Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Киле Петр

Х о р м у з У строящейся церкви на заборе, На штабелях гранитных глыб и дров Волнуется людское море, Ликуя, без оков. Теснимая полицией и войском, Уж присягнувших новому царю, Толпа, отхлынувши, в напоре стойком, Как волны вновь о берег бьют. А там недвижим, словно остров в море, Часть малая гвардейцев в стройном строе, С сиянием знамен, как на заре, Стоят восставшие в каре. Картина дивная, как неба своды. Она влечет сердца Предчувствием неведомой свободы И смертного конца. Восставших окружили верные войска. Вот кавалерия бросается в атаку И прочь уносится со страху: Рубить своих? Да и каре в штыках. Стреляли же солдаты вверх, В своих стрелять - ведь это грех. Великий князь и царь наполовину, Явившись сам на площадь, видит всю картину. Сочувствие к злодеям все растет В войсках, в народе - настает Судьбы решенье. Опасно промедленье. Вожди восставших смущены. "Мы знали, будем сметены, - Рылеев говорил.
– Огонь свободы Да воспылает через годы. А мы погибнем на заре, Сомкнувшись в славное каре." Из свиты государя некто с речью Пред ним предстал: "Рассеять всех картечью!" – "Кровь подданных - и в первый ж день?" - С сомненьи царь. "Империя - взамен!" Готовы пушки. Целиться не надо. Стреляй в упор в каре. И канонада Всю площадь потрясла, как страшный сон, И по Неве пронесся гулкий стон. Вся площадь, лед реки, как поле брани: Тела повсюду - кто убит, кто ранен. Враги ль они? Свои! Порыв к свободе, благо - все в крови. Не будет, верно, у народа счастья Под дланью самовластья. П о э т ( глядя на потухающие угли) Что ж это было? Сон? Виденье? Грезы? Теперь же аресты идут, и казнь Злодеев ждет. Придут ведь и за мною. Едва коснувшись лиры, я восславил Любовь, свободу, красоту земную И ссылкой поплатился, как преступник. Избегнувши Сибири, Соловков, На виселицу я взойду, пожалуй. Овидий и Шенье, поэтов участь Меня постигнет, вечно повторяясь? О, нет! Не жду я участи благой, Но пусть судьба моя моей лишь будет, Как песни, что пою я, Мусагет.

Сцена 5

Михайловское, в ночь с 3 на 4 сентября 1826 года. Арина Родионовна и Пушкин, только что пришедший из Тригорского.

Н я н я Ты весел. Рада за тебя. Молитвы Мои услышал Бог. П у ш к и н О чем его Ты, старая, просила? Н я н я В срок узнаешь. Не хочешь ли чего покушать? П у ш к и н Нет, нет. Укладывайся спать. Я почитаю. Не клонит в сон. Я все чего-то жду.

Няня, перекрестив его, уходит.

Я весел? От отчаянья такого, Какого и не помню. Здесь предел. Со дна его я весел поднимаюсь, Как только мысль, откуда ни возьмись, Засветится с прорывом в вдохновенье. Поэзия, как ангел-утешитель, Спасала и спасает раз за разом. ( Садится к столу и срывается.) Весь год в предчувствии событий грозных Работой над трагедией я жил. К несчастью, не ошибся. Я пророк. Мне мнилось также, год всего пройдет: Среди друзей я буду. В новой ссылке? На виселице? Что ж готовит рок? В тревожном ожиданьи пребывая, Не будучи замешан в бунте явно, Не ведая вины какой иной, Прошенье подал новому царю, С подпиской не противоречить ходу Вещей и дел в Российском государстве. Но ныне, после казни пятерых, Бессмысленной жестокости царя, Перо б не повернулось у меня. Чего мне ждать? Повешены друзья. Ну , что ж, судьба их все-таки завидна. Ужасна участь ста и двадцати Приговоренных к каторге и ссылке, Друзей моих, товарищей из лучших. И как я уцелел? Иль в небесах Зачли шесть лет в мои-то двадцать шесть? Что ж делать мне? Здесь бездна, и в нее В отчаяньи проваливаюсь я. Бывало, угодишь в седую древность Востока, Греции или Руси; Вновь к жизни возвращаясь, словно Феникс, Из мифов выносил я песнопенья, Судьбой сродни пророкам и певцам. И в том мне мука, высшая награда, Отрада дивная, как и в любви.

Н я н я ( входя в беспокойстве). Да ты не спишь?

Н и к и т а ( заглядывая в дверь). Вас спрашивают.

Входит жандармский офицер; Никита и няня уходят.

О ф и ц е р. Простите, ради Бога, Александр Сергеевич, за ночное вторжение. Служба. Пожалуйста, ознакомьтесь с бумагами. ( Подает их.)

П у ш к и н. Вам известно их содержание?

О ф и ц е р. Не в точности.

П у ш к и н. Письмо от губернатора. А вот предписание свыше. ( Читает вслух.) "Секретно. Господину псковскому гражданскому губернатору. По высочайшему государя императора повелению, последовавшему по всеподданнейшей просьбе, прошу покорнейше ваше превосходительство: находящемуся во вверенной вам губернии чиновнику 10-го класса Александру Пушкину позволить отправиться сюда при посылаемом вместе с сим нарочном фельдъегере. Г.Пушкин может ехать в своем экипаже свободно, не в виде арестанта, но в сопровождении только фельдъегеря; по прибытии же в Москву имеет явиться прямо к дежурному генералу Главного штаба его величества." Я готов.

О ф и ц е р. Весьма рад.

П у ш к и н. Прекрасно. Что же касается меня, я не знаю, радоваться мне или нет. Но, как понимаю, я могу взять с собой дуэльные пистолеты.

О ф и ц е р. Помилуйте, Александр Сергеевич! Не на дуэль же вы собрались? В Москве идут торжества по поводу коронации государя императора.

П у ш к и н. Никита, мы уезжаем! Няня!

В доме поднимается суматоха.

АКТ III

Сцена 1

Москва. Чудов дворец в Кремле. 8 сентября 1826 года. Николай I и Пушкин, только что прибывший в первопрестольную, прямо с дороги.

Н и к о л а й I А, Пушкин! Узнаю тебя. Кудряв И быстр, из лицеистов был приметен, Как ныне из поэтов, своенравен... Довольно ты шалил, не время ль И образумиться? П у ш к и н Да, государь! Против правительства я ничего Ведь не пишу давно и впредь не буду. Н и к о л а й I А это не твои ли? Будь правдив. ( Берет в руки лист бумаги с надписью "На 14 декабря!" и) читает невольно, хмурясь. "Где вольность и закон? Над нами Единый властвует топор. Мы свергнули царей. Убийцу с палачами Избрали мы в цари. О ужас! О позор!"