свои "пэттерны" для уроков иностранных языков, отлаживают правильное произношение, и еще для обучения глухонемых. Свежо предание... Ведь почему-то опубликованы эти материалы только в 1947 году, а разработано все уже в 42-43-м годах... И схема анализа нигде толком не описана. Так, взгляд и нечто... Весьма возможно, еще и дезинформация. У них там в каждой серьезной лаборатории есть особые работники, которые редактируют материалы, предлагаемые для публикации. Редактируют именно так, чтобы не выдать главных секретов, а насколько возможно дезинформировать, дезориентировать даже специалистов. Этакие пыль-в-глаза-пускатели... Ну а мы с вами должны их перехитрить...

Вам это интересно? Не говорите, что понятно, не поверю. А вот что интересно, вижу по глазам. Красноречивые взгляды, как сказал бы писатель. Плохой, разумеется. Но мы, чекисты, умеем читать в глазах и менее красноречивых. Итак, приступайте. Hic Rhodus, hic salta. Усвоите эту теоретическую часть, покажем вам кое-какие практические диковины.

Одной из диковин оказался десятиполосный анализатор спектра. Звуковые сигналы подавались непосредственно от микрофона на входы десяти фильтров, а выходы их управляли "перьями", которые писали по движущемуся рулону розовой бумаги, пропитанной йодистым раствором. Каждое прикосновение пера оставляло след - коричневую точку или полоску. Так возникали четко видимые спектры звуковых колебаний. Десять "перьев" соответствовали десяти каналам частоты от 60 до 3000 герц. Степень затемнения "строки" позволяла судить об энергии в данной полосе.

С помощью американских журналов и непосредственных наблюдений я скоро научился читать эти спектрограммы, для которых придумал название "звуковиды". Оно привилось на шарашке,

упоминается в романе Солженицына, но так и не стало общепринятым термином.

Инженеры-заключенные Сергей и Аркадий разработали и построили новый анализатор спектра. На металлический диск натягивалась магнитофонная лента. Звуковид на такой же розовой бумаге за несколько минут прорисовывался одним тоненьким пером, но густо-густо и выглядел почти так же, как американские "пэттерны". Волнистые тени разных оттенков отчетливо передавали движение и распределение звуковой энергии по частоте, в диапазоне от 0 до 3000 герц (число колебаний в секунду).

Становились явственны переходы от одного звука к другому.

Прибор АС-2 - т.е. анализатор спектра или, по нашей расшифровке, "Аркадий-Сергей " - позволял рассмотреть такие подробности в структуре речи, которые все прежние анализаторы не могли обнаружить. Вскоре Сергей и Аркадий создали еще один прибор (АС-3), который давал более крупные, более четкие звуковиды. Постепенно я научился читать их (если была записана обычная речь, не скороговорка).

Нелегко, а то и вовсе невозможно было прочесть слова, раздробленные "мозаичным" шифратором, однако, привыкнув читать звуковиды обычной речи, я по изображениям необычной мог в конце концов установить характер, метод, а приблизительно и код шифра, т.к. явственно выделялись полосы применяемых фильтров - три или четыре - и временные доли по 100-120 миллисекунд, на которые разделялись зашифрованные сигналы.

Антон Михайлович и Абрам Менделевич были довольны. Они хвастались моим умением перед начальниками из МГБ, правительственными комиссиями, которые время от времени посещали шарашку, - им тоже показывали достопримечательность:

– А вот единственный человек в Союзе и Европе, который читает видимую речь. Только в Америке есть еще такие чтецы - один-два... Но те, разумеется, только по-английски. А русской видимой речью овладел пока он один *.

* В те дни, когда я держал корректуру этих страниц, наша юная приятельница - студентка первого курса - сдавала зачет по "формантам" речи и легко прочитала звуковид, который назвала спектрограммой.

Фома Фомич Ж., зайдя в лабораторию, снисходительно протягивал некоторым из зеков руку, показывая, насколько он высокопоставлен - может себе позволить и такое.

Однажды нас посетил замминистра, рослый, холеный красавец, в костюме, подобные которому я видел только в иностранных фильмах. Его сопровождал Антон Михайлович, более, чем всегда, любезный и говорливый. За ними шла свита, мундирные и штатские, среди которых я только минут через десять узнал Фому Фомича - он словно бы ссутулился, стал меньше ростом, худее, затерялся в кучке безмолвных или тихо перешептывающихся свитских.

В тот вечер и потом еще несколько раз меня показывали как "ученого медведя". Я просил, чтобы диктором был Солженицын, - у него хороший голос, внятное произношение. Для показательных чтений использовался только старый анализатор. На нем звуковиды получались быстрее и могли быть любой продолжительности. Новые приборы анализировали тоньше, подробнее, но в один прием только короткие отрезки по 2-3 слова.

Начальник, для которого устраивалось представление, писал на бумажке несколько слов. Текст относили диктору в акустическую будку, построенную в углу нашей лаборатории. Лента с записанным спектром раскладывалась на столе, - я выжидал несколько мгновений, пока четче проявится "рисунок" и пока диктор, выйдя из будки, займет удобное место так, чтобы я мог видеть его руку. У нас, как у карточных шулеров, был отработан свой нехитрый жестовой шифр. Я вслух называл предполагаемый звук, нанося его карандашом на рулон, не поднимая глаз, погруженный в "созерцание". Он стоял напротив. Если я угадывал точно, рука была неподвижна, если совсем не угадывал поднимались все пальцы, если предполагал не тот звук, но близкий подгибались несколько пальцев. Однако задача и впрямь была не слишком трудной в тех случаях, когда текст внятно произнесен знакомым сильным голосом.

На звуковидах были отчетливо прорисованы темными, волнистыми полосами более сильные участки спектра - форманты звуков речи. Я их назвал образующими частотами. Главная образующая (форманта) - в звонких звуках, как правило, вторая снизу, а в глухих чаще всего первая или даже единственная - непрерывно менялась, перемещалась, извиваясь и переламываясь, в звукосочетаниях, сливающихся в слоги и слова. Американцы называли ее "hub", а я пытался узаконить название "стрежень", "стрежневая образующая". (Однако даже многие из тех, кого мне удалось убедить, говорили и писали "стержень".)