Утро под Катовице
Шрифт:
— Болеслава, давай усаживайся, пора снова в путь!
Девушка молча исчезла в башне, я закрыл люк и вновь занял место за рычагами. Интересующая меня колонна сейчас шла в трёх километрах восточнее нас, двигаясь на юго-восток. Очевидно, её целью было шоссе Краков-Перемышль, на котором ещё могли оставаться отдельные очаги сопротивления.
На нужный перекресток я выехал как раз после прохождения хвоста колонны и пристроился в пылевом шлейфе. Ехал с закрытым люком, используя для обзора смотровую щель закрытую триплексом, к тому же приходилось быть начеку, чтобы не приближаться слишком близко к колонне, но и не отставать. Минут через двадцать я заметил на обочине одиноко стоящий грузовик, у которого два солдата Вермахта споро меняли переднее колесо. Проехав чуть дальше, я остановил танк и подошёл к фрицам, обратившись к ним по-немецки:
— Привет парни! Что, колесо пробило? Закурить не найдется?
Фрицы, увидев меня, бросили работу, поздоровались, ефрейтор достал пачку сигарет и протянул мне. Рядовой протянул горящую зажигалку. Я не мог оставаться безучастным к такому бескорыстному проявлению дружелюбия и убил их быстро, без мучений. Рядовому я двумя пальцами правой руки перебил трахею, а ефрейтору левой вонзил нож в шею, но постарался сделать это аккуратно, чтобы не забрызгаться кровью. Оттащив трупы в придорожные кусты, залез в кабину посмотреть, можно ли разжиться чем-нибудь полезным? Взял индивидуальные перевязочные пакеты, мешок с сухпайком, три гранаты и две шинели. Негусто. Забравшись в кузов, обнаружил двадцать ящиков минометных боеприпасов. И здесь облом, ну на хрена козе баян? Единственное, что
Успев залить две канистры, я услышал приближающийся шум моторов и, посмотрев на дорогу, увидел приближающийся броневик Sd.kfz 221, вслед за которым ехал тентованый грузовик «Опель-Блиц». На всякий случай я занял место за рычагами и, высунув голову из люка, изобразил скучающее выражение лица. Надеюсь прокатит. Поравнявшись со мной, броневик остановился и из башенного люка высунулся офицер, который, судя по выражению лица, хотел что-то спросить, но вот его взгляд перебежал с моего лица на бортовой номер, и на его физиономии отразилась такая богатая палитра эмоций, что мне сразу стало понятно: не прокатило! Опустившись на сиденье, я захлопнул люк и дал по газам. Pz. IV это не «Феррари» и даже нисколько не «Лада», если говорить о наборе скорости. Эта многотонная бронированная туша набирает скорость довольно медленно. Отчаянно выжимая обороты и дёргая рычаги в стремлении увести танк вперёд я не мог видеть, что происходит сзади, поэтому спросил у спутницы через «говорилку»:
— Видишь, что там сзади?
— Там немцы, их много… мне страшно!!!
— Да знаю знаю я что там немцы! — Подкрепив своё утверждение трехэтажной ругательной конструкцией, я продолжил, — Что они делают?
— Не ругайся на меня! — В наушниках послышались рыдания.
— Вот курва! — В сердцах я сорвал наушники и, отбросив их в сторону, развернул панцер на месте.
