Утопленница
Шрифт:
— Мне нужно поговорить о страховке вашей жены.
— А что с ней неясного?
— У меня несколько вопросов...
— Пришли их по почте, приятель.
— Это отнимет несколько минут вашего...
— Ты их уже использовал, приятель. Так что разворачивайся и вали вниз.
Станиэл усмехнулся про себя, вспомнив советы доктора, подошел к Хансону и громко, твердо проговорил:
— Вы глупец и бездельник, я расследую самоубийство вашей жены. Я не какой-нибудь коммивояжер, у меня контакты с полицией. Если и дальше станете глупить, так вас разогрею, что глаза на лоб полезут.
Когда он поднялся на палубу, Хансон попятился.
— Что
— Вы не представляете, сколько бродяг здесь слоняется, и все норовят... Послушайте, но Луэлл вовсе не покончила с собой.
— Вот это я и должен установить, и если вы в состоянии уделить мне немного своего драгоценного времени, мистер Хансон...
— Господи, у меня ничего и нет, кроме времени, старик.
Улыбка Хансона выражала и просительность, и похвальбу.
— Заходите, сядем где-нибудь в тени. Я не хотел вас оскорбить. Ничего дурного. В последнее время я живу в постоянном напряжении.
Станиэлу был понятен его недуг. Праздность. Похоже, Хансон не способен испытывать никаких подлинных чувств. Злоба, радость, любовь, ненависть, ревность — все эмоции испарились, подмененные притворством, судя по неуверенности в его глазах и по манере извиняться.
— Разумеется, ничего дурного, — подтвердил Станиэл, обмениваясь рукопожатием.
Они вошли в жилое помещение, где Пол отказался и от кофе, и от стаканчика. Они сидели в длинной гостиной, обшитой деревом, обставленной тяжелой, массивной мебелью. Здесь же находилась музыкальная аппаратура, каменный камин и большой бар.
— Что означает эта глупость насчет Луэлл? — спросил Хансон. — Кому стукнула в голову такая чудная идея?
— Пока можно говорить лишь о такой возможности. Насколько мне известно, вы не жили вместе.
— Уже около года.
— Вы считали ее виноватой в том, что ваш брак навсегда распался?
— Минутку, минутку, я вовсе не уверен, что он распался бы навсегда.
— Полагаете, она бы одумалась?
— Что ж, я надеялся на это. Она могла вернуться в любое время. Была ли Луэлл виновата? Наверно, оба мы наделали ошибок. Я слегка переборщил, и она меня застукала. Устроила из этого настоящий бедлам. Черт возьми, с этими девчонками ведь ничего серьезного не бывает. Просто... обычное дело. А Луэлл ничего этого не понимала, вроде бы и не знала привычек нашего круга. Сначала я надеялся, что станет своей, и она, наверно, тоже так думала. Как бы то ни было, мы условились расстаться на год, и никто не докажет, что она ко мне не вернулась бы.
— А вы хотели, чтобы вернулась?
— Естественно!
— Несмотря на ее связь с Сэмом Кимбером? Хансон дернулся как от удара.
— Оказывается, вы здесь принюхивались, мистер... — Он посмотрел на визитку. — Мистер Станиэл. У вас нет никаких доказательств.
— Это несомненный факт, мистер Хансон.
— Наверно... наверно, так. Однако это такая вещь, о которой не хочется думать. Я просто не в состоянии представить. Луэлл была такая… осмотрительная. Разборчивая. Понимаете? Воспитанная. А этот Кимбер, он же в два раза старше ее, обыкновенный неотесанный мужлан. Не могу понять, как она напоролась. Месяцев шесть назад, когда о них стали сплетничать, я с ней говорил в последний раз. Хотел узнать, правду ли болтают. Но она ничего не отвечала. Очень вежливо, спокойно улыбаясь, напомнила о нашем уговоре. Пройдет, мол, год, и она скажет о своем решении. Я говорю: ходят слухи, что ты спуталась с Сэмом Кимбером. А она отвечает: всякое можно услышать, если долго прислушиваться, потом села в машину и укатила. Тогда мы виделись в последний раз.
— Но она могла к вам вернуться, даже если все было правдой?
— Черт возьми, вам-то какое дело?
— Я лишь рассматриваю возможности, мистер Хансон. Что, если она хотела вернуться, но боялась, что своим романом с Кимбером все испортила? И тогда из чувства вины, угрызений совести утопилась.
— Как бы не так! Прекрасно знала, что может ко мне вернуться.
— Потому что если вы ее не примете, отец лишит вас наследства?
Хансон немного испугался:
— С кем это, к дьяволу, вы наговорились? Возможно, об этом болтали, но все неправда. Конечно, старина Джон угрожал, но так он говорит с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Да и мать никогда ему не позволит. С чего бы он решил именно теперь? Я бы ее принял обратно, потому что... мне хотелось, чтобы она вернулась.
— По-вашему, она была непостоянна в чувствах?
— Луэлл? Не сказал бы. Она все воспринимала чересчур серьезно. И не очень веселилась. Не знаю, имеет ли это значение.
— Значит, и к мистеру Кимберу относилась серьезно?
— Наверно... да. Очевидно, серьезно.
— А если это он решил с ней порвать? Хансон в раздражении уставился на него.
— Не понимаю, о чем речь, черт побери? Я вообще понятия не имел, что она застраховалась. Кстати, кому достанутся деньги?
— Ее матери и сестре.
— Клянусь, Станизл, я не в силах представить, чтобы Лу покончила с собою, да еще таким способом. Она отлично плавала, не хуже меня. Нелегко утопиться, если чувствуешь себя в воде, как дома. Все инстинкты взбунтуются.
— Но это все-таки вероятнее, чем несчастный случай?
— В него тоже верится с трудом, но все ведь твердят об этом. Логичнее предположить, что кто-то ее утопил. Но и тогда полная бессмыслица. Полдень. То озеро не такое большое, как здесь. Откуда узнаешь, что тебя никто не видит. Оттуда, где утонула, видны дома на другом берегу. И как могли ее утопить, не оставив на теле никаких следов? Лу казалась хрупкой, но была сильной. Может, перегрелась на солнце или отравилась чем-то и в воде потеряла сознание. Все, кому хотелось меня подколоть, сообщали, как она в последнее время хорошела. Может, принимала какие-то таблетки и перестаралась. Как, черт возьми, теперь это выяснишь?
— Если нам удастся найти основания для самоубийства, не придется платить страховку в двойном размере.
Хансон скривился.
— Понятно, приятель. С чего бы я стал помогать экономить ваши вонючие денежки?
— Деньги страхового агентства, не мои.
— Если б оставила письмо, избавила бы вас от хлопот.
— Возможно, и оставила.
— Кому? Ничего не понимаю.
— Кимбер здесь пользуется большим влиянием, может, ему не понравилось бы, если называют его имя в такой связи, вам не кажется?
— У вас что — не все дома?
— А если послала какое-то письмо вам, Хансон? И вы скрываете это, чтобы не выглядеть плохо в глазах общества.
Хансон сначала откровенно изумился, затем невесело рассмеялся.
— Разве можно выглядеть еще хуже, чем я сейчас? А Кимбер не такая уж важная птица, да никогда ею и не будет.
Он вдруг сменил тему разговора. Станиэл уже давно привык ничему не удивляться, но сейчас он начинал понимать, почему женщина, писавшая те письма, могла поначалу восхищаться Келси Хансоном.