Утренний Всадник
Шрифт:
– А я все равно сделаю! – упрямо воскликнул Светловой, выскользнул из-под рук матери и вскинул голову, разыскивая в небе фигуру седой старухи с метелистыми космами и злыми льдистыми глазами, словно хотел вызвать ее на бой прямо сейчас. – Вот стану я князем – прогоню Зимерзлу и Морену, чтоб близко они к нам подступиться не могли! Пусть боги слышат, а князь от своего слова не отступит!
– Ах, идем-ка домой! – обеспокоенно воскликнула княгиня и взяла сына за руку. – Застудишься ты здесь!
Княгиня поспешно повела Светловоя по заборолу к веже, где был переход на гульбище княжеских теремов. А снег все сыпал и сыпал с серого неба, мостил дорогу Зимерзле. Божество зимы вышло в путь к земному миру и готовилось утвердиться в своих правах, чтобы властвовать семь долгих темных месяцев.
Глава 1
Время
– Ох и хорошо! – глубоко дыша, приговаривал Скоромет – один из самых старших Светловоевых отроков.
Княжич с улыбкой покосился на товарища: прелесть весны проняла даже спокойного и деловитого десятского. Но тут же сам Скоромет все испортил.
– Вот ведь красота – жить бы да радоваться! – продолжал он, взмахнув сложенной плетью над ушами коня. – Да ведь нет – лезут, волчья стая, чтоб их громом разбило!
– А может, и не лезут вовсе! – крикнул сзади Взорец. Молодому и веселому парню особенно не хотелось покидать стольный город Славен перед самым началом весенних хороводов и ехать в даль и глушь, где от одного огнища до другого целый день пути. – Болтовня одна!
– А тебе коли лень, так сиди дома! – отрезал Преждан, хмуря густые черные брови. – Князю лучше знать.
Преждан был сыном воеводы Кременя; когда шесть лет назад двенадцатилетнего Светловоя опоясали мечом, Преждан первым поклялся ему в верной службе. Сын, внук и правнук воинов, Преждан унаследовал неукротимый дух многих поколений и нередко жалел, что ему достался такой миролюбивый князь, как Велемог. Относительно спокойные походы за данью, редкие стычки с личивинами и дрёмичами на рубежах едва ли можно было назвать военными походами, и Преждан с нетерпением ждал случая показать себя.
– Да, уж от дрёмичей нам ждать добра не приходится! – подтвердил Скоромет. – Да и от дебричей тоже.
– Ну до них далеко! – Взорец махнул рукой.
– От дали не легче! – отозвался Скоромет. – Бешеной собаке и то не крюк! У дебричей уж второй год князем оборотень сидит. Не слыхал разве? А он свою дружину может в волков превратить, и за полдня они в какую хочешь даль добегут. Нам теперь не до веселья будет, так и запомни!
Взорец вздохнул с шутливой тоской: в его сердце звучали Ярилины песни, а разговоры о ратных делах шли мимо ушей. Светловой обернулся, поймал его взгляд и ободряюще улыбнулся. Ни в какие беды не верилось весной, под яркими лучами солнца, когда все вокруг цветет. Но князь Велемог не любил весны: как раз в месяц травень, когда дороги просохли от грязи, а на лугах выросло достаточно травы на корм коням, следовало ждать набегов. Племени речевинов не повезло с соседями: и дрёмичи, и заморянцы не упускали случая поживиться чужим добром. Особенно много забот доставляли дрёмичи, жившие за Истиром, и каждый год князь Велемог посылал дружины в дозор вдоль реки. В последние шесть лет Светловой часто сопровождал в походах отца или воеводу Кременя, но этой весной он впервые возглавил дружину. Однако блеск и свежесть весеннего дня то и дело вытесняли из его мыслей воинские заботы.
Словно продолжая спор с Прежданом, Взорец принялся петь, повторяя песню, услышанную ниже по Истиру.
