Утопия
Шрифт:
Кириллу, по-видимому, стало несколько легче от того, что не он один в этот прекрасный вечер мучается. Как там сказано — заботу раздели пополам, будет половина заботы…
Им предстояло работать в паре, и вводная, по крайней мере для Миши, была нестрашная. Это Киру предстояло практиковаться на «волевое усилие», а Мише — всего лишь на «профессиональные навыки», да и то простенькие — развертывание аппаратуры, кое-какие тесты, которые они успешно освоили еще на прошлой неделе…
Правда, подзаголовок практического задания был — «в сенсорном режиме». И на втором этапе работы предполагалась какая-то
— Ты что делал, когда тебя сдернули? — шепотом спросил Кирилл.
— Так… Просто так, — ответил Миша, и Кирилл понимающе кивнул:
— А мы с ребятами на лошадях катались в питомнике… Черт подери, вот как…
Прозвучал сигнал, и окончание фразы так и осталось у Кира во рту.
…Начали неплохо. Правда, сразу после подключения тестер засбоил, и Мише пришлось вычислять причину разбалансировки и на ходу править программу — тем не менее он уложился в отпущенное время и даже с опережением на сорок секунд. Кирилл проворно, как мышь в нору, загрузился в «ванну» — на самом деле никакой воды там не было, а был особый субстрат, начиненный нервными окончаниями медкомпа. Миша активировал «ванну», на большом экране пошла картинка: жизненные процессы Кириллова организма отобразились в цвете и динамике, и все они соответствовали норме (патологии Миша никогда не видел, эта практика еще впереди).
Первый этап задания был пройден и зафиксирован; Миша прикрыл глаза, чтобы панорама Кирилловых потрохов не мешала читать с век ту самую дополнительную информацию, что была обещана с самого начала. Кирилл тоже что-то читал, и пульс его чуть участился.
Хронометр у обоих был встроенный — и Миша, и Кирилл считали секунды, не глядя на часы. Задание было неожиданным: на счет «ноль» Миша должен был послать Кириллу слабый болевой импульс, после чего контролировать энцефалограмму; если на счет «шестьдесят» амплитуда колебаний превысит верхнюю границу нормы, Миша должен посылать второй импульс, сильнее, и контролировать амплитуду на счет «сто двадцать» и так далее. Заданием Кирилла было успокоиться и «загнать» пляшущую линию графика в рамки. Кажется, не так сложно — при том что у Кирилла самый высокий в их группе болевой порог…
— Пандем в помощь, — пробормотал Миша. — Поехали, всадник.
И послал первый удар. Оба не ожидали, что он окажется таким сильным; картинка на экране переменилась разом — скакнуло давление, сократились мышцы диафрагмы, а сам Кирилл, запертый в ванне, вскрикнул от неожиданности:
— Ого…
Желая помочь ему, Миша убрал с экрана все картинки, кроме энцефалографа. Зеленая мохнатая линия моталась, изгибалась, за ней мерещились верхушки фантастического леса; Миша подумал, что такую вот картинку можно распечатать и подарить тете Але, и она скажет, прищурившись, как мама: «Что ж, и это искусство…»
Кирилл закрыл глаза и расслабился. Зеленая пляска на экране пошла на убыль; до красной линии оставалось совсем ничего, а у Кира было еще четырнадцать секунд, Миша успел подумать, что практика заканчивается. Что вот сейчас Кир минует зачетный момент и можно будет с чистой совестью сворачиваться…
Возможно, Кир вспомнил что-то плохое. Так бывает, когда изо всех сил думаешь о хорошем; так или иначе, время подошло к отметке «шестьдесят», а зеленая линия не желала укладываться в рамки. Миша сжал зубы и дал второй импульс.
Кир подпрыгнул внутри «ванны». На экране бушевала зеленая метель; Миша удивленно смотрел на непокорный, лезущий далеко за рамки график. Промелькнула — и тут же спряталась странная мысль: а ведь хвастун такой… И биохимию сдал на десять пунктов выше!
Нет, но почему первый, самый первый импульс оказался таким сильным? Ведь Миша все сделал по инструкции… Если бы это был обыкновенный импульс, легонький, к которому все привыкли, — Кирилл одолел бы задание играючи…
Усложненная практика?
Кирилл пытался обуздать себя. Страх новой боли не давал ему сосредоточиться; Миша ничем не мог помочь, только «болел», как на стадионе. Время подошло к отметке «сто двадцать», график не держался в рамках, Миша дал третий импульс. Кирилл шумно задышал. «Что же это он», — подумал Миша.
— Давай! — закричал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Ну чего ты!
На середине временного отрезка график чуть успокоился — но чем ближе подходила отметка «сто восемьдесят», тем труднее было Кириллу удержать себя в руках.
Четвертый импульс. Кирилл заругался сквозь зубы и вдруг начал выкрикивать стихи — незнакомые Мише, чеканные строчки про какую-то древнюю битву; ритм строчек вплелся в ритм графика и придержал его, пригасил, Миша ждал, сцепив пальцы, отметки «двести сорок»…
За десять секунд до контрольного времени график уложился в рамки. За три секунды — вывалился опять, вырвался, как пружина из коробки с чертиком у Миши когда-то…
Пятый импульс был в пять раз сильнее первого. Кирилл выгнулся мостом — опираясь на затылок и пятки — и вдруг заплакал совершенно по-детски, несмотря на свои пятнадцать лет. Трясущимися руками Миша вывел на экран полную картину Кирилловых внутренностей — и ничего не понял в мельтешении цветов, символов и цифр. Секунды бежали, Кирилл плакал, график скакал, как сумасшедший, сейчас будет шестой импульс, сильнее первого в шесть раз…
Им не засчитают практику? Или Кириллу не засчитают, а Мише… он ведь все делает правильно! Он же не виноват…
Шестой импульс. Мишу трясло; неужели Кир не понимает, что, пока он не возьмет себя в руки — это не кончится?
«Что я делаю не так, — лихорадочно думал Миша. — Я должен как-то ему помочь? Что-то ему сказать?»
— Кир! Давай, всего пару секунд… Ну вздохни поглубже! У тебя получится! Уже почти получилось!..
Не то. Не так говорю? Не о том? Или раньше надо было, а теперь Кирилл не слышит?
Время подошло. Он дал седьмой импульс; теперь ему казалось, что он спит и видит страшный сон. Надо проснуться; не может быть, чтобы это не кончалось. Когда-то кончится все равно…
— Кирилл! Ну пожалуйста! Ну я тебя очень прошу! Ну давай!..
Он сам уже плакал, но Кириллу его слезы ничем не могли помочь…
После девятого импульса картинка на экране вдруг сама собой погасла. Тестер отключился, лишенный энергии; в павильоне сделалось тихо, только выл запертый в «ванне» мальчик да стучали Мишины зубы.