Утро Судного Дня
Шрифт:
— Я согласна, — сказала Даша.
Глава двадцать вторая
«Те, кого завтра сметут…»
— Мне нужна не просто хорошая песня, а очень хорошая песня… — вещал дед. — Конечно, новая, зачем нам чужие объедки?.. Слушай, ты министр — или кто?.. Ну так распорядись!.. Через три часа!.. Да потому что в четыре у меня — запись… Что значит, не успеет? Мой исполнитель — успеет… Это мои проблемы. А твои — чтоб песня была. Ты меня понял, Василий? Найди, отними, любые поощрения! Кормим, понимаешь, целую свору дармоедов! А когда нужна одна-единственная песня… Даже слушать не хочу! Это у вас так не делается, а у нас — делается! Всё, Василий. Срок я назвал. Чтоб была. Ты меня знаешь!
Дед отключился, почесал за ухом, там, где был вживлен микрофон.
— Министр культуры, — сказал он. — Дурак полный. Но — исполнительный. Как раз такой, какой и нужен, чтобы управлять культурной шатией.
— Управлять? — Я скептически поднял бровь. — Разве творчеством можно управлять?
— Нельзя, — неожиданно легко согласился дед. — Но можно создавать видимость. Однако песню он нам найдет. Он сам — из музыкантов. Плохонький, но — с чутьем. Это, кстати, и есть управление творчеством, Тёмка. Маленьких, но не амбициозных — в администрацию. Чтобы холили и лелеяли больших.
— «А судьи — кто?» — осведомился я.
— А судья у нас один, — строго сказал дед, поднимая палец.
Я подумал, что он скажет: «Государь». Но дед сказал:
— …Народ! Народ рассудит!
Я засмеялся:
— Уже рассудил. «Хлеба и зрелищ!»
— Что б ты понимал, — буркнул дед. — Оценки твои: трояк — по музыке, трояк — по стихосложению… Камергер, называется!
Нет, ну надо же! Я сам не помню, что у меня там было — по культурным курсам. А дед не забыл.
— Так то когда было, — сказал я. И похвастался: — А я, между прочим, этой ночью стих сочинил! Кажется, неплохой.
— Стих? Ты? — удивился дед. — Ну-ка воспроизведи.
— Что, вот так прямо сейчас? — Я даже растерялся.
— А тебе что, аудитория нужна? — осведомился дед.
— Ну, я так не могу… — пробормотал я. — Давай я лучше запишу, а ты сам прочитаешь, а?
— Артём, прекрати кокетничать! — сурово сказал дед. — Читай! Или — забыл?
— Нет, не забыл.
Нет, ну вот что за человек мой дед. Я разозлился… Потом мысленно произнес первые строчки — и как-то сразу успокоился.
— Ворох потерянных душ Гонит по улице ветер…На деда я не смотрел. Я смотрел в высокое дворцовое окно, за которым плескались на ветру уже начавшие желтеть листья.
— Из темноты в темноту, Тех, кому страшно при свете. Хлещут незримые плети. Шорох — как смех. На мосту, Между перил — в пустоту…Это странно звучало сейчас, солнечным утром, но я продолжал:
— Через барьер — в пустоту. Те, кому душно на свете. Те, кого сумерки метят, Те, кого завтра сметут. Канут, как пух в круговерти. Дымом над кромкой огня Души летят от бессмертья… И обгоняют меня.И замолчал.
Почувствовал, как
Дед тоже молчал некоторое время. Потом подошел, положил руку на плечо:
— Страшно, Тёмка, — сказал он незнакомым, каким-то «надорванным» голосом. — Мне тоже страшно. Но мы выдюжим, правда?
Я не ответил.
Мы еще немного помолчали, потом дед сказал, уже обычным голосом.
— Хорошие стихи. Молодец. А я думал: тебе не дано.
— Правильно думал, — кивнул я. И честно признался: — Они во сне сочинились. Я проснулся, а они — у меня в голове. Чудно, да?
Ответить дед не успел. Позвонил министр культуры. Он «нашел» песню.
— Сейчас композитора привезут, — сообщил мне дед. — Минут через двадцать. Вертушка уже в воздухе. Сходи, приведи Дашу.
И тут мне пришел вызов. В лице одного из дедовых секретарей, принесших мне пластинку видеофона.
Это был Ванька. Вернее, их высокоблагородие подполковник Иван Николаевич Сучков.
Я обрадовался.
— Здорово, Ванька! Чего не звонил?
— А откуда бы мне знать, что ты вернулся? — проворчал Сучков.
— Так тебе Буркин не говорил ничего? — удивился я.