— Ага! У фрицев проблемы! Видимо, с перепуга водитель броневика попытался задним ходом объехать следующий за ним «Опель-Блиц», но застрял в кювете и, сейчас, буксуя, пытался вырулить на дорогу. Из кузова грузовика выпрыгивали солдаты и организованно разбегались в стороны, занимая позиции. Увидев мой маневр, экипаж бронемашины тоже прыснул в разные стороны. Знают, чем грозит им мой разворот! Я не стал их разочаровывать, скользнул в башню и, уже через пять секунд послал фугас точно в цель, потом немного крутанул механизмы настройки и следующим выстрелом поразил грузовик. Всё, пора тикать! Стрелять из пушки по лежащей врассыпную пехоте нет никакого смысла, да и от пулемета толку будет мало. Исходя из этих соображений, я задним ходом проехал пятьсот метров, потом развернулся и погнал на юго-восток. Согласно тактико-техническим характеристикам, Panzer-4 имеет максимальную скорость 40 километров в час по шоссе. Но в этом режиме значительно возрастает износ двигателя, и без того имеющего невысокий моторесурс, однако сейчас не та ситуация, когда необходимо заботиться о сохранности движка, тут бы голову сохранить, а для этого мне нужна скорость. Единственный вариант спасения без потери танка я сейчас видел в том, чтобы максимально быстро добраться до моста через Дунаец и, перейдя через него, затеряться в лесистых холмах правобережья этого притока Вислы. Ранее я надеялся, что получится дождаться темноты в каком-нибудь лесочке, потом ночью пристроиться к войсковой колонне и как можно дальше продвинуться на восток. Однако сейчас, после боестолкновения, укрыться западнее Дунайца нереально, так как в отличии от правобережья, приличных лесов, пригодных для укрытия, здесь почти нет. Лишь один крупный массив напротив Тарнува, но, спрятавшись в нем, я окажусь в ловушке. Да и если даже бросить танк, шансов уйти мало — выследят. Так что давай Андрюха! Жми на газ и надейся, что у оставленных позади немцев не было рации, ну или они не успели ей воспользоваться. Не доехав до шоссе примерно километр, я свернул, чтобы срезать угол по пересеченке, скорость заметно снизилась, но так безопаснее — на перекрестке мог находиться пост, а там не постреляешь, вражеских войск много. Форсировав вброд ручей, я остановился на берегу и выбрался наружу. Затем, собирая со дна ил, я стал бросать его на танк, чтобы скрыть бортовой номер, но выглядеть это должно естественно. Закончив, я осмотрел результат и скривился: доверия не вызывает, но времени на приведение к художественному виду нет. Надо успеть до моста раньше, чем потрёпанные мной фрицы доложат об инциденте. Поэтому я продолжил путь и вскоре уже ехал по шоссе на восток. Если быть точным, то по самому шоссе я проехал только половину пути до моста, остальную часть пути я проделал по обочинам, или вообще по полю, объезжая заторы, созданные наступающими немецкими войсками. Как бы там ни было, но вскоре я добрался до моста и, внаглую вклинившись в тыловую колонну, преодолел мост, демонстративно не реагируя на отчаянную жестикуляцию регулировщика. И погнал дальше, опасаясь, что сейчас пехотинцы, идущие в колонне на восток, развернут одну, или сразу несколько своих пушек и влупят мне гостинец в корму, а там броня тонкая… Но, видимо, немцы не смогли быстро однозначно идентифицировать меня как противника и мне удалось уйти от моста целым и невредимым. Через километр после моста я свернул на просёлок и направился в южном направлении. Вскоре мне посчастливилось выехать на каменистую дорогу, где следы танка были почти незаметны. Для большей скрытности я срубил деревце и прицепил его сзади. Ещё минут через пятнадцать я нашел удобное место стоянки у подножия поросшего лесом холма, со склона которого стекал тонкий ручеёк. Здесь танк надёжно укрывали кроны деревьев, а поднявшись на холм, можно было осмотреть округу. Согласно карте, ближайшая деревенька была в двух с половиной километрах от выбранной стоянки. Здраво рассудив, что лучшее место сегодня найти вряд ли удастся, я выбрался наружу и открыл люк башни:
— Пани Болеслава! Наш вояж временно приостановлен для отдыха и осмотра достопримечательностей!
Девушка не приняла поданную мной руку и, после того как самостоятельно выбралась на корму танка, с укором глядя мне в глаза, требовательно спросила:
— Ты зачем их убил?!
— Кого?! — опешил я от неожиданной постановки вопроса.
— Тех, двоих пареньков, которые тебя сигаретой угостили!
Я изумлённо посмотрел на неё:
— Так это же немцы!
— Ну и что? Они нам ничего не сделали, это же совсем ещё дети, их просто призвали в армию! Ты настоящее исчадие ада! Кровожадное чудовище! Видеть тебя больше не могу! — После этой эмоциональной тирады девушка уселась на корму и заплакала навзрыд.
