Утопающий во грехе
Шрифт:
– Обложи-и-и-ли, су-у-уки! Ата-а-ас, кенты-ы-ы-ы!
Охваченные паникой заключенные перепуганным стадом бросились через луговину к обрывистому берегу реки. Автоматные очереди за спинами усиливали их ужас. Добежав до реки, они растерянно метались по крутому берегу. Впереди под обрывом была лавина несущихся льдин, отделенная от береговых камней широкой полосой черной воды. Позади и с боков неумолимо приближались грозные бойцы в краповых беретах, совсем не похожие на привычную лагерную охрану…
Один из зэков, вопя что-то матерное, от живота пустил в наступающих
– Хана, кенты! – засипел худющий зэк с белыми остановившимися глазами. – На нас спецназ спустили! Хана!
Огромный, похожий на стоящую на задних лапах гориллу заключенный с впалыми глазницами схватил автомат и, петляя, побежал к густым ивовым кустам у края луговины. Очередь из пулемета, как плугом, вспорола перед ним землю. Зэк остановился, попятился, заорал и вдруг, приставив ствол к подбородку, разнес себе голову…
«Краповые береты» приближались спокойно, неумолимо, как смерть.
– Кенты, сукой буду – замочат! – фальцетом закричал зэк с изуродованным шрамом лицом. – Мы им живые не в мазу-у-у-у! Всем, всем кранты, братаны! В Ухте уже такое было-о-о-о!..
И вдруг с диким, каким-то нечеловеческим воплем один из них бросился с обрыва в черную реку. Подчиняясь страху и стадному чувству, остальные беглецы посыпались следом.
Бойцы Карагодина, добежав до берега, молча смотрели, как в черных засасывающих воронках и в крошеве льда пропадали люди со стрижеными затылками…
Только двум беглецам все же удалось преодолеть полосу кружащейся, вскипающей бурунами воды и вплотную приблизиться к несущимся льдинам. Чудом успели они схватиться за ломкий край и выбраться на шершавую поверхность. Один из них был тот самый зэк со страшным шрамом. Второй на вид совсем еще молодой.
И тут с другого края на льдину забрался невесть откуда взявшийся Карагодин. Зэк со шрамом выхватил из-за голенища сапога нож и, ощерясь на Карагодина гнилым ртом, пошел прямо на него.
– Не тебе, тля ментовская, вора в законе Сеню Гнутого под вышак ставить! – сипел он, полосуя ножом воздух. – Щас повертишься на перышке, волчара позорный!..
Отступая, Карагодин поскользнулся и упал спиной на льдину. Гнутый прыгнул на него с занесенным для удара ножом, но ботинок Карагодина вошел ему в пах, и зэк, пролетев по инерции вперед, пропахал небритой физиономией по ледяным застругам, а потом с воплем ушел под льдину.
Второй зэк, что помоложе, смотрел на Карагодина изумленными глазами.
– Виталька! Карагодин!.. Это же я, Генка Хмелик, мы с тобой в одном дворе… – просипел он сорванным, простуженным голосом.
Карагодин, еще весь в азарте страшного боя, не верил своим глазам. Перед ним в арестантской робе стоял и дрожал действительно Генка Хмелик, сосед с нижнего этажа, у которого он и дома бывал. Мать Хмелика как-то даже угощала его горячими пирожками на Новый год… Генка был слабый, но верный товарищ в давних пацанских драках двор на двор… Потом они куда-то переехали, и Карагодин про него ничего больше не слышал.
– Ты тут как? – Срок мотаю.
– А за что?
– Долго рассказывать, Виталик… Подставили нас…
– Как это?
– Двое с зимнего этапа, ростовские… Сказали, что за бабки через начальника обо всем договорились… Что дадут нам спокойно уйти.
– А стреляли вы зачем? Тоже ростовские виноваты?..
– А это уже нервы… Как на охрану набросились, тут такое началось… Там же, в зоне, половина психов…
– Ладно, – огляделся Карагодин, – сейчас вон река поворот делает, там нас мои бойцы снимут…
– А давай я уйду, – вдруг по-детски улыбнулся Хмелик.
– Как это? – даже не понял Карагодин.
– А там, на повороте вот льдины сбились, я по ним, а…
– Куда ты уйдешь по реке? Утонешь…
– Утону, значит утону… Значит, судьба моя такая. Неужели в зону возвращаться? Мне за побег еще накинут.
Карагодин хотел спросить его, за какие грехи сидел он здесь, но не успел. Льдины уже вставали на повороте реки торчком, лезли одна на другую…
Бойцы, стоя на берегу, махали руками, примеряясь, как половчее снять командира со льдины. Чуть в стороне стоял красивый капитан Соболев с автоматом в руках. Вдруг он вскинул его и навел в сторону Карагодина. Ничего не понимая, Карагодин обернулся. И увидел, что Генка Хмелик уже перепрыгнул на соседнюю льдину и примеривается перебраться на следующую.
– Стой, – заорал Карагодин. – Пропадешь, идиот!
Хмелик даже не обернулся.
А в следующее мгновение Карагодин увидел, как капитан Соболев приник к автомату и аккуратно, как на стрельбище, выпустил длинную очередь. А потом увидел, как распростертое на льдине тело Хмелика перемалывают серые глыбы…
Он даже не понял, как бойцы вытянули его на берег. Подошел к Соболеву, который невозмутимо смотрел на него, и зло спросил:
– Зачем? Его можно было взять живым…
Соболев удивился:
– Зачем? Зачем таких брать живым?
– Это был пацан с нашего двора… Ему же лет было…
– Ошибаетесь, товарищ старший лейтенант, – спокойно поправил его Соболев. – Это не был пацан с вашего двора. Это был особо опасный преступник Геннадий Хмелик, организовавший коллективный побег из мест заключения. Потому что сидеть ему надо было пятнадцать лет. А знаете, за что? За то, что был главарем банды, которая врывалась в квартиры и резала всех подряд – женщин, детей, старух… Ему не дали «вышку» лишь потому, что сам он рук пачкать не желал. Только присутствовал и смотрел, как женщинам и детям режут горло…
Карагодин помотал головой, словно стряхивая наваждение, и спросил:
– А ростовские, которые побег организовали?
– Какие там еще ростовские? Они-то какое отношение имеют ко всем его злодеяниям? Это вам Хмелик наплел, что ли? Да, он был большой придумщик… Вот так он и на суде из-под расстрела ушел… Были там двое ростовских, только их в самом начале заварухи зарезали. Как думаете – кто?
Вечером того же дня полковник слушал доклад капитана Соболева.
– Значит, говоришь, они с одного двора были… А вообще, как он тебе? Работать может?