— Нет.
Ну и дела.
— Тогда как ты узнал…
— Узнал вот, — отрезал Иван. — Бери вертуху — и стрижом ко мне!
— Погоди, Ванька, не так все просто. Что случилось?
— Случилось. Может, прислать за тобой, ты где?
— В Петро… — начал я и остановился.
Если Ванька не знал, что я прилетел, и не знает, где я сейчас нахожусь, то каким образом мне прошел вызов?
Я еще раз всмотрелся в лицо человека на экранчике видеофона. Это несомненно был Ванька Сучков. Но мне ли не знать, как просто подделать образ.
— Ванька, помнишь, как звали ту девчонку, которую ты у меня отбил на втором курсе? На новогоднем балу? — спросил я.
— Ту маленькую беленькую? — Ванька озадаченно поглядел на меня. — Нет, не помню. А зачем тебе… — И вдруг сообразил: — Я это, я. Это вызов по розыскной линии. Сигнал пришел, а точка связи почему-то не высветилась.
Правильно не высветилась. Странно, что нас вообще соединили.
Сучков неверно истолковал мое молчание:
— Спроси еще что-нибудь! Только быстрее!
— Позже, — отрезал я. И отключился.
— Дед, на меня Сучков вышел, — сказал я. — Хочет, чтобы я немедленно летел к нему. Что-то случилось.
— Никуда не полетишь! — мгновенно отреагировал дед.
— Но…
— Никаких «но»!
— Дед, Даша прекрасно отснимется и без меня!
— Дурак! — рявкнул дед сердито. — Соображаловку включи! Никуда ты из дворца не полетишь. Прихлопнут, как муху! Если у Сучкова твоего — что-то важное, сейчас его сюда привезут. Заодно проверят, что там с ним стряслось. А ты иди за Дашей. Времени мало. Сейчас композитора доставят.
Композитор мне не понравился. Длинноволосый, длинноносый, неопрятный… Зато при галстуке с усеянной бриллиантами «скрепкой». Меня он вообще в упор не увидел, Дашу мазнул равнодушным взглядом, зато перед дедом буквально изогнулся. Скрипичным ключом. И залебезил: «Ах, Ваше сиятельство, Ваше сиятельство…»
— Цыть, — сказал ему дед. — Рояль — там.
Рояль оказался не нужен. Маэстро выудил из кармана блочок размером с патрон для ручной плазменной пушки, и блочок тут же воспроизвел искомую песню. Песня была глупая, но очень красивая. На мой взгляд. А голосок у той, что ее пела, был довольно знакомый.
На деда, впрочем, композиция впечатления не произвела. На Дашу — тоже.
Маэстро это понял и обиделся.
— Заказ для самой… (Тут я вспомнил, чей это голосок.) — Двенадцать тысяч рублей предоплаты. Лично по просьбе господина министра вам отдаю! Безусловный хит, будьте уверены!
— А что слова такие глупые? — спросил дед.
— Слова — не мои! — тут же отреагировал композитор.
— Да и музыка не твоя, — сказал дед.
Маэстро смешался. Кажется, он не ожидал от деда такой музыкальной эрудиции.
— Дашенька, тебе понравилось? — спросил дед.
Даша сдвинула бровки… И вдруг очень чисто и звонко пропела несколько тактов из только что сыгранного опуса… Оказавшегося этакой вариацией на тему «На заре ты ее не буди». Да такой ловкой, что простому вояке вроде меня нипочем бы не догадаться.
— Надо бы тебя, братец, наказать, — задумчиво произнес дед. — За нарушение авторских прав…
— Так это же народная музыка! — воскликнул маэстро.
— Да ну? — Дед усмехнулся. — А по-моему, это господина Варламова романс.
— Так он же давно умер! — заспорил маэстро: — Тогда еще авторских прав не было! Значит — народное!
— Именно народное! — строго сказал дед. — Стало быть, достояние России, часть национальной культуры, которую ты, — указующий перст деда нацелился в бриллиантовую заколку маэстро, — исказил и присвоил в корыстных целях. В чем и признался! — с удовлетворением завершил дед.
Маэстро побледнел и затрясся.
— Однако я тебя прощаю, — милостиво произнес дед. — За то, что идею подал. Ни к чему нам эти глупые хиты, когда есть богатейшее культурное наследие. И сейчас мы в это наследие погрузимся и подыщем что-нибудь для Дашеньки. А ты… — взгляд деда снова обратился на композитора и посуровел.
— …А у меня всё наследие тут, — маэстро сунул деду под нос свой музыкальный пенал. — Богатейшая база, Ваше сиятельство! Чем только смогу…
Тут в комнату вошел давешний секретарь и что-то негромко сообщил деду.