Мне кажется, я начинаю от неё уставать! Наверное, у этой девушки в голове что-то сикось-накось. Коротко поразмыслив, я решил, что не стоит лезть к ней сейчас с объяснениями и доказательствами ее неправоты. Поэтому достал из танка корзину с снедью, переложил часть продуктов в свой ранец, пополнил в ручье фляжку, прихватил монокуляр и, найдя вполне пригодный путь наверх, поднялся до середины склона, где выбрал удобное место, чтобы можно было спокойно поесть, наблюдая за округой. «Надо бы построить шалаш», — лениво размышлял я, откусив колбасу и наблюдая за надвигающейся с запада тучей. Дождь это хорошо — следы смоет, у фрицев не будет желания шататься по лесам в поисках одинокого безобидного танка. Да и нелётная погода тоже в плюс. Однако я не торопился заниматься жилищным строительством. Дождь ещё не скоро и вообще не факт, что он будет, так что времени для неторопливого перекуса вполне достаточно. Да и настроение паскудное из-за Болеславы, хотя, может она в чем-то права? Не обязательно насчёт тех двоих, а вообще? Я ведь немцев убиваю без всяких рефлексий и сантиментов, даже не морщась, как в том тренажере-шутере, который остался в прошлой жизни. Там правило было простое — убивать всех, кого есть возможность убить, если они одеты во вражескую униформу. Независимо, вооружены они или нет, мужчина или женщина, спят или в толчке сидят. А я в этих шутерах не один десяток тысяч врагов прикончил. Причем создатели программ весьма ответственно подошли к выполнению своей работы — все было очень реалистично. Вот, например, был там шутер под названием «Склад» — игра происходит в реальном складском ангаре, в котором хаотично расставлены ящики, в руках пистолет ТТ (там большой выбор оружия) который при выстреле даёт реальную отдачу за счёт пневматики, на глазах очки дополненной 3-D реальности, на голове наушники, дающие качественный звук, близкий к реальному, на теле костюм с электрошоком — если допустил попадание в себя, тряханет весьма неприятно (но зато боевые рефлексы вбиваются намертво). Идёшь так спокойненько между ящиками, никому не мешаешь, а тут из-за угла выскакивает ухарь (даже и не скажешь что виртуальный) и начинает палить из МП-40. Чуть зазевался — и здравствуй, электричество! Вот так, крутясь как уж на сковородке, за час полторы сотни виртуальных, истекающих кровью трупов вермахта (они ведь не исчезают, до конца раунда лежат). Поэтому, наверное, неудивительно, что я убиваю фрицев, не задумываясь о гуманизме — моя психика переключилась в режим войны и сейчас все немцы должны быть убиты, если есть такая возможность. И эмоций к ним у меня никаких нет, ну кроме того главнемца, вот его реально ненавидел, пока не убил. Так что с головой у меня почти все в порядке — я ведь не стал фашистов крушить на шоссе направо и налево, понимаю, что это бессмысленно. А тех двоих, как мне тогда казалось, можно было убить безопасно, вот и убил. Однако, как оказалось, зря — последующие события показали, риск оказался слишком высоким, по краю прошёл. Вообще надо стараться вести себя более осмотрительно, не забывать, что вокруг не игра, и убить здесь могут по-настоящему.
Ну что, поели? Теперь можно и поспать! Только шалаш всё же сделать надо, тучка-то приближается. С этими мыслями я спустился с холма и осмотрелся. Девушка стояла на коленях спиной ко мне. Молится — понял я и, взяв из танка топор, приступил к рубке молодых деревьев и кустарника для шалаша. Через сорок минут неспешной работы простенький шалаш был готов. Вовремя успел, так как сразу начался дождь и я желая позвать спутницу, подошёл к ней, но девушка испуганно вскрикнула: «Не подходи ко мне!» — и исчезла в башне танка. Но я все-равно забрался в танк через водительский люк, чтобы забрать шинели. При этом услышал, как Болеслава плачет, тихонько всхлипывая.
Вернувшись к шалашу, чтобы исключить протекание, и лежать с комфортом, я набросил одну шинель поверх веток, а на другую лег внутри. И быстро уснул под шум дождя.
Проснувшись, я немного полежал, прислушиваясь к звукам окружающего леса и, не услышав ничего подозрительного, вышел наружу. Вообще, ситуация, когда во время сна я совершенно беззащитен, вызывала определенное беспокойство, а сейчас даже и растяжку не поставить на наиболее удобных для нападения направлениях. Лимонки кончились, а немецкие гранаты для этого дела не подходят. Но сделать с этим ничего нельзя — Болеслава для постовой службы непригодна, а я не могу обходиться без сна. Только и остаётся надеяться, что враги не будут шляться по лесу в ночное время, ну или во время дождя, как сегодня. Немного постояв у шалаша, я вспомнил, что на склоне холма видел кусты шиповника и там даже были ягоды, которые являются неплохой заменой чаю, а то уже надоело пить только чистую воду из ручьёв. Так как дел у меня никаких особо не было, то я немедля отправился на сбор даров леса и за полчаса набрал в немецкую пилотку ягод достаточно для изготовления пары литров ароматного и полезного напитка. А вот дальше появилась проблема — после дождя сухого хвороста в лесу не было. Совсем. Можно было бы попробовать и сырые разжечь, использовав для розжига глянцевый