Утраченный дневник Гете

Горелик Людмила Львовна

Елена Семеновна была уже немного знакома с Павлом – сейчас он ремонтировал ее квартиру на Бакунина. Наташка и посоветовала. Вроде бы стараются они с напарником – медленно, правда, делают, но куда ей спешить? Жить есть где, а дети на даче еще долго будут. И сумма, на которую договорились, Елену Семеновну устраивала – вполне справедливая. Что ж, будет теперь у Павла с Таней отдельная квартира. Как бы он ремонт ее не бросил…

«Соня правильно рассудила, – вернулась она к событиям. – Эх, жалко, что не довелось поближе с ней познакомиться… И к тому же разумно это было сделано: Таня надежный человек. Она бы Соню не оставила, конечно, и без квартиры. Но с квартирой вернее».

Глава четвертая

Улики и их отсутствие

Майор Полуэктов

начертил на бумаге квадратики. Так легче было думать – нагляднее получалось. Первый – Данилкины. Второй – Копылова. Третий – наследница. Кто-то из них убил старушку. Прямых улик, однако, не было. Отпечатки пальцев, снятые с пакета и вещей в комнате, не дали ничего. Как разгадать сей ребус, хрен его возьми?! По всему, будет висяк. Работать было трудно: лето, все в отпусках. Майор и сам с нетерпением ждал отпуска. И надо ж, такое дело темное – убийство путем удушения, практически без улик! Если б соцработник не растрепала про мешок на голове, и проблемы бы не возникло. Ну, умерла старуха – вся больная, на здоровье многим жаловалась, да и возраст, куда ж денешься… «Вот болтливая баба!» – досадовал Полуэктов. Теперь приходилось думать.

Майору было тридцать девять. Убитая пенсионерка Аргуновская шестидесяти восьми лет казалась ему глубокой старухой. Таких одиноких старух убивают из-за денег или из-за квартиры. Больших денег у бывшей учительницы, конечно, не имелось. Однако квартирка однокомнатная была – и даже, в общем, неплохая, в хорошем районе, в центре. Обстоятельства убийства показывали, что старуху начинали пытать: надели на голову пластиковый мешок. Однако перестарались – она быстро умерла от удушения. Конечно, хотели заставить подписать бумаги на квартиру. Для чего же еще? Так что наследница практически отпадала: Аргуновская подписала ей квартиру две недели назад, перед тем как лечь в больницу, но самой девушке ничего не говорила – та очень удивлена была, когда узнала, это Полуэктов видел. Такое не сыграешь.

А вот двое других подходили вполне. Проведенный лейтенантом Демочкиным опрос жильцов подъезда показал, что квартира Аргуновской пользовалась спросом. Оформить завещание на их семью в обмен на услуги по уходу неоднократно предлагали соседи Данилкины. Очень заинтересована была в этой квартире и хозяйка салона красоты.

Обводя погуще синей шариковой ручкой квадратик «Данилкины», майор задумался. Отец – инженер, мать – служащая в домоуправлении. Сын шестнадцати лет в девятом классе, учится средне, пока не хулиганил сильно. Эта семья из трех человек проживает в однокомнатной квартире на четвертом этаже. Обменять на двухкомнатную с переездом на окраину, в принципе, можно, однако проблематично: мешает последний этаж. Так что сыну остается искать невесту с квартирой. Не так это просто. Проще, конечно, договориться с одинокой старушкой, чтобы ухаживать за ней, а потом получить ее квартиру в наследство. В подъезде единственной одинокой старушкой была Аргуновская. Соседи показывают, что Данилкины еще прошлым летом стали предлагать ей подписать договор о передаче квартиры в наследование по уходу – поначалу сами об этом намерении говорили соседям. Аргуновская, однако, упорно отказывалась. Ее здоровье резко пошатнулось где-то с месяц назад. Легко предположить, что Данилкины после этого активизировались, хотя теперь уже о своем намерении не трепались направо и налево. После обострения язвы у пострадавшей Аргуновской, последующего лечения и возвращения из больницы – а выписалась старуха, говорят, по-прежнему не очень здоровой – они вполне могли решиться на преступные действия.

Полуэктов вздохнул и перешел ко второму квадратику. Копылову тоже исключать нельзя. Даже больше оснований ее подозревать, чем Данилкиных. Нравы в бизнесе, как известно, волчьи. Этой дамочке только бы салон свой расширить – она на все пойдет. Дела в салоне красоты идут хорошо, Копылова, кроме парикмахерской, открыла кабинет визажа, пригласила и косметолога. Сотрудники рассказали, что у нее были замыслы расширить косметический кабинет, пригласить пластического хирурга, сделать в перспективе и солярий, однако не позволяла площадь.

