Утопия-авеню

Митчелл Дэвид

Angleterre (фр.) – Англия.

Эльф рассортировала свои мысли. Во-первых, раздражение, потому что мерзавец за сто дней отсутствия прислал одну-единственную жалкую открытку. Во-вторых, злость на непринужденный, приятельский тон – как будто ничего не случилось, будто Брюс не надорвал ей сердце, не расколол пополам дуэт «Флетчер и Холлоуэй» и не оставил ее собирать черепки. В-третьих, унизительную, позорную радость при виде слов «милый», «Вомбатик», «Кенгуренок» и «avec bises»… и приступ ревности при виде слов «мы живем». С кем он там живет? И кто «tr`es amicables»? Француженки? В-четвертых, подозрение, что приятельский тон – всего лишь попытка обеспечить себе пристанище по возвращении в Лондон. В-пятых, снова злость – на то, как нагло Брюс пользуется ее добротой. В-шестых, твердая

решимость не пустить его на порог, если он посмеет явиться в квартиру на Ливония-стрит. В-седьмых, страх, что она не сможет этого сделать. В-восьмых, отвращение к себе из-за того, что одна-единственная жалкая открытка до сих пор вызывает у нее острый приступ брюсинита. Эльф набрала полную ванну горячей воды, улеглась в нее и стала читать «Золотую тетрадь» Дорис Лессинг, чтобы отвлечься от мыслей о Брюсе Флетчере, но, к сожалению, Брюс Флетчер отвлек ее от мыслей о Дорис Лессинг. Эльф представляла себе, как Брюс, в шляпе с пробками на веревочках, принимает ванну с француженками…

– Брюс задерживается в Париже, – отвечает Эльф; мимо проходит слепой с собакой-поводырем. – Когда австралийцы попадают в Европу, то хотят увидеть по максимуму. – Эльф поворачивается к Беа, чтобы та не подумала, что сестра прячет глаза.

По радио звучит «Happy Together» [31] , хит The Turtles.

– Значит, у дуэта «Флетчер и Холлоуэй» перерыв? – спрашивает Беа.

«Врать Беа – самое противное», – думает Эльф и говорит:

31

«Счастливы вместе» (англ.).

– Типа того.

– А когда «Утопия-авеню» будет записывать альбом?

Между бутылочками кетчупа и соуса «HP» засунута зажигалка. На эмалевом боку изображен красный чертик: рога, хвост и вилы – все как полагается. Эльф берет зажигалку, чиркает колесиком. Появляется пламя.

– Наверное, кто-то из симпатичных студентов забыл.

– Каких еще симпатичных студентов?

Эльф фыркает:

– В театральной академии такое не пройдет.

Беа лукаво улыбается:

– В каком-нибудь романе один из студентов вернулся бы и спросил: «Вы не видели здесь зажигалки?» – а ты сказала бы: «Вот этой?» – а он воскликнул бы: «Ах, слава богу, это подарок моей покойной матушки!» – и ваши судьбы сплелись бы навеки.

Улыбку Эльф сметает широкий зевок.

– Ох, извини.

– Ты устала, бедняжка! С шести утра на ногах?

– С пяти. Ночные смены в студии дешевле. Хауи Стокер, хоть он и плейбой-миллионер, не любит тратить деньги без нужды.

– А вы что-то зарабатываете? Или это нескромный вопрос?

– Нет, не нескромный. И нет, не зарабатываем. У нас было всего четыре концерта, за мизерную плату. Которую приходится делить на пятерых. Я была хедлайнером на фолк-фестивалях, получала намного больше.

– Значит, вы все платите за то, чтобы быть группой?

– Вроде того. Мне еще капают авторские отчисления за Ванду Вертью. Дедушка Джаспера оставил внуку наследство, а у отца Джаспера есть квартира в Мэйфере. Джаспер там пока живет, и Дина пустил на постой, так что им не надо платить за жилье. Грифф поселился в сарайчике у дяди, в Баттерси. Надо бы тебя со всеми познакомить, но… я их больше видеть не могу. Достали.

– Ой. А почему?

Поразмыслив, Эльф говорит:

– Понимаешь, любое мое предложение они поначалу воспринимают в штыки и начинают объяснять, что в нем не так. А час спустя додумываются до того же самого, но совершенно не помнят, что именно это самое я и предлагала. Прям хоть на стенку лезь. Свихнуться можно.

– В театре та же история. Такое ощущение, будто «женщина-режиссер» – оксюморон, как «женщина – премьер-министр». А они всегда так себя ведут?

Эльф морщится:

– Нет, не всегда. Дин огрызается, но это больше от неуверенности в себе. Ну, я так думаю. Когда на них не злюсь.

– А он симпатичный?