Ржица-матушкасоловьем заливался отрок, и Светловой улыбался, покачиваясь в седле. В эти дни, когда набираются сил ростки озимой ржи, по всему Истиру толпы нарядных мужчин и женщин, детей и девушек выходят в поля, несут жертвы Яриле и Ладе, волхвы заклинают урожай. Песни и угощенья провожали дружину Светловоя по всему Истиру от самого Славена, и поход казался непрерывным праздником.
Словно подхватив песню Взорца, из-за перелеска впереди сквозь мягкий шум листвы послышалось звонкое пение девичьих голосов.
Мы ранешенько вставали,Белы лица умывали,Вокруг поля ходили,Березки ставили,Ярилу окликали!Впереди за перелеском открылось широкое, неровное по очертаниям поле, покрытое невысокими, но отрадно густыми ростками ржи. На меже Светловой увидел пеструю стайку из полутора десятка девочек-подростков и девушек-невест. Все они были в нарядных рубахах, в праздничных красных плахтах, с пестрыми лентами в косах, с яркими очельями, с блестящими стеклянными бусинками на груди. Они шли вокруг поля, а две из них несли впереди молоденькую свежесрубленную березку, украшенную лентами, венками из травы и новыми рушниками.
Придерживая коня, Светловой залюбовался девушками; их румяные лица, блестящие глаза и веселые голоса возбуждали в нем радостное волнение. От юных лиц их веяло свежестью самой весенней земли, и даже те, что не особенно хороши собой, были прекрасны, как цветы. Видя их, он с необычайной остротой чувствовал, что она близко – Весна-Красна, пора света и радости, оживания земли и расцвета новой жизни.
Вдруг одна из девушек, несших березку, заметила всадника на опушке перелеска и вскрикнула:
– Ярила! Ярила к нам пришел!
Девушки мигом оборвали песню, остановились, сгрудились тесной стайкой. Березку они опустили на землю и придерживали с двух сторон. Светловой даже не понял сразу, что это о нем, но на него были устремлены десятки взоров, полных трепетного восторга. Статный княжич с красивым ясным лицом, голубыми глазами и блестящими под солнцем светло-золотистыми волосами с мягкими кудряшками на концах и правда был похож на Ярилу, каким его рисует человеческое воображение, – самого молодого, самого прекрасного из богов, дающего новую жизнь полям и лесам, цветам и травам, птицам и зверям, роду человеческому. Он был живым воплощением юной красоты и силы, солнечные лучи играли вокруг него, и казалось, что сам он излучает этот свет.
Сообразив, что его приняли за призываемого на поля светлого бога, Светловой смутился и тронул коня вперед. Стайка девушек дрогнула, но не двинулась с места.
– Пусть Макошь и Ярила пошлют плодородие вашим полям, благоденствие вашему роду, здоровье и красоту вам, девушки! – заговорил Светловой, подъезжая, стараясь за учтивой речью скрыть смущение.
– Так ведь ты – Ярила! – воскликнула та девушка, что первой заметила его.
Светловой посмотрел на говорившую. Едва ли кто-нибудь назвал бы ее красавицей, но от ее лица трудно было отвести взгляд. Румяные щеки, вздернутый нос, усыпанный веснушками, широкий улыбающийся рот дышали задором. Это лицо невозможно было представить хмурым или грустным, казалось, она так и родилась с улыбкой и никогда не расстается с ней. Тонкие ровные брови ее были подведены угольком, немножко гуще, чем следовало бы. Должно быть, от природы они были рыжеватыми, как и волосы, а девушке хотелось походить на красавиц, которым полагается быть чернобровыми. Желтоватые, как у кошки, глаза ее блестели бойко и вызывающе. Две рыжие косы спускались ниже пояса, лоб был перевязан красной тканой тесьмой, по сторонам лица с очелья свешивались длинные привески: цепочки с бусинками, с лунницами, с узорными бронзовыми бляшками. Бляшки были отлиты в виде красивых золотистых листочков, висевших гроздью, почти как на ветке. Точно такие же были и в наряде других девушек, и Светловой догадался, что это, должно быть, знак рода. При каждом движении девушки все это качалось, звенело, блестело, придавая ей сходство с наряженной березкой, которую девушка придерживала одной рукой. «Как сестренку за руку!» – мельком подумал Светловой и улыбнулся.