Утонувшие надежды

Уэстлейк Дональд Эдвин

СОГЛАСЕН

69

Дортмундер открыл один глаз и тут же пожалел об этом. Открыл второй, но легче не стало. Он лежал в той же позе на полу в гостиной напротив телеэкрана, с которого облаченная в белый халат Рокуэлл Уэлч вещала что-то о микробиологии.

Затем в его поле зрения появились ноги в старых изношенных коричневых башмаках и линялых джинсах. Взглянув на ноги, Дортмундер осознал, что его разбудил стук открываемой квартирной двери. Затем он вспомнил все остальное: 1) Гаффи, 2) Тома (Тима Джепсона)

Джимсона, 3) наручники, 4) пиццу, за которой отправился Гаффи.

— Вот, принес, — раздался откуда-то сверху голос Гаффи.

— Отлично. — Дортмундер приподнялся, опираясь на левую руку. Правая рука торчала в кольце наручников, прикрепленных другим кольцом к батарее. Он чувствовал дурноту и головокружение и лишь теперь вспомнил, что Гаффи пошел за пиццей потому, что они выпили слишком много пива на голодный желудок.

Гаффи вскрыл пиццу прямо на полу и предупредительно придвинул ее поближе к свободной левой руке Дортмундера.

— Я еще пивка захватил, — сказал он.

— Отлично.

Презрев условности, Гаффи уселся на пол рядом с Дортмундером, и они принялись за пиццу, прихлебывая пиво и наблюдая за Рокуэлл Уэлч, пробиравшейся по чьей-то кровеносной системе. Теперь на ней был гидрокостюм, выгодно подчеркивавший соблазнительные формы, но речь шла по-прежнему о микробиологии.

Несколько минут спустя Гаффи задумчиво произнес:

— Это моя лучшая вечеринка за сорок... сколько же это будет?.. за сорок пять лет, Джон.

— Какая же это вечеринка, Гаффи? Нас ведь только двое, — заметил Дортмундер.

— Для меня два человека — целая толпа, — напомнил Гаффи.

— Понимаю.

Они еще немножко посидели в уютном молчании, а потом, когда на экране появилась рекламная заставка национальной гвардии (уже наступила поздняя ночь, а точнее, раннее утро), Гаффи с сомнением в голосе произнес:

— А может быть, Мэтт?

— Ты так думаешь?

— Не знаю. Давай попробуем.

— Эй, Мэтт! — жизнерадостно заорал Дортмундер, от всей души стараясь потрафить старику. — Что скажешь, Мэтт? Как дела, Мэтт? Эгей, ребята! Посмотрите, кто пришел! Мэтт Гаффи!

Выслушав вопли Дортмундера, Гаффи задумался и сказал, покачивая головой:

— Нет. Вроде не так.

Все дело в том, что нынче вечером Дортмундер, надеясь хоть как-то умиротворить Гаффи и тем самым облегчить режим своего заточения, сказал:

— Нам предстоит просидеть вдвоем по меньшей мере двое суток. Давай хотя бы познакомимся. Меня зовут Джон.

Тут оказалось, что Гаффи не может вспомнить собственного имени.

Впрочем, его нельзя было в этом винить. Уже два десятилетия Гаффи вообще ни с кем не общался, а до того сидел в тюрьме, обитатели которой называли друг друга исключительно по фамилиям, чтобы показать, какие они крутые мужики (невзирая на различные отклонения в сексуальной ориентации). Короче говоря, к Гаффи в последний раз обращались по имени где-то в конце второй мировой войны.

Разумеется, такой провал памяти изрядно встревожил старика, и Дортмундер вызвался помочь ему вспомнить свое имя. И теперь Гаффи проводил время, остававшееся после уроков микробиологии,

в размышлениях об именах. Каждый раз, когда ему что-то приходило на ум, Дортмундер пытался применить очередную находку, впрочем, пока безуспешно.

Через несколько минут микробиологический фильм кончился. Со второй попытки Гаффи удалось подняться на ноги, и он принялся щелкать переключателем каналов телевизора, пока на экране вновь не возникла Рокуэлл Уэлч в обличье пещерной женщины, избавлявшем ее от необходимости что-то говорить.

Впрочем, зрелищность передачи от этого нимало не пострадала.

— Может быть, Сэм?

— Эй, Сэм! Сэм Гаффи! Присоединяйся к нам, Сэм!

— Нет. Получается какое-то собачье имя.

Некоторое время спустя Дортмундер очнулся от полузабытья и понял, что ему пора освободить организм от излишков жидкости. (Пицца уже кончилась, но пива оставалось еще две банки.)

— Гаффи, — позвал он.

Гаффи оторвался от доисторических пейзажей.

— Может быть, Норм? — спросил он.

— Послушай, Гаффи, — заканючил Дортмундер, — мне нужно в туалет.

— И мне тоже, — отозвался старик.

— Но у меня на руках эти... как их... браслеты.

— Вот оно что. — Гаффи нахмурился.

До сих пор при сходных обстоятельствах Гаффи перемещался к противоположной стене комнаты и кидал Дортмундеру ключ от наручников. Дортмундер открывал замок и бросал ключ обратно, и лишь после этого Гаффи разрешал ему отправиться в туалет. Вернувшись, Дортмундер должен был под неусыпным наблюдением Гаффи и его винтовки прикреплять себя наручниками к батарее.

На сей раз Гаффи не сделал даже попытки подняться и подойти к винтовке, стоявшей у кресла в дальнем углу.

— Эй, Гаффи! — позвал Дортмундер. — Нельзя ли побыстрее?

Гаффи нахмурился, и количество морщин на его лице удвоилось.

— Надеюсь, ты не захочешь смыться? — спросил он.

— Смыться? Я еле хожу.

— Ну ладно, получай, — ответил Гаффи и, достав из кармана ключ, вложил его в пальцы Дортмундера.

— Спасибо, Гаффи, — сказал Дортмундер. Нестерпимые спазмы мочевого пузыря помешали ему в полной мере оценить значимость последнего поступка Гаффи. Поэтому он попросту открыл замок, поднялся, цепляясь за батарею и стену, и отправился к двери по замысловатой кривой. Пройдя по коридору, он ввалился в туалет.

Из-за двери раздался голос Гаффи:

— Давай попробуем Джека.

— Эй, Джек! — крикнул Дортмундер, стараясь не налить мимо унитаза, который никак не желал стоять на месте. — У меня полное брюхо пива, Джек! Эй, Джек Гаффи! Ты тоже хочешь в туалет?

Молчание. Дортмундер сделал свое дело, спустил воду, ополоснул ладони и открыл дверь. За ней стоял Гаффи, чуть приподняв руки.

— Нет, я не Джек, — сказал он. — Но в туалет хочу.

Вернувшись в комнату, Дортмундер уселся на пол у дивана, но надевать наручники не стал. Он посмотрел на неандертальцев — Господи, где они набрали таких актеров? — и перевел взгляд на винтовку, прислоненную к креслу телевизора. При желании Дортмундер вполне мог бы захватить оружие. Но ему не хотелось этого делать.