– Девчонкам нравится.

Беа корчит рожицу.

– Нет-нет-нет… И не мечтай. Ни за что и никогда. Грифф, наш ударник, с севера Англии. С прекрасными задатками, но неотесанный. Жуткий грубиян. Любит выпить. В отличие от Дина уверенности в нем хоть отбавляй. А Джаспер… Загадочная личность. Иногда такой рассеянный, будто не в себе. А иногда его так переполняют чувства, что остальным становится

нечем дышать. Знаешь, в Голландии он какое-то время провел в психиатрической лечебнице, только не рассказывай про это родителям, ладно? Иногда я смотрю на него и думаю, что ему там самое место. Он очень много читает. Учился в Или, в частной школе – у его голландских родственников огромное состояние. Слышала бы ты, как он играет на гитаре! Гениально. У меня нет слов.

– Два кофе и сэндвич с беконом, – объявляет миссис Биггс.

Сестры говорят спасибо, и Эльф вгрызается в сэндвич:

– Ох, то, что доктор прописал!

– А на что похожа «Утопия-авеню»?

Прожевав, Эльф объясняет:

– Получилась очень странная смесь: Динов ритм-энд-блюз, виртуозность Джаспера, мой фолк и Гриффов джаз… Не знаю, готова ли к такому публика.

– А как прошли первые выступления?

– Дебют мы отыграли провально, а закончился он тем, что Грифф получил бутылкой в голову и попал в больницу. Зато теперь у него шрам, как у франкенштейновского монстра.

Беа ахает, прикрывает рот ладошкой:

– О господи! И ты молчала?

– Мы готовы были разбежаться… но Левон пинками погнал нас на второй концерт, в клубе «Золотой сокол». Там все пошло гораздо лучше… до тех пор, пока фанаты Арчи Киннока не стали наезжать на Джаспера и Гриффа за то, что они якобы предали бедного Арчи. Ну, мы ускользнули через черный ход. Третий концерт был в Тотнеме, в пабе «Белая лошадь». На него пришло человек десять, не больше. А под конец туда забрели какие-то любители фолк-музыки, развопились, мол, как я могла продаться за тридцать сребреников, ну и так далее.

– Какой ужас! А что ты им ответила?

– Спросила, где они их видели, эти сребреники. В общем, за выступление нам не заплатили, но Левон не настаивал, чтобы не портить отношения с хозяином паба. Так что все, что я за это заработала, – полпинты шенди и пакетик арахиса.

– Ну почему ты мне раньше этого не рассказывала?

– У тебя и так есть о чем волноваться – экзамены, прослушивания. В конце концов, я сама это выбрала, никто не заставлял. Как сказала бы мама, сама кашу заварила, сама и расхлебывай.

Беа закуривает сигарету.

– А четвертый концерт где был?

Эльф хрустит беконом.

– В «Марки».

– Где? В «Марки»? «Утопия-авеню» выступала в «Марки»? И ты меня не пригласила? В «Марки»! На Уордур-стрит? В Сохо?

Эльф кивает:

– Извини.

– А почему ты мне не сказала? Я б туда половину Ричмонда привела!

– Знаю. А если бы нас освистали?

Беа удивленно глядит на сестру:

– А вас освистали?

Клуб «Марки» на Уордур-стрит – подземелье, в которое уже набилось человек семьсот. Если б кто-то из посетителей умер, то, зажатый толпой, так и остался бы стоять за полночь. Эльф мутило от страха. В программу концерта под названием «Случиться может всякое» входили выступления пяти групп. «Утопия-авеню» шла вторым номером, поскольку была предпоследней в списке, составленном в соответствии с известностью исполнителей, продолжительностью сета и размером гонорара. Последними в списке (и теми, кто открывал концерт) значилась группа из Плимута под названием «Обреченные на неизвестность». Перед «Утопия-авеню», в порядке возрастающей популярности, стояли Traffic, чей дебютный сингл «Paper Sun» [32] занял пятое место в чарте; Pink Floyd, известность которых из темных глубин лондонского андерграунда постепенно распространялась повсюду; и наконец, Cream, чей альбом «Fresh Cream» [33] крутили на своих проигрывателях миллионы тинейджеров. Ходили слухи, что в клуб то ли зашел, то ли собирается зайти Джими Хендрикс. А прямо сейчас в одной из комнат на втором этаже Стив Уинвуд давал интервью Эми Боксер для журнала «Нью мюзикл экспресс». Неизвестно, как Левону это удалось, но «Случиться может всякое» – самое важное показательное выступление «Утопия-авеню». Первое, и если они облажаются, то и последнее.

32

«Бумажное солнце» (англ.).

33

«Свежие сливки» (англ.).