Утро новой эры
Шрифт:
Армагеддон и мертвые города прочно ассоциируются с легионами крыс. Но их будущее в мире без людей совсем не безоблачно, ведь их популяция намертво завязана на человеческой. Они привыкли питаться отходами их жизнедеятельности. Вымерший город не сможет кормить их, демографические ножницы пройдутся тогда и по крысам. Но самым страшным испытанием для них, как и для людей, была Зима. Крысы забивались в подвалы, в остывшие теплотрассы, канализацию и катакомбы метро – туда, куда не проникал ледяной ветер; строили гнезда из гниющего тряпья и бумаги, сбивались в кучи, прижимались друг к дружке, чтобы согреться. Им все
Случившееся с Лехой подняло настроение у поисковиков – они были людьми грубыми и над произошедшим могли только поиздеваться. Один Мерс ругался и плевался, держа на весу раненую руку, на которую уже наложили повязку.
– Ты чего пузыришься? – обратился к нему Хомяк, когда его это заколебало. – Там у тебя три царапины.
– А пятьдесят уколов в пузо?
– Деревня, – фыркнул Хомяк. – Уже давно делают пять-шесть. Машу спроси, если не веришь.
– Маша… Я к ней не подойду. На нее посмотришь, а потом этот эсэсовец тебе башку открутит. А ведь сама, сучка, глазками стреляет. По-любому, роги ему наставляет.
– Тебе-то откуда знать? – хмыкнул Хомяк.
Это нормально, подумал Караваев, слушая их треп. Пусть говорят про баб, про любую ерунду. Там над этим убежищем они оставили десять трупов, за которыми пока нельзя даже вернуться. Но думать об этом они будут в Городе.
– А это случаем не мутанты? – он вдруг понял, что вопрос Хомяка адресован ему и чуть не поперхнулся чаем из термоса.
– А… Ты про крыс, – дошло до него с секундным опозданием. – Да какие, нах, мутанты? Обычные крысы, помоечные. У нас в общаге и не такие водились. Только эти оборзели и человечину распробовали. Мертвую, правда. Ничего, обглодают всех и вымрут сами. Всего-то год подождать. Но и от живой человечинки не откажутся, если больной или тяжелораненый.
Эпопея с крысами на этом не закончилась. Их лучший стрелок, молчаливый татарин, а может, башкир, по имени Салават, полез в рюкзак за солью и начал ругаться по-русски, долго и заковыристо. Оказалось там, между банками с тушенкой и снарягой сидели два серых пасюка, каждый размером с котенка. Пакет с крупой они успели прогрызть, как и чай, и теперь продукты были хорошо перемешаны с калом и шерстью. Хорошо еще, что жестянки они вскрыть не сумели, но Салавату пришлось выкинуть пару портянок, пропахших крысиной мочой. Да черт с ними – все равно переодеваться было негде.
Когда крыс вышвырнули, Караваев подумал, что любой из жителей Подгорного на их месте отправил бы зверьков в кастрюлю. Поисковиков кормили нормально, как и дружинников, и тех, кто был занят тяжелых работах. А остальные, особенно с пайком иждивенца… Да что там взрослые, если детишки били крыс, воробьев и ворон из рогаток и пневматики совсем не для забавы… Тут его гнев переключился с бессловесных животных на налетчиков, одного из которых он сумел-таки завалить. Они ведь не только украли два вездехода и убили парней из его команды – они оставили весь город на голодном пайке.
Остаток ночи прошел без происшествий. Примерно в шесть часов утра буря чуть улеглась, и тогда с помощью веревки разведчики
Теперь надо было поскорее найти что-то похожее на транспорт и гнать домой. Будь у них нормальная рация на руках – они смогли бы оповестить Город, и те снарядили бы погоню. Но их переносные рации до Подгорного не добивали, а «Ангара» осталась в головном вездеходе.
Они шли, с чавканьем выдирая ноги из грязи. Даже те, кто отличался спортивным телосложением, чувствовали себя как выжатые лимоны. Буря снова началась как по заказу, едва только они отошли на порядочное расстояние от метро, и продолжалась уже час без антракта. Зато собаки, про которых было много разговоров, их не побеспокоили. Несколько раз за ними увязывались отдельные четвероногие разведчики, но, оценив численность людей, предпочли держаться на почтительном расстоянии.
Сидя в темной каморке среди разбухшей трухлявой мебели поисковики приводили себя в порядок – сушились, тянули чай из термосов, прихлебывали что покрепче из фляг и обсуждали превратности пути. Пять минут назад они ввалились сюда, чуть дыша, проклиная климатические феномены.
От обвалившегося фасада соседнего здания отделилась тень, похожая на гигантскую летучую мышь, и понеслась, размахивая крыльями, прямо на них. Оказалось – рекламная растяжка.
Ветер завывал, норовя сорвать капюшон с головы. Костюмы надувались как паруса, но снимать их еще рано. Температура была явно плюсовая, но из-за порывистого ветра казалось, что «за бортом» все минус десять. Раз в пару минут будто включали промышленный вентилятор, и тогда тем, кто был полегче, приходилось прикладывать усилия, чтобы просто удержаться на ногах.
С другой стороны, жарким летом они в своих костюмах спарились бы.
Самые яростные атаки бури они пережидали в подвалах. На первых этажах в зоне полного разрушения подходящее укрытие не найти. Это был их третий перекур. Сначала привалы продолжались не больше пятнадцати минут, но каждый новый оказывался длиннее предыдущего, и с каждым разом все труднее было заставлять себя выходить из помещения в сердце урагана.
Ненастье улеглось, но ненадолго. Не успели они пройти еще несколько сот метров, как все началось по-новой.
И все же теперь, осенью, было еще не так плохо. Не было мух.
Он вспомнил лето – как они ехали в один из первых по-настоящему теплых дней по оттаявшим улицам Тогучина. Только остановились у городского гипермаркета и не успели даже открыть двери, как насекомые, которые за время пути не раз размазывались об лобовое стекло, стали пытаться попасть в машину.
Караваев вспомнил, как тогда он краем глаза уловил какое-то движение слева, инстинктивно отпрянул, и тут же муха размером с осу влетела в салон, а за ней еще с пяток. Водитель надавил на кнопку и электрические стеклоподъемники отрезали автомобиль от внешнего мира. Тогда они вдвоем исчерпали весь запас матерных слов, пока били насекомых, чем под руку попало, даже картой-миллиметровкой, и больше с открытыми окнами не ездили до самых холодов.