«М-да, – размышлял Полуэктов. – Процветающее

предприятие не может расширяться из-за недостатка места…»

Конечно, Копылова крайне нуждалась в приобретении этой примыкающей к салону квартиры. Тогда в ее распоряжении оказался бы практически весь первый этаж. Однако Аргуновская, как подтверждают сотрудники и сама хозяйка, не соглашалась продать.

Полуэктов лично разговаривал с сотрудницами салона и с его хозяйкой – Викторией Сергеевной Копыловой, пока лейтенант Демочкин обходил жильцов подъезда. Дама она еще молодая (на вид двадцать восемь – тридцать, а по паспорту, Полуэктов усмехнулся, сорок два), красивая (майор вспомнил светло-рыжие волосы, пышную прическу, ухоженное лицо, зеленое платье и вздохнул). Да… Стерва, конечно. Видел он таких. Она могла кого-нибудь прислать. Сама делать ничего не стала бы, а вот нанять кого-то могла запросто. Конечно, работал с Аргуновской непрофессионал – это очевидно. Но как раз Копылова вряд ли вышла бы на профессионала. Договорилась с каким-нибудь подонком, мало ли их…

Полуэктов задумался, ручка почти прорвала бумагу по синей черте вокруг квадратика «Копылова». Однако улик тоже нет.

Третий квадратик – наследница. Татьяна Лукина, двадцать семь лет, учительница русского языка и литературы. Ну, эту, пожалуй, можно и вычеркивать, эту майор так, для порядка приписал. Во-первых, она о наследстве узнала только вчера, от него лично. Во-вторых, убить-то наследник может, чтобы ускорить получение наследства, но вот пытать ему абсолютно незачем. Для чего же тогда пакет?

Все упирается в этот проклятый пакет. И зачем перерыли все в квартире, что искали? Вновь погрузившись в размышления, Полуэктов машинально начал рисовать внизу листка с фамилиями большой трехлепестковый цветок.

Можно было бы предположить и самоубийство… А что: одинокая больная старуха, находясь в депрессии после тяжелого приступа с язвенным кровотечением и последовавшего за ним длительного больничного лечения, решает свести счеты с жизнью. Вот только способ странный. Никто не поверит, что старуха сама удушила себя с помощью пакета. Майор опять задумался.

Глава пятая

Поминки

Хоронили Аргуновскую поздно, на шестой день. Не только экспертиза задержала. Таня хотела непременно исполнить волю умершей – быть похороненной на старом кладбище. Новых захоронений там не делали, допускалось захоронение к родственникам. У Сони родственников не имелось, однако на старом кладбище лежали ее близкие друзья – она ухаживала за их могилами. Пару раз Таня ходила с ней туда цветы сажать, тогда-то Софья Дмитриевна и рассказала самой близкой ученице, почему так дороги ей эти могилы. Обронила и фразу: «Когда-нибудь я тоже здесь буду лежать – вот и местечко осталось, как специально!» Поэтому сейчас Таня упорно добивалась захоронения на этом престижном кладбище. В конце концов разрешение получили. Помогло то, что Софья Дмитриевна была заслуженной учительницей и что за могилами ухаживала несколько десятилетий. Родственников у умерших Сониных друзей тоже не было, она одна и ухаживала. За узорчатой железной оградкой действительно оставалось немного места – как раз для Сони. Павел накануне похорон подправил оградку, привез с другого кладбища могильщиков…

Народу было много. Пришли учителя, с которыми Аргуновская в разное время работала, еще больше было учеников разных лет: старых, молодых. Подруг другого рода, с кем Соня в нерабочее время общалась, было много меньше.

«Вся жизнь у нее в работе прошла – в школе, с учениками, – думала Леля Шварц. – Счастье это или нет? Завидовать Соне или сочувствовать?!»

Елена Семеновна пошла на похороны, хотя Соню не очень хорошо знала: как-то получилось, что в последние дни она много о ней думала. Леля держалась рядом с подругами – Милой Памфиловой и Наташкой Тюриной. Подруги Соню знали хорошо. Мила, как и Соня, была из Рославля, они вместе приехали поступать в Смоленский пединститут. С тех пор и дружили, хотя учились на разных факультетах. Наташка познакомилась с Соней значительно позже – через внучку. Однако их общение быстро стало неформальным: обе любили музыку, вместе ходили на концерты.