журнал. Но такой костер будет сильно дымить, а это нам не надо из соображений скрытности. Так что придется подождать, пока стемнеет. А пока ещё светло, можно подготовить хворост для костра и разложить его, чтобы хоть немного подсох. Этим я и занялся. Тем временем из башни появилась Болеслава и скрылась в кустах, а вернувшись, села на корму и стала смотреть как я ношу хворост. Я таскаю, она сидит и смотрит испуганно-затравленным взглядом, такая вот идиллическая картина. Закончив, остановился, раздумывая чем бы ещё заняться. Скучно тут, телевидения, интернета нет, только и развлечений, что немцев убивать, а без этого вообще тоска смертная, как только люди тут живут? Даже танковую рацию не послушать — аккумулятор можно посадить, а движок включенным держать нельзя, и так бензина не хватает. Да и что я там услышу? Войсковая связь осуществляется с помощью шифров, а то что передают гражданские радиостанции мне совершенно не интересно. О, придумал! Пожалуй надо (ну, не то чтобы надо, а от нечего делать) подняться на вершину холма и осмотреть округу. В предыдущий раз я не поднимался на самую вершину, остановившись примерно на двадцатиметровой высоте. Сейчас я добрался почти до самого верха, но опять на саму вершину не полез, так как она была скалистой, без растительности, зато вокруг росли достаточно густые кусты, в которых я и расположился, исходя из соображений скрытности. Ожидаемо ничего нового, чего бы я не знал из немецкой топографической карты, я не увидел. Местность здесь густонаселенная — сплошные хутора и деревни, без заметных границ населенных пунктов. Исключение составляют холмистые возвышенности и цепи, поросшие лесом, но эти пространства весьма ограничены по территории. Вот отсюда, например, до ближайшего хутора два с половиной километра. Поэтому надолго здесь укрыться не получится, да я и не планировал, так как сегодня ночью хочу преодолеть два десятка километров (это если по прямой, а по петляющим дорогам все тридцать наберётся) до речки Вислоки, преодолеть её вброд и укрыться в крупном лесном массиве на восточном берегу. Радует то, что пока не наблюдается признаков интенсивного поиска наглого поляка, гоняющего по тылам наступающих войск на угнанном танке и безнаказанно убивающего направо и налево немецких солдат и офицеров. Скорее всего я как тот неуловимый Джо — немцы не то, чтобы меня совсем не ищут, а просто не имеют пока возможности направить на поиски достаточно ресурсов. Основные силы немцев задействованы вокруг Варшавы, здесь же второстепенное направление, но, тем не менее восточнее поляки пока оказывают серьёзное сопротивление и у фрицев нет возможности направлять существенные силы на контроль захваченной территории.
За ближайшие полчаса я постепенно обошёл вершину по кругу, осматривая окрестности, потом сел на западном склоне и расслабленно наблюдал живописный закат. После чего, проводив взглядом последний луч солнца, я спустился вниз на стоянку. Там я увидел, что Болеслава все также неподвижно сидит на корме, глядя в пустоту потухшим взором. Проблема. «Похоже, её состояние опять ухудшается, ей бы к хорошему психологу на прием попасть, да где его взять? Ведь сейчас эта наука находится в зачаточном состоянии и толку от нынешних специалистов немного. Остаётся надеяться только на то, что время сможет вылечить её душевную боль». Я хотел было к ней подойти, чтобы хоть как-то поддержать, но девушка молча спрыгнула с кормы и испуганно отбежала в сторону, таким образом, демонстрируя без слов нежелание общаться. Мысленно махнув рукой, я приступил к разведению костра, обойдясь без использования в качестве розжига глянцевого журнала — хватило писем немца из портфеля и куска картона, оторванного от коробки с консервами. Вскоре над весело потрескивающим костром в котелке закипала вода для ароматного напитка, а на веточках исходили жиром куски полукопченой колбасы. Бросив в котелок горсть шиповника, я снял его с огня и посмотрел в сторону Болеславы — девушка все также сидела на корме танка, не глядя на меня, показывая всем своим видом, что ужинать не собирается. «А она хоть обедала?» — Задался я вопросом, понимая, что не видел, как она что-нибудь ела после нашего утреннего перекуса хлебом с молоком.
В любом случае надо предложить, решил я и собрал для спутницы ужин: кружка напитка, три крупных куска обжаренной над костром колбасы и кусок хлеба, после чего подошел к ней. Болеслава не стала от меня отбегать, как сделала это получасом ранее, но демонстративно отвернулась. Я положил продукты на крыло и обратился к девушке:
– На вот, поешь, нам ведь скоро надо снова ехать.
– После недолгой паузы, она, так и не глядя в мою сторону, сказала:
– Мне надо в костёл!
Осмыслив её просьбу, я пришел к выводу, что это может помочь ей справиться с проблемами. Девушка она набожная, исповедуется, причастится, глядишь и отпустит ее тоска-печаль. Хотя тут всё от везения зависит, священники-то ведь тоже люди и, надо отметить, очень разные, как и все люди. Но других вариантов лечения ее душевной кручины всё равно нет. Поэтому, немного обдумав возможность исполнения её просьбы, я ответил, глядя ей в спину: