Утро ночи любви
Шрифт:
– Спокойно. В доме есть кто еще?
– Пусти... – прохрипела Гена.
– Я говорю: в доме кто есть?!
– Нет... Я... Одна... Пусти...
– Если дернешься...
– Я поняла... Пусти...
Он слегка ослабил хватку. Гена тут же извернулась и нанесла довольно-таки точный удар ногой, в чувствительное место. Ей удалось вырваться, он выругался и побежал следом, к дому. Гена бегала быстрее. Он пожалел, что не взял оружия, она была настроена решительно: встретила его в холле, вооруженная кочергой. Конечно, это была женщина, по всем половым признакам, но сила у нее была неженская! В завязавшейся драке он
Пришлось мобилизоваться. Он метнул Гене под ноги одну из античных ваз, и она на секунду потеряла равновесие, чем дала ему шанс. Культура понесла невосполнимую утрату, зато он остался жив. Вырвал у Гены кочергу и отшвырнул, не глядя. Что-то звякнуло: искусство продолжало нести потери. Он огляделся в поисках веревки. Надо было чем-то ее связать.
На пуфике лежал разноцветный шелковый шарф, он его как-то видел на Алине. Ничего лучше не нашлось, и в поимке Гены помог не кто-нибудь, а известный модельер. Когда они с модельером вязали преступницу, та материлась и все пыталась лягнуть его ногой. Связав Гене руки, он вытер пот со лба. Сказал хрипло:
– Идем.
– Надо было... тебя... раньше... не ждать...
– Надо было, – согласил он и повторил: – Идем.
Гена не двигалась, пришлось выволочь ее на крыльцо, оттуда тащить к воротам, потом к машине. Затолкав женщину на переднее сиденье, он со злостью захлопнул дверцу, обошел «Ладу» спереди, ни на секунду не выпуская Гену из виду, и сел на водительское место. Посидел с минуту, приходя в себя, сердце билось так сильно, что в ушах стоял звон, а икры ног подрагивали. Потом спросил:
– Где она?
– Уехала, – коротко ответила Гена.
– Куда?
Она молчала.
– Ты мне скажешь, куда она уехала?! – заорал он.
Гена молчала.
– Не скажешь. – Он вздохнул. – Я не спрашиваю, зачем ты это делаешь, но она подставилась, твоя ненаглядная Алина. В комнате у Эдика... ты знаешь Эдика?
Гена молчала.
– Маленький смешной человечек, в очках. Он был у вас вчера... Нет, что я говорю? Позавчера. Я видел, как Эдик сел в ее машину. Они поехали сюда. А сегодня нашли его труп. Так вот: в комнате у Эдика полно ее фотографий. Ты скажешь, что это ничего не доказывает. Правильно. Но он застрелился из пистолета марки «Вальман». Откуда у него этот пистолет? Молчишь? Тогда скажи, откуда взялся «ТТ», из которого ты убила Курехина?
– Кто такой Курехин? – спросила, наконец, Гена.
– Гастарбайтер, который, как вы говорите, делал на участке дренаж. Может быть, и делал. С этого все и начинается. А что было потом?
Гена молчала.
– У тебя мало времени, – тихо сказал он. – Ехать до следователя, к которому я тебя сейчас повезу, полчаса, не больше. За полчаса ты должна принять решение.
– Мама... – неожиданно сказала Гена.
– Что? – Неужели ослышался?
– Мама, папа... Все от меня отказались. Сестра мне... Она просила не приезжать, не встречаться с ее... с ее детьми. Племянниками моими. Будто я прокаженная. Мужа зарезала, как же! Да уж, преступление! Сволочь он был, ни секундочки я не пожалела. Жаль, дали мало. Там я была дома. А на воле что? Ни жилья, ни работы. И куда? Воровать, убивать? Нет, ты скажи? Вам бы только засадить.
– Ты палача-то из меня не делай, – разозлился он. – Получила, что заслужила. Я читал твое дело.
– Заслужила... Отсидела все, что положено, не отказывалась, жалоб не писала. А выходила – как на плаху. Все равно, что под топор лечь. Казалось, голова здесь остается, на зоне, все мысли, чувства, а тело, кому оно нужно? И куда? К кому? Я тогда как умерла. А за воротами – машина. Аж сверкает! Я сразу поняла: дорогая. И выходит из нее красавица. Я ее увидела и обмерла. И – ко мне. Вот тогда и началась моя другая жизнь. Первый раз меня приласкали, поговорили со мной. Дали понять, что я тоже человек. Я – человек!
– И за это ты ее отблагодарила, – усмехнулся он.
– Да.
– Ничего себе, благодарность! Выходит, она и замуж не могла, и влюбиться не могла. Какая страшная судьба! Сначала отец, потом ты. Как стену вокруг выстроили. А Копейко сказал, ты ее боишься. Ошибся, выходит. Это она тебя боится.
– Кто это, Копейко? – равнодушно спросила Гена.
– Ее последний муж. Игорь Михайлович.
– Ах, этот...
И она замолчала.
– Ну что, поехали?
– Да, – спокойно сказала Гена.
– Только смотри: без фокусов. Поняла?
– Не дождешься. Я правила знаю.
– У тебя уже есть срок за убийство. Ты хоть понимаешь, что больше уже на свободу не выйдешь? Никогда не выйдешь.
– Я все понимаю.
– Ну и хорошо. Тогда поехали.
И они поехали.
Когда раскручивали Гену, он присутствовал. Ситуация с Андреем Котяевым была неопределенная: то ли его выгнать из органов с позором, за пьянку и прогулы, то ли поощрить. Как ни крути, особо опасного преступника задержал он, он же его и вычислил.
Поэтому он присутствовал.
Первым делом Евгения Бойкова призналась в убийстве Вани Курехина. Когда спросили, за что, спокойно ответила:
– Из ревности. Он провел ночь у Алины.
– А какие лично у вас были отношения с Алиной Александровной Вальман? – спросил следователь.
Андрей Котяев невольно напрягся. Гена кинула на него насмешливый взгляд и сказала:
– Мы с ней спали.
– И... как долго вы были любовниками? – с легкой заминкой спросил следователь. Ситуация была пикантная.
– Три года. С тех пор, как я вышла из тюрьмы.
– А как вы познакомились?
– Она сама меня нашла. Я перед тем, как выйти, в газету писала, да не в одну. В журнал. Все как на духу. Познакомиться хотела, чтоб поняли, посочувствовали. Чтоб там, на воле, было к кому. Она, видать, прочитала. Когда я вышла на свободу, она меня встречала. Алина знала, что работу я не найду, жить мне негде, и предложила быть ее охраной, с проживанием. Я с радостью согласилась.
– И что дальше?
– Дальше? А что дальше? Вы о чем?