Утро без рассвета. Книга 1
Шрифт:
— Кутх накажет нас за это!
— Пускай уходит Кутэне! Совсем из села!
— И Егор тоже!
Дракон знал, что коряки не умели плавать. Знал, что не спасали утопающих. Не знал лишь причину. И вот только теперь все понял. Все! И черная злоба на коряков проснулась в нем. Сорвала с земли. Подкинула пружиной. Он заорал так, что они утихли:
— Кутх! Кутх, говорите! Жертва нужна ему? А почему же когда медведь в село пришел не приняли его за бога? Когда он тебя, Аклов, чуть не задрал? Почему ты не сказал, что всевышний тебя в жертву требует? Или тогда это тебя касалось! И вы взялись за карабины. Ледоход тоже несчастье, как и медведь! Но вы ни
— Не серчай, Егор! Но так всегда было. Деды наши Кутха не обижали! И мы боимся! — вышел вперед старик Аклов.
— Я— старый вор! Я всю жизнь крал! И никогда, никого не спасал отсмерти! Вы научили меня жить иначе. Вы верили мне и оставляли открытыми свои дома и души. Вы не боялись меня! Меня, которого боялись все! Меня, которого не случайно прислали к вам. И я стал вашей частью, вашей жизнью. Стал жить, как вы! Вашими заботами! И вот когда жизнь этой женщины, а она ваша, стала мне дороже своей жизни, вы прогоняете ее и меня! Но за что? Ведь это не Кутх, а она со своей бабкой охотилась в тундре. Не Кутх, а я с Лехой ремонтируем и строим дома для вас. Не Кутх, а я убил подранка. И если кто-нибудь из вас тронет хоть пальцем Кутэне, он тоже будет иметь дело не с Кутхом, а со мною! Это я вам обещаю! Старый вор! И уж если я один, не в пример вам, сумел справиться с медведем, то с любым из вас справлюсь! Да так, что никакой Кутх тому не поможет. Поняли?!
Коряки удивленно слушали. Смотрели на небо. Но оно смеялось весенним солнцем и не грозило ничем русскому Егору. А тот натянув на ноги сапоги, накинул на плечи телогрейку и, подняв с земли бледную, мокрую Кутэне на руки, понес ее к дому Хабаровой.
— Погоди, паря, давай мы ее отнесем, — подошли старики к Егору.
— Девку лечить надо. Чтоб не хворала, — угнул голову старик Аклов.
— Возьмите. Не на беду, на счастье ваше я ее спас, — улыбался Егор.
— Спасибо, сынок! Спасибо тебе! Пусть будешь ты братом ее, — плакала рядом старуха Хабарова.
Навстречу им шел Кавав. Он уже знал о случившемся. Подошел к Егору.
— Амто, тума — протянул он руку.
— Здравствуй, Кавав!
— Спасибо тебе. Помог ты мне шибко. Знать, в светлый день чья- то голова решила прислать тебя к нам.
— А, брось ты! — отмахнулся Егор. И, оглянувшись, увидел рядом бледное, испуганное лицо Натальи. Она смотрела на Егора так, что где- то в сердце защемило непривычно. И в груди тепло стало. Значит, боялась, переживала за него. Значит дорог. Ведь вон как побледнела. К чужому душу не притянет. И рядом неспроста идет. Вон как в лицо старается заглянуть Егору. Эх-х! Наталья! Наташа, Наташка! Ну иди! Что ж сделаешь? Иди! При них не буду! Потом поговорим.
Но не только «Дракон», а и Лешка заметил взгляды Натальи и решил повернуть незаметно назад к бане. Не мешать этим двоим. И, дернув за руку Кавава, заговорил о работе. Пусть и он отстанет. Не мешает им своим присутствием.
Председатель не сразу понял. Все еще пытался идти рядом с Егором. И тогда Лешка крепко сжал его руку. Удержал силой.
— Ну куда ты прешься? Дай им поговорить, — ответил, опередив вопрос, Соколов.
Кавав понял. Разулыбался.
А Егор с Натальей шли оттаивающим, оживающим селом. Шли молча. Тихо вошли в дом.
— Садись, Наташа, садись. Да не обессудь. Переоденусь я. Промок
Наталья к окну отвернулась:
— Испугалась я за тебя, Егор. Страшно стало. А вдруг не сможешь вернуться? Думала с ума сойду. Все так внезапно.
— Что внезапно? — стягивал Дракон мокрые носки и краснел впервые в жизни. Никогда еще бабы не говорили ему таких слов. От них так тепло и хорошо становилось на душе.
— Река, лед тронулся внезапно.
— А-а, — разочарованно протянул он.
— Больно мне за тебя было. Ты такой сильный. И честный.
— Как медведь, — хохотнул Егор натягивая сухие брюки.
— Я давно об этом знала. Но ты, как слепой! Неужели не понял.
— Понял, потому и кинулся спасать.
— Егор! Я не о том!
Он подошел к ней. Стал рядом. Совсем близко. Так близко, что волосы Натальи щекотали подбородок. Они пьянили. Егор тихо обнял ее за плечи. Бережно притянул к себе.
— Я люблю тебя, Егор.
Он тихо отстранил ее. Усадил на табуретку. Сел рядом. Посмотрел грустно.
— Знаю я о том, Наташа. Вернее, сегодня понял. Хорошая ты, добрая. Мне бы радоваться такому счастью. Да сил нет. И — что врать — сам каждый твой взгляд ловил. Улыбки стерег, чтоб другим ты их не дарила. А право на это не имею.
— Но почему?
— Поздно, Наташа. Слишком поздно встретил я тебя, голубушка моя. Ведь для тебя счастье — небо, а для меня лишь полоска света. Для тебя любовь — пожар, а у меня одни угли в душе судьба оставила. И тем недолго тлеть осталось. Что дам тебе взамен того, что ты мне даришь? Пепел? Но зачем он тебе?
— Не надо так, Егор!
— Ты выслушай меня, Наташа, радость моя последняя. Выслушай. И пойми, — он взял ее руку. Долго разглядывал хрупкие, слабые пальцы. Словно набирался в них силы для разговора с нею. А может с самим собой. Впервые честно, не кривя ни разумом, ни сердцем.
— Не подарила мне судьба ни одной. Никого до тебя по настоящему не обнял. Ни с одной так не говорил. Не туда меня дорожка повела. Долго я воровал, Наташа. Кенты, деньги. Легко жил. Вашего брата избегал. Семьи, как огня, боялся. Ведь дети сиротами бы росли. Потому свободно жил. Больше одного раза ни с какой не встречался. Боялся привыкнуть, увидеть в ней такое, за что полюбить бы мог. Потому старался меньше говорить, чтоб не завязнуть. Да и кенты не простили бы. С ними разговор короткий. Так годы шли. А потом попался. Ну, понятно, суд, приговор. Лагерь. Там тоже не всегда гладко было. Понятное дело. Добавили. И на Камчатку. По лагерям столько лет прошло. Да здесь… Что жизни осталось?
— Егор, это неважно.
— Все важно. Вернуть бы мне те годы, я в первый же день к тебе бы пришел. Казни или милуй — люблю, да и только. Не могу без тебя! Сам бы так сказал. Да с какою радостью! Но это тогда! Тогда, Наташка! Но не теперь! Ведь через пять лет я буду развалиной. Дряхлым пнем! А я мужик и не смогу, чтоб оказаться слабее тебя и своего решения. Ведь если я почувствую такое, сам себя убью. Но и тогда, и этим я причиню боль тебе! Ты понимаешь это! Ведь выхода нет! Жить и мучиться со стариком! Но ты еще молода. А и хоронить не легче! Ведь меня и тогда будешь вспоминать не песнею недопетой, а злою ошибкой своей! Ну скажи, зачем тебе это? Девочка моя! Не нужно тебе горя! Другой бы, конечно, обрадовался такому подарку судьбы. И, сорвав цветок, не вспомнил бы, что погубил его без времени. Но я так не могу! Жизнь искалечила меня! Взяла все. Я не хочу для тебя своей участи! Тебе еще встретится человек. И ты будешь счастлива с ним. Всю жизнь.