— Артём, — сказал дед. — Доставили однокашников твоих. Иди, общайся.
Глава двадцать третья
Китайский схимник
Подполковник Сучков сидел на диванчике у окна. Он был какой-то грустный. И это был, несомненно, он, потому что, увидев меня, мгновенно повеселел, вскочил и сразу полез обниматься и хлопать меня по спине:
— Тёмка, черт! Живой! А мы тебя уже хоронить собрались!
— Не дождетесь! — заявил я, похрустывая подполковничьими ребрами.
— Вот ты, выходит, где, — сказал Иван, озирая роскошную гостиную. Как будто в первый раз увидел. — Значит, у деда своего теперь…
— Вроде того, — не стал спорить я. — Говори давай, что у тебя стряслось такое экстренное?
— Значит, у деда… — Ванька решил, видно, меня поинтриговать. — Не объявился, ничего не сказал… Или мы уже не друзья?
— Ванька, я только вчера прилетел.
— Ну так мог бы…
— Не мог. На меня, брат, нынче сезон охоты открыт.
Сучков сразу стал серьезным.
— Кто?
— Долгая история, — махнул я рукой. — Позже. У тебя-то что, говори!
— А у меня — вот! — Иван повернулся, картинно взмахнул рукой.
Я посмотрел… И обомлел.
На маленьком красном диванчике сидел человек. Причем я мог бы поклясться, что минуту назад его не было. Или я его не заметил. Я — не заметил! Нет, похоже, я здесь, в семейном кругу, совсем бдительность потерял.
— Здравствуй, Артём.
Я его не знал. Крепкий поджарый мужик примерно моих лет. Патлатый, как давешний маэстро. И бородатый, как йог. Он вообще был похож на йога… или на старовера из той сибирской деревни, куда меня как-то свозил Буркин — для развития общей эрудиции.
— Не узнаешь? — спросил «старовер».
Я посмотрел на него внимательно. Мысленно убрал патлы и бороду.
— Мишка?.. — не очень уверенно предположил я. — Мишка Лебедкин?
— Было у меня и такое имя, — подтвердил «волосатик».
Я покосился на Ивана. Помнится, года полтора назад именно он поведал мне, что титулярный советник и генеральский сын Михаил Лебедкин отбыл в служебную командировку в Китай и уже оттуда, из Китая, подал в отставку, аргументируя ее тем, что «прозрел Истину, желает отныне служить исключительно Богу».
Наше министерство отнеслось к этому вопиющему безобразию неожиданно гуманно. Отставку Лебедкин получил.
«По состоянию здоровья».
Ваня Сучков не поленился навестить однокашника в его китайском «скиту» и позже однозначно дал мне понять, что считает нашего старого приятеля-односкамеечника Михаила Лебедкина предателем и в «богоискательство» его ничуть не верит.
А теперь вот сам привел «предателя» в Государевы палаты.
Хотя нет, не привел. Их сюда доставили. Надо полагать, и проверили предварительно.
— Да он это, он! — подтвердил Сучков. — Ты хоть бы предупредил, Артём! Вломились ко мне в кабинет люди Государевы, взяли под белы рученьки, кинули в вертушку — и сюда. Я уж подумал: разжалуют меня, и в Казахстан, на поселение. Урюк выращивать. Всю дорогу гадал: за что? Ну мог предупредить, да?
— Урюк… — Я хмыкнул. — Есть такие слова, Ваше высокоблагородие: государственная тайна. — И перевел взгляд с Ваньки на Лебедкина.
Глаза у Михаила Лебедкина были — как тонкие слюдяные пластинки: вроде бы и блестит, и прозрачное, а ничего не отражается и не видно тоже ничего.
Тот колебался: как со мной себя вести? Вроде бы односкамеечники. Положено обниматься… Только не видел он во мне особой радости от встречи.
И точно. Не было у меня ни радости, ни радушия. Не нравился мне Миша Лебедкин — «китайский отшельник». Чувствовалось в нем нечто… Чуждое. У меня на это в последнее время нюх. «Пованивало» от Миши основательно.
Так что, когда он все-таки решился и протянул мне руку, я сделал вид, будто не заметил.
— Как дела в Китае? — спросил я.
— Не знаю, — сказал Миша Лебедкин. — Я вчера прилетел. Утренним рейсом.
Надо же! Одновременно со мной.
— А до «вчера»?
— До «вчера» все было как обычно.
Какой, однако, содержательный разговор.
— Иван, — сказал я. — Отойдем на пару слов.
