Утро новой эры

Доронин Алексей Алексеевич

Александр замер, стараясь не дышать. Кровь застучала в висках. Медленно, чтобы не заскрипели пружины, он потянулся за ружьем, прислоненным к ободранным обоям, из-под которых проглядывала подложка из старых газет. Он помнил, что вчера оставил его заряженным. Еще Саша не сомневался, что закрылся на все замки и засов. Засов, допустим, был не очень прочный, но замки выглядели внушительно. Вряд ли их успели взломать.

Ружье Александр ухватил за ремень и осторожно подтащил к себе. Как раз в этот момент он услышал слабый, на пределе слышимости, скрип снега. Через секунду

в наружную дверь ударили, и она со скрипом отворилась. Не дольше продержалась и внутренняя. Александра спасло только то, что большая русская печь не доходила до потолка, оставляя небольшой просвет, куда он, согнувшись, мог поместиться.

Саша встал на спинку кровати, подтянулся на руках и забросил свое тело наверх. Он как раз успел скрючиться в пыльной нише, когда в комнату скользнул луч фонаря. Вслед за ним три силуэта один за другим переступили порог. С улицы в комнату, еще хранившую остатки тепла, ворвался вихрь снежинок и холодный воздух.

Пришельцы были вооружены.

Данилов замер, превратившись в камень. Только камень может быть неподвижен сколько угодно, и нервы у него не сдадут. Луч фонаря обежал комнату и чуть было не коснулся его лица. Данилов разглядел пришельца. Посреди избы стоял бородатый мужик в ушанке и ватнике, вылитый подкулачник из фильма «Холодное лето 53-го». Довершая образ, в руках у него был обрез двустволки.

– Нету никого, – как почти у всех уцелевших, голос у него был сиплым и простуженным.

– Тихо ты, мля, – оборвал его второй. Этот был немолод и держался как человек, наделенный властью. – Ваня, пойди, посмотри там по углам.

– А че я сразу, дядь Жень? – заканючил третий, топтавшийся у них за спинами. – Самый рыжий?

– Самый молодой. Давай, бегом.

Вздохнув, паренек пересек комнату и начал обшаривать все углы с фонарем. Делал он это очень медленно и неохотно. Данилов слышал и другие голоса в сенях и снаружи: пять или шесть человек. Видя такой расклад, он сообразил, что лучше не дергаться. Сжимая приклад ружья итальянской фирмы «Франчи», Саша понимал, что изображать Рэмбо не надо.

– Был тут кто-то недавно, – наконец заключил молодой. – Поди, свалил незадолго до нас.

Судя по обращению «дядя», он был племянником старосты. Саша взял это на заметку.

– Сам вижу, – фыркнул старший. – Тут погреб должен быть. Слева, у самого крыльца. Ты, Ваня, откопай-ка и слазь. Может, он там че оставил.

Шустрый малый быстро исчез. Через пять минут он вернулся, нагруженный Сашиными припасами, с таким торжествующим видом, что Александр дал зарок при случае ему вломить.

– Гляньте, что тут.

Это была половина его запасов, причем не лучшая – подгнившая картошка и морковка да старые соленья. Остальное он спрятал в другом месте. Данилов отметил про себя, что деревенские, в отличие от бывших хозяев «Оптимы», сидят на голодном пайке. Иначе бы отнеслись спокойнее к находке.

– Что-то тут мало, – вздохнул пожилой мужик. – Надо его самого найти.

– Так ведь это… – голос парнишки звучал растерянно, – на сходе же решили… не есть.

– Молодой ты еще. Что нам сход? Им знать не надо. Скажем, кабанчика

застрелили.

«Сход». Данилов с трудом сдержал усмешку. В постъядерной Сибири пробиваются ростки демократии. И кто-то еще говорил про заложенное на генном уровне рабство русского человека. Но когда смысл фразы дошел до него, он похолодел.

Стоило ему испугаться, как он тут же выдал себя. Может, запах страха действительно существует, а может, люди могут улавливать колебания чужого биополя.

– Подожди-ка… – услышал он голос «дяди Жени». – А что если он еще тут?

Данилов мысленно выматерился.

– Эй, умник сраный! – голос старшего зазвучал громче, и Александр понял, что эти слова предназначаются ему. – Лучше выходи. Пока вместе с хатой не спалили.

В комнату вошли еще двое. Угрюмые небритые мужики с ружьями. Остальные теснились в сенях, кашляли и вполголоса переговаривались.

Данилов понял, что они боятся его, несмотря на численный перевес. Возможно, потому, что уже сталкивались с людьми, которые отошли от нормы еще дальше, чем это людоедское племя… Они тоже боялись, и в этом он видел свой единственный шанс.

– Тащите бензин, – скомандовал старший. – Он, кажись, по-русски не понимает. Думает, мля, в прятки с ним играть будем. Устроим ему баньку по-черному.

* * *

Они услышали не то вой, не то мычание. А спустя секунду сообразили, что доносится оно со стороны печки.

– Явление Христа народу, – изрек старший. – И кто у нас тут?

В голосе его слышалось облегчение. Он подошел поближе и посмотрел наверх. Человек был жалок, он дрожал и пускал слюни, закрывался трясущейся рукой от направленного ему в лицо фонаря. Губы человека шевелились.

– Что городит, не пойму, – мужик прислушался и полуобернулся к своим. – Херня. Стишки какие-то.

– Доходяга, – со смесью презрения и сочувствия произнес молодой.

– Ага, – кивнул «подкулачник». – У меня, вон, сосед… жену схоронил, детей схоронил, но держался. Осталась собака. Потом полакала водички после дождя и подохла… Свихнулся. Лежал как бревно и глазами хлопал, пока не окочурился.

– Хватит трещать, – оборвал обоих староста. – Борька, Сема, – подозвал он похожих друг на друга как две капли воды здоровенных лбов, ждавших в сторонке. – Снимите его, и пошли во двор, там колода есть. Он, кажись, не ходячий. Я таких навидался в городе. А ты, Ваня, топор неси. Ты, дед, целлофан возьми у меня в рюкзаке. Прямо здесь его разберем.

На секунду они потеряли доходягу из поля зрения. А когда повернулись к нему, на них смотрело дуло ружья. Ближе всех на линии огня находился Иван.

– Не надо меня жрать, – во взгляде незнакомца не было и намека на безумие. На мирное и безобидное безумие. – Подавитесь. Оружие на пол, а то малец голову потеряет.

* * *

В комнате установилось шаткое равновесие.

– Да мы, Санек, людей не едим, – проговорил Пал Дмитрич, назвавшийся старостой, хотя в прежней иерархии муниципальных чинов такого не было, – Но собак надо кормить? А тут ты… думали, уже кончаешься.