Утопия-авеню
Шрифт:
– Я чуть было не сказала ему: «Кастрируй себя ржавой ложкой, старый извращенец», – Беа глядит по сторонам, переходя Денмарк-стрит, – но подумала, что все-таки он босс моей сестры, и смолчала.
– Строго говоря, он босс Левона, но действительно может пережать нам кислород, так что спасибо.
Мимо проезжает курьер на мотоцикле.
– А папин приятель-юрист уже проверил ваши контракты?
– Еще проверяет. Надеюсь, что он дотошный. Если честно, я не знаю ни одного музыканта, которого бы не облапошили.
– Экстренный выпуск! – сипло выкрикивает продавец в газетном киоске. – Гарольда Вильсона
Беа и Эльф останавливаются и ошеломленно глядят на продавца.
– Я просто проверяю, слушают меня или нет. Люди разучились слушать. Да вы сами посмотрите!
Майским днем по Денмарк-стрит спешат прохожие.
– Может, они тебя слышат, но просто думают: «А, в Сохо еще один чудак объявился», – говорит Эльф.
– Не-а, – отвечает продавец. – Люди слышат только то, что ожидают услышать. Большая редкость встретить человека с таким слухом, как у вас двоих.
В дверях «Джоконды» трое парней уступают дорогу сестрам и пялятся вслед Беа. Судя по их одежде и обтрепанным папкам, это студенты школы искусств Святого Мартина, которая находится неподалеку, на Чаринг-Кросс-роуд. Беа шествует мимо, будто их и не существует, и парни уходят.
– Что тебе заказать? – спрашивает Эльф.
– Кофе. С молоком, но без сахара.
– И это весь завтрак?
– Я дома съела половину грейпфрута.
– Отец наверняка поинтересовался бы, достаточно ли этого перед собеседованием. Возьми булочку.
– Нет, не стоит. У меня и так в животе екает.
– Ну как хочешь.
Эльф заказывает сэндвич с беконом и два кофе. Миссис Биггс, хозяйка и матриарх «Джоконды», передает заказ на кухню. Сестры занимают столик у окна.
– А какую декламацию ты выбрала для прослушивания?
– Монолог Жанны д’Арк из шекспировского «Генриха Шестого, часть первая». А музыкальным номером – премилую песенку «Куда ветер дует», сочинение английской фолк-исполнительницы Эльф Холлоуэй. Правда, я не спросила ее позволения. Как ты думаешь, она не будет возражать?
– По-моему, мисс Холлоуэй – кстати, я с ней немного знакома – будет польщена. А почему ты выбрала именно эту песню?
– Она прекрасно звучит без сопровождения. Вдобавок я слышала, как ты ее сочиняла – и об этом я случайно обмолвлюсь на собеседовании, потому что мне совершенно не стыдно хвастаться знакомством со знаменитостями. А где здесь туалет?
– Вниз по ступенькам, вон там, под «Моной Лизой» на стене. Ты там поосторожнее, это как путешествие к центру Земли.
По радио The Kinks запевают «Waterloo Sunset» [29] . Эльф глядит в окно, на Денмарк-стрит. Сотни людей проходят мимо. «Действительность стирает себя и записывает заново, – думает Эльф. – Время не хранит воспоминаний». Она достает из сумки блокнот и записывает: «Воспоминания ненадежны… Искусство – воспоминание, выставленное напоказ». В конце концов время побеждает. Книги рассыпаются в прах, негативы истлевают, пластинки запиливаются, цивилизации погибают в огне. Но пока существует искусство, то песни, образы, чьи-то мысли или переживания тоже продолжают существовать, а значит, ими можно делиться. И другие смогут сказать: «Я тоже это чувствую».
29
«Закат над мостом
Через дорогу, в кирпичной арке, под рекламой чулок «Берк-шир», целуется парочка. Похоже, кроме Эльф, их никто не видит: они стоят в глубине арочного проема, а прохожие спешат мимо. Они прижимаются лбами, о чем-то говорят. «Нежный лепет, прощанья, обещанья, уверенья…» Он стандартно симпатичен, а вот она – будто первый день весны в женском обличье. Поза, одежда, порывистость, темные волосы до плеч и озорная улыбка – в этом вся она.
«Ты пялишься…» Эльф роется в сумочке, достает пачку «Кэмел», находит зажигалку и прикуривает сигарету. «Ничего я не пялюсь, просто смотрю…» Эльф вспоминает голос, услышанный в прошлом январе, на Кромвель-роуд, в салоне автобуса маршрута 97.
Дверной звонок в доме 101 на Кромвель-роуд прозвучал истошным воплем банши. Гулко ухала музыка.
– Гулянка в полном разгаре, – сказал Брюс.
В тот день они как раз вернулись из Кембриджа, и Эльф хотела остаться дома, но какой-то старый приятель Брюса из Мельбурна – как бишь его? – только что приехал в Лондон, и Брюс хотел с ним увидеться, а Эльф боялась, что если не пойдет с ним, то он заявится домой лишь наутро, с убедительной, но лживой версией своих ночных похождений. Дверь открыл мосластый усатый парень в оранжевой дубленке и с бусами на шее.
– Брюси Флетчер! Заходи, на улице мороз!
– Какбиш! Ты как, засранец?
– Жив. Здоров. На Гидре просто рай. Ты б съездил.
– Да я вот собираюсь… Но пока застрял здесь.
– А это… – Какбиш посмотрел на Эльф, – наверное… мм…
– А это – единственная и неповторимая Эльф Холлоуэй, – объявил Брюс.
Эльф пожала костлявую пятерню:
– Брюс много о тебе рассказывал.
– В Лондоне полным-полно классных австралийцев. Зачем ты выбрала этого бесстыдника? – зубасто оскалился Какбиш.
– Ее привлекла моя неотразимая сексапильность, – заявил Брюс. – И гениальность. И мое огромное состояние.
– Да-да, именно это, – сказала Эльф, которой приходилось оплачивать все счета и расходы.
Какбиш провел их по коридору, мимо фрески с изображением слона, мимо нефритового Будды в нише, мимо молитвенного флажка со словом «Ом», висящего над лестницей. Сквозь вязкую вонь марихуаны, чечевицы и ладана громыхали The Mothers of Invention – альбом «Freak Out!» [30] . В длинном зале собралось человек сорок, все болтали, пили, курили, танцевали, хохотали.
30
«Бесись» (англ.).
– Эй, познакомьтесь, это Брюс и его подруга Эльф! – объявил Какбиш.
– Привет, Брюс! Привет, Эльф, – откликнулся нестройный хор голосов.
Эльф вручили пиво. Она сделала пару глотков. Откуда-то возникла стройная девушка с густо подведенными глазами, облаченная в нечто медно-золотое.
– Привет! Я – Ванесса. Обожаю твои песни. – Судя по выговору, она была из зажиточной юго-восточной Англии. – «Пастуший посох» – это просто восторг. Вообще-то, я модель. Тут Майк Энглси устроил в студии рождественскую вечеринку, поставил твой альбом и говорит… – Ванесса имитирует акцент кокни: – «А теперь разуйте уши!» И… вау!