Утреннее море
Шрифт:
Тело мужа Джамиля перетащила во двор дома и омыла его водой из колодца.
Мокрые густые волосы Омара напоминают виноградные грозди. Джамиля моет ему уши и берет в ладони волосы. Какое счастье, мой милый: ангелы возьмут тебя за них и понесут на небо. Это старое поверье жителей пустыни: невинно погибших поднимают на небо за волосы.
В садах соседних домов молятся и плачут другие женщины. Некоторые семейства захвачены, чтобы служить живым щитом.
На рассвете тела Омара больше нет во дворе.
Джамиля о чем-то шепчется с соседями через глиняные стены. Она разговаривает со старшими, спрашивает у них советов насчет предстоящей поездки.
Фариду
Он собирает свои вещи: тетрадь, красный вязаный свитер, который надевает зимой.
Он разглядывает фотографию деда. Тот сидит на верблюде в очках и белом тюрбане, на худых ногах — сандалии. Позади виднеется оазис. Дед умеет писать на табличках изречения из Корана, знает древние предания, рассказывает о великих сражениях с участием римлян и турок. Фарид узнал от него о Красном замке [2] и о пиратах. Дед хромает — когда-то он наступил на мину, оставшуюся после войны с Чадом. Иногда старик берет внука с собой в пустыню. Фарид видел пожирателей червей [3] и наскальные рисунки: слоны, антилопы, а иногда просто отпечатки ладоней. Однажды они потерялись. Дедушка Муса тогда сказал, что настоящие бедуины умирают в пустыне, завернутые в песчаные вихри, и что лучшей смерти нельзя желать. И еще — что они потерялись по воле Аллаха и должны были встретить свою судьбу. Пустыня — как прекрасная женщина: никогда не показывает себя толком, появляется и тут же исчезает. Лицо ее меняет форму и цвет: оно то каменистое, то белое от соли. Это невидимый горизонт, который пляшет и движется, подобно барханам.
2
Древняя турецкая крепость в Триполи. Город долгое время служил опорным пунктом для мусульманских пиратов.
3
Ливийское племя, употребляющее в пищу съедобных рачков.
Фарид видел, как его мать отодвинула камень, достала деньги и спрятала в повязке, обмотанной вокруг тела. Он слышал стук ее зубов.
Свои немногие пожитки он сложил в рюкзак с надписью «Адидас».
Он долго стоял у деревянной калитки в надежде, что придет газель. Ему хотелось встретиться с ней, ощутить ее дыхание посреди грязного двора.
Фарид с матерью отправились в путь на рассвете. Джамиля поцеловала каменный порог. Фарид подумал о запахе тех послеполуденных часов, когда его мать скидывала покрывало, оставаясь в одном лифчике, и плясала босиком. Маленький живот, блестевший от арганового масла, вращался, точно планета. Сброшенная корка жизни.
Он был центром дома. Спасательный камень.
Джамиля вынимает ключ из замочной скважины и кладет его за пазуху. Словно мыши, они с Фаридом пробираются между домами и клубами дыма. Война ведется в одном из соседних кварталов, небо исчерчено трассирующими пулями. Ключ падает в пыль. Мать не нагибается, чтобы поднять его.
— Не стоит, Фарид, времени у нас нет.
— А как же папа вернется домой?
— Он попросит мастера сделать новый.
Джамиля не сказала сыну, что Омар — ангел, спустившийся в пустыню.
Фарид оглядывается. Где-то сейчас его приятели: хозяин крытого автодрома, мороженщик, продавец солнечных очков?
Городские ворота перед ними кажутся каким-то хищником. У всех людей — звериные глаза. Волосы и лица блестят от пота. Все что-то выкрикивают, чего-то ищут. За воротами — пустыня. Они с матерью присоединяются к колонне беженцев со свернутыми матрасами на спине и чемоданами, которые они опасаются класть в автобусы.
Многие пытаются добраться до лагерей для беженцев в других странах. Джамиля знает, что это опасно: верные правительству части стерегут многие километры границы, вдоль которой тянется колючая проволока, и стреляют при попытке перейти на ту сторону.
Они направляются к морю — на грузовике, набитом вещами и неграми, тощими, как рабы. Машина почти не снижает скорости, чтобы подобрать их. Джамиля с воплем бросается следом за ней. Они прыгают в кузов прямо на ходу: сначала Фарид, ловкий, как обезьяна, потом его мать.
Фарид видит, как джип с горящими колесами сбивает старика. Это первое, что он наблюдает в пустыне.
Он не осмеливается открыть глаза. Его мать набросила покрывало на лицо, защищаясь от песка. Грузовик то взбирается на песчаные холмы, то съезжает с них.
Километры и километры в молчании: только звук мотора. Такова война, любая война. Людей везут, точно скот. Машина не останавливается, чтобы они могли облегчиться.
Все сидят с закрытыми глазами, с опущенными головами, белыми от песка.
Вдали — вязкий горизонт. Сирокко продувает пустыню, полную всякого хлама: остовов сожженных автомобилей, мусора, который шевелится на ветру.
Дедушка Муса говорит, что любая вещь в пустыне принадлежит пустыне и попала туда не случайно: ее можно будет употребить для чего-то другого, она обретет новую жизнь.
Из песка торчат цветные тряпки: рубашка, джинсы, которые кажутся плоскими, словно ткань, расстеленная на земле. Дальше башмак.
Затем — головы, пожранные жарой, погребенные в песке. Волосы, челюсти. Руки — в точности как высохшие сладкие рожки.
Все сидящие в грузовике исторгают крик, потом разом замолкают. Джамиля перегибается через борт, ее тошнит. Фарид видит это кладбище под открытым небом через покрывало на лице.
Все умершие — негры. Они скончались несколько месяцев назад. Еще до войны. Одежда цела: ни одна пуля ее не пробила.
Все в грузовике знают, в чем дело. Это беженцы из Мали, Ганы, Нигера, брошенные караванщиками после того, как вождь пообещал европейцам поставить заслон потоку мигрантов.
Вода и тень: вот боги, которым поклоняются в пустыне.
Рядом с костлявой рукой — пустая пластмассовая бутылка. Последнее телодвижение перед смертью.
Но где в этой пустыне Бог?
Джамиля хочет пить. Пить. Она роется в сумке, достает бутылку, льет воду сыну на голову, откидывает покрывало с его лица, поит его, обнимает. Пей, Фарид, пей.
Они остались вдвоем в этом мире.
Дом — глиняное яйцо, оставленное позади.
Потом — кусты, некоторые — с белесыми побегами. Это заросли солянки. Воздух становится мягче. Ветер завывает все ленивее, точно усталое животное, которое уходит прочь.
Начались предпустынные области. Виноградники. Крошащиеся каменные стены, возведенные без раствора. Заброшенные отдельно стоящие дома вроде тех, что встречаются в Тоскане. Это бывшее поселение итальянских колонистов. Плантации кривых олив. Арки ворот, ведущие в никуда.