Когда мы прошли между караульных, я сделал знак правому лейб-гвардейцу: присматривай за этим. Тот движением век обозначил: понял.
— Ну и зачем ты его сюда приволок? — спросил я, когда мы оказались в галерее. — Сам же говорил: предатель! А теперь…
— А теперь понял, что ошибся, — сухо сказал Иван. — Получил соответствующую информацию.
— Интересно, от кого и какую?
— От кого надо… — Ванька некоторое время колебался, но потом решил, что от меня можно не скрывать. — Мишка там под прикрытием работал. По очень серьезной теме.
Вот это похоже на правду. Неудивительно, что его так легко отправили в отставку. И все равно этот Лебедкин никаких теплых чувств у меня не вызывал.
— Под прикрытием, говоришь? А теперь он — что? Сбежал?
— Артём, что-то я тебя не пойму, — холодно произнес Сучков. — Наш с тобой кореш оказался не дрянью, а настоящим дворянином. Каким и должен был быть. А ты вроде бы и не рад.
— Извини, Ванька. — Сказал я. — Со мной столько всего было за этот год… Расскажу — не поверишь. Наверное, я просто устал. Дай отдышаться.
— Не дам, — строго сказал Иван. — Некогда. Сам знаешь, что в мире творится.
— Ничего, мир подождет немного, — отмахнулся я. — Кстати, поздравь меня: я женат.
— Да ты что! — Брови Сучкова взмыли вверх. — На ком?
— На женщине! — Я засмеялся.
А Иван обиделся:
— Что ж ты, гад, на свадьбу не позвал?
— Свадьбы не было, — успокоил его я. — Когда будет — позову. — Вспомнив о Даше, я мгновенно пришел в отличное настроение. — Всё будет путём, Ванька! Говори, что у тебя за дело такое безотлагательное?
— Не у меня, — покачал головой Иван. — У Мишки. Какое — не знаю. Они у меня только сегодня появились: Мишка и Лёва Рублев, помнишь, со старшего курса. Он теперь в твоем бывшем Департаменте замзавсектора. Лёва Мишаню нашего реабилитировал и наказал, чтоб я Мишке оказывал всяческое содействие. Можно подумать, я бы и так не помог. А Мишка с ходу попросил меня с тобой связаться. Я говорю: «Нет Тёмки в городе». А он: «Есть. Запроси по вашему служебному поисковику». И прав оказался, чучело китайское. Нашли мы тебя.
— Понятно, — пробормотал я, хотя понятного было мало. — Ладно, пошли потолкуем с нашим китайским ламой.
— Ну, Миша, — сказал я, — излагай свое дело.
Миша Лебедкин покосился на Сучкова, потом почему-то — на лейб-гвардейцев.
— Хотелось бы тет-а-тет, — сказал он.
«Перебьешься», — подумал я.
— У меня от Ваньки секретов нет! Давай излагай. И покороче. Мне некогда.
Тут, в гостиной, вообще никаких секретов быть не может. Наверняка всё фиксируется и пишется. Уж во дворце-то система безопасности должна работать без перебоев.
Лебедкин на мою грубость не обиделся.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Если коротко, то так. Тебе необходимо поехать со мной.
«Сейчас! Разбежался!»
— Куда, если не секрет?
— В Китай.
— Мишаня, ты в своем уме? — воскликнул Сучков.
— В своем. Можешь не беспокоиться. Безопасность я гарантирую.
— Безопасность — для кого? — ехидно спросил я.
— Для тебя. Это действительно необходимо.
— Зачем?
Лебедкин заколебался…
— Я сейчас не могу этого сказать, — наконец выдавил он. — Можешь связаться с Рублевым, он подтвердит мои полномочия.
— А может — сразу с господином Ю? — осведомился я.
— С каким именно Ю? — Лебедкин, похоже, растерялся.
— С тем самым!
Я уже набрал в грудь воздух, чтобы скомандовать гвардейцам взять Лебедкина под стражу. Но тут в гостиную ворвался дед.
— Господа! — произнес он своим отменно поставленным голосом. — Шесть часов назад Китай запустил космический корабль! С экипажем. На Марс. Рассчитывают долететь через шесть месяцев.
Этого не могло быть. Все космические исследования были под запретом вот уже тридцать лет. Реализовать проект такого масштаба, да еще втайне от остального мира, просто невозможно. Но я почему-то сразу понял: это правда. И мне стало очень страшно.
— Дед, — сказал я. — Его надо уничтожить. Сбить. Все, что угодно. Может быть, тогда…
— Невозможно, — сказал дед. — Ни у кого нет таких ракет. Китайский корабль уже пересек условную орбиту Луны, и в настоящий момент скорость его составляет двенадцать с половиной километров в секунду.
«Уже больше второй космической [2] , — прикинул я. — Пожалуй, действительно не достать. Может, лазером?»
Мощности наших орбитальных лазеров хватило бы. По крайней мере, чтобы выжечь оптику. Но проблема в том, что все спутниковое оружие было рассчитано либо на поражение целей в ближнем космосе и стратосфере, либо (с предварительным созданием канала) в воздухе или на поверхности земли. Можно ли переориентировать их на дистанции в сотни тысяч, а то и миллионы километров? Этого я не знал. Зато я знал, каким может быть «откат».
— Китайцы сошли с ума, — сказал я. — Дед, мы должны быть готовы ко всему. Надо объявить военное положение. Это будет такой катаклизм…
— Десять часов назад была объявлена нулевая готовность, — сказал дед. — Военное положение может быть введено в течение часа. Если возникнет необходимость. Но есть мнение, что никакого катаклизма не будет.
— То есть?
Есть еще первая космическая скорость — минимальная, которую необходимо сообщить телу, находящемуся в гравитационном поле планеты, чтобы оно стало искусственным спутником планеты. У поверхности Земли первая космическая скорость равна 7,91 км/с.
И третья космическая скорость — минимальная скорость, необходимая для того, чтобы космический аппарат, запущенный с Земли, преодолел притяжение Солнца и покинул Солнечную систему. У поверхности Земли третья космическая скорость равна 16,67 км/с.
— Так утверждают китайцы. Они распространили коммюнике, суть которого в том, что никакого феномена спонтанной деструкции в природе не существует.
Я настолько растерялся, что просто не знал, что сказать. А дед тем временем продолжал:
— По их заявлению, весь «ифрит» — это «липа». Стратегическая игра Антитеррористического комитета с целью сохранить власть и силовые структуры после того, как с терроризмом было покончено, и эта организация стала не нужна.
— Бред какой-то… — пробормотал я. — Дед, но это же брехня. Я сам видел, что такое «ифрит». Не по «гало» — собственными руками людей из развалин вытаскивал. И все эти зависимости… Связь проявлений «ифрита» и научных разработок… Они же в открытом доступе. Ничего не стоит проверить…
— Связь есть, — сказал дед. — Но нет доказательств, что это именно природные катаклизмы. Китайцы представили справку: все катаклизмы, имевшие место на Земле с момента первого проявления так называемого «ифрита», могли быть организованы людьми.
— Вранье!
— Извини, Артём, но наши специалисты этот вывод подтверждают.
— Когда ты об этом узнал? — спросил я.
— Десять минут назад, — ответил дед. — Коммюнике распространено полчаса назад. По всему миру. Вместе с призывом к лидерам всех стран немедленно прекратить всякую деятельность «Аладдина» и всех связанных с ним структур.
— Полчаса, — сказал я. — А корабль к Марсу они запустили пять часов назад. Они всё подстроили.
— Вот это несомненно, — согласился дед.
— Постой! — вдруг вспомнил я. — Ты сказал: нулевая готовность объявлена десять часов назад?
— Да. Так и есть. А что тебя смущает?
Китайский космический аппарат был запущен пять часов назад, коммюнике распространено полчаса назад… То есть готовность объявили не поэтому. Неужели из-за меня?
— Вы что, всё знали заранее? Или произошло что-то, о чем я не знаю?
— Конечно, произошло! — Дед даже удивился.
— Артём, ты что, гало не смотрел? — подал голос мой дружок Иван. — Экстренного выпуска не видел?
Дед, кажется, понял.
— Здесь — царская резиденция, Иван, — сказал он. — Здесь не бывает экстренных выпусков. Всё необходимое сообщают в индивидуальном порядке. Артём, видимо, не в курсе.
— В курсе — чего? — спросил я.
Что еще произошло, пока я отсыпался и сочинял стихи?
2
Вторая космическая скорость — минимальная скорость, которую необходимо сообщить телу, находящемуся на поверхности планеты (или иного массивного тела), чтобы оно вышло из сферы гравитационного действия планеты. У поверхности Земли вторая космическая скорость равна 11,168 км/с.
Глава двадцать четвёртая
Война
Нулевая готовность в Российской Империи была объявлена потому, что началась война. Начал ее Китай. Не с нами, слава Богу. Жертвой китайской агрессии стал Всемирный комитет по выявлению и пресечению незаконных научных исследований.
Хотя слова «жертва» и «агрессор» здесь были не совсем уместны. Скорее — «превентивный удар».
Выяснилось, что китайцы готовились к подобