Утраченный Петербург
Шрифт:
А с литературным домом связана одна романтическая история (как раз о красоте человеческих чувств). Летом 1941 года молодой архитектор Борис Журавлев добровольцем ушел на фронт. Воевал под Гатчиной. Там же оказалась и студентка театрального института Нина Браташина, тоже боец-доброволец. Она вынесла раненого Бориса из-под огня. Успели сказать друг другу всего несколько слов — его увезли в госпиталь. Но это была любовь с первого взгляда… Искали друг друга. Не нашли. Каждый думал, что другой погиб. Но после войны встретились. Случайно. И больше уже не расставались. После победы был объявлен конкурс на строительство нового фасада Литературного дома. Победили Борис Николаевич Журавлев и его товарищ Игорь Иванович Фомин. Когда было решено поставить на крыше дома две скульптуры — рабочего и колхозницу, — Журавлев предложил: позировать будем мы с женой. И позировали. Скульптуры до недавних пор стоят по краям фронтона, напоминая кому-то композиции великого Кваренги, кому-то — историю любви архитектора и его жены. Так было до раннего утра 6 января 2011 года. Нет, их не сбросили. Их поместили в специально подготовленную конструкцию и в ней спустили на землю. Правда, как-то так случилось, что не уберегли, — раскололи. Новые хозяева литературного дома обещают, что они вернутся
Рассказ об утратах Невского проспекта я закончу Знаменской площадью, уже многие годы именуемой площадью Восстания. Старо-Невского не касаюсь: он не избежал изменений, но, на мой взгляд, ни одно из них нет оснований считать печальной утратой. А вот о площади этого, к сожалению, не скажешь.
История этого участка Невского поначалу была не слишком богата событиями. Главной его достопримечательностью был Слоновый двор. Первый слон в Петербурге появился еще в 1714 году. Его прислал персидский шах в подарок императору Петру. Государь приказал построить для невиданного животного Зверовой двор неподалеку от своего жилища, напротив почтового двора, который находился тогда на месте Мраморного дворца. Царское семейство часто навещало слона, дети и взрослые с интересом наблюдали за диковинным существом.
Но когда императрица Анна Иоанновна узнала, что шах Надир отправил ей в подарок уже не одного, а четырнадцать слонов, пришлось призадуматься, где их разместить. Вот и построили на том месте, где теперь гостиница «Октябрьская», громадные сараи из дубовых бревен с камышовыми крышами. Сараи и прилегающий к ним обширный двор обнесли крепкой высокой изгородью, на ворота повесили доску с надписью: «Слоновая Ея Императорского Величества охота». Позаботились и о месте для купанья слонов (выбрали для этого Фонтанку, в ней вода была самая чистая и мягкая), укрепили все мосты на Невской проспективе — к тому времени они поизносились и могли не выдержать тяжести огромных животных.
Делали это не зря. Стадо слонов проходило по Невскому довольно часто — Анна Иоанновна была большая охотница до всякого рода экзотики. Вот и выезжала, величественно восседая на слоне в домике-паланкине, расшитом бисером. Вслед за ней шествовала свита. Особо приближенные — тоже на слонах. Медленно, торжественно процессия двигалась по Невскому к Адмиралтейскому лугу, пугая и восхищая толпящихся по всему пути обывателей.
После того как последний слон благополучно завершил свой земной путь, ничего интересного на этом участке Невского не происходило до того времени, когда на месте, где сейчас станция метро «Площадь Восстания», по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны в 1765 году не построили маленькую деревянную церковь в честь Входа Господня в Иерусалим. Событие это — одно из самых ярких в последние дни земной жизни Иисуса Христа. После воскрешения Лазаря (а случилось это за шесть дней до Пасхи) Иисус в сопровождении учеников и многочисленных свидетелей чуда, готовых следовать за ним куда угодно, отправился праздновать в Иерусалим. Въехал он в город верхом на осле, как было сказано пророками: «Царь твой грядет, сидя на молодом осле». Люди приветствовали его, веря, что пришел он, чтобы освободить народ. Срезали ветви пальм и устилали ими его путь. Вошел он в храм, изгнал из него торговцев и менял, после чего начал исцелять слепых и немощных. Иудейские первосвященники негодовали: необыкновенное почитание, которое вызывал Мессия в народе, лишало их паствы. Тогда-то и решили они убить Иисуса.
Елизавета Петровна считала, что в честь этого события в городе обязательно должен быть храм. Построили его только через три года после ее смерти — все денег не хватало, но завещанные ею реликвии сберегли и передали в храм. Там они и оставались до 20-х годов XX века — до варварского изъятия церковных ценностей (об этом мне еще предстоит рассказать). Особенно дорожили священники и прихожане двумя дарами государыни: большим напрестольным серебряным крестом с драгоценными камнями и иконой Знамения Пресвятой Богородицы в серебряной вызолоченной ризе с восемью бриллиантовыми венками. Это была одна из самых любимых икон Елизаветы Петровны. И еще одна икона была дарована новому храму — старинный образ Знамения Пресвятой Богородицы, писанный еще в 1175 году, вскоре после того, как икона Знамения спасла от разорения и гибели Великий Новгород.
Было это в 1170 году. Войска владимирского князя Андрея Боголюбского и его союзников осадили богатый и независимый Новгород. Силы были неравны, и новгородцам ничего не оставалось, кроме как молиться о чуде. На третью ночь осады был новгородскому архиепископу Илие дивный глас, повелевший ему взять из церкви Спаса на Ильине улице икону Богородицы и обойти с нею крепостную стену. И вот архиепископ выносит икону на кремлевскую стену. Стрелы неприятеля летят навстречу. Одна из них вонзается в святой лик, и из глаз Богоматери катятся слезы. Ужас охватывает нападающих, они бросаются в бегство. Ободренные новгородцы вступают в бой — и побеждают. В честь победы в братоубийственной междоусобице и установлен праздник этой иконы. Богоматерь Знамение принадлежит к иконописному типу, именуемому Оранта, что значит «молящаяся». На груди ее изображение Божественного младенца, руки подняты и раскинуты в стороны, ладони раскрыты — таков традиционный жест
Скоро она перестала вмещать прихожан: город к концу XVIII века быстро разрастался, застраивался, а храмов в этом районе — бедном, населенном в те времена в основном рабочим людом — было мало. В 1794 году позади деревянной церкви (она стояла по красной линии проспекта) начали возводить каменный храм. Строить его доверили Федору Ивановичу Демерцову, человеку незаурядного дарования и необычной судьбы. О нем у меня будут серьезные причины рассказать в следующей главе, а пока — о первой построенной им церкви. Внешне она была строгой, сдержанной, но не аскетичной: входы (их было три) представляли собой лоджии, декорированные колоннами ионического ордера, к ним вели широкие пологие лестницы. Традиционное русское пятиглавие было отсечено от основного объема здания широким многопрофильным карнизом; над ним поднимались купола: один — мощный, его широкий барабан украшали колонны коринфского ордера; четыре малых купола составляли с главным, большим великолепно скомпонованную монолитную группу, придавали белоснежному храму торжественность и монументальность. В этом легко убедиться и сегодня: Знаменская церковь осталась на фотографиях, почтовых открытках, кадрах кинохроники.
В противовес сдержанному внешнему облику интерьер храма был наряден и эффектен: блеск беломраморных колонн и пилястров с золочеными капителями, позолоту иконостаса, живопись купола и сводов освещал свет, льющийся из двенадцати высоких окон большого барабана. Казалось, здесь всегда светит солнце.
Знаменская церковь
Долго еще, даже и после того как был построен Николаевский (сейчас — Московский) вокзал, Знаменская церковь оставалась единственной прекрасной жемчужиной среди жалких и неухоженных соседей. Анатолий Федорович Кони (выдающийся юрист, обер-прокурор уголовно-кассационного департамента Правительствующего Сената — высшая прокурорская должность в Российской империи, сенатор, член Государственного Совета), сетуя на то, какое удручающее впечатление получали люди, приезжающие в столицу впервые, писал: «Знаменская площадь обширна и пустынна, как и все другие, при почти полном отсутствии садов или скверов, которые появились гораздо позже. Двухэтажные и одноэтажные дома обрамляют ее, а мимо станции протекает узенькая речка, по крутым берегам которой растет трава. Вода в ней мутна и грязна, а по берегу тянутся грубые деревянные перила. Это Лиговка, на месте нынешней Лиговской улицы. На углу широкого моста, ведущего с площади на Невский, стоит обычная для того времени будка — небольшой домик с одной дверью под навесом, выкрашенный в две краски: белую и черную, с красной каймой. Это местожительство блюстителя порядка — будочника, одетого в серый мундир грубого сукна и вооруженного грубой алебардой на длинном красном шесте. На голове у него высокий кивер внушительных размеров, напоминающий большое ведро с широким дном, опрокинутое узким верхом книзу. У будочника есть помощник, так называемый подчасок. Они оба ведают безопасностью жителей и порядком на вверенном им участке, избегая, по возможности, необходимости отлучаться из ближайших окрестностей будки. Будочник — весьма популярное между населением лицо».
Вряд ли стоит сожалеть о том, что все это утрачено. Разве что о будочнике, который ведал безопасностью и порядком и не отлучался со своего места.
Площадь давно уже приобрела вполне респектабельный вид, хотя так и не стала в один ряд с прославленными петербургскими площадями. В 1909 году ее украсили — поставили в центре памятник Александру III. Памятник в своем роде замечательный. Уверена, что его снос был ошибкой, причем не только градостроительной, но и идеологической (если попытаться встать на позицию советской власти): вряд ли изображенный скульптором Паоло Петровичем Трубецким всадник мог вызывать нежные чувства к монархии. Скорее — наоборот. Так что большевики могли спокойно оставить его на месте. Добавлю только, что с этим памятником все получилось как-то не так. Много лет он стоял во дворе Русского музея — в ссылке. Но когда из ссылки решили вернуть, не нашли лучшего места, чем дворик Мраморного дворца. Мало того, что ему там тесно, что он стилистически несовместим с изысканным шедевром Ринальди, так есть еще один момент, чисто человеческий, которым не следовало пренебрегать: Александр Александрович и хозяин дворца Константин Николаевич, родной дядя императора, друг друга терпеть не могли. Более того, племянник, сместив дядюшку со всех должностей, обязанности по которым тот исполнял блестяще, приблизил смерть великого князя.
Понимаю, думать о том, какие чувства могло бы вызвать у Константина Николаевича появление у входа в его дворец памятника нелюбимому племяннику, с позиций рациональных людей наверняка нелепо. И все же. Как-то это не по-людски. По отношению к памяти обоих.
Но вернусь к Знаменской площади, к ее главному украшению и главной утрате. Мама рассказывала мне, как была удивлена, когда ее повели к Знамению, а не в приходский храм нашей семьи, собор Владимирской Божьей Матери. Начала капризничать: собор ей нравился, она к нему привыкла. К тому же — совсем близко от дома. Бабушка строго сказала: «Туда мы больше ходить не будем. Там — обновленцы». В подробности не вдавалась, да ребенку было и не понять. Впрочем, что обновленцы — это плохо, уяснила раз и навсегда. В 20-е и в начале 30-х годов XX века Знаменская церковь всегда была переполнена: сюда стали ходить и ездить многие, кто не принял обновленчества, которое при поддержке власти обосновалось в большинстве еще действующих церквей. Еще действующих… Их оставалось все меньше. Знаменскую много раз порывались закрыть. И закрыли бы, если бы не один ее неизменный прихожанин. Звали его Иван Петрович Павлов — великий ученый, первый русский нобелевский лауреат. И глубоко верующий человек. Он даже ездил в Москву, просил руководство страны не закрывать храм. Впрочем, просить он не очень-то умел, скорее — требовал. Отказать ему не посмели. Обещали. Иван Петрович скончался 27 февраля 1936 года. Уже в начале марта храм закрыли. В 1940 году снесли. На его месте построили наземный вестибюль станции метро «Площадь Восстания». Говорят, архитекторы пытались сделать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее погубленную церковь. Может быть, и пытались. Только получилось напыщенно и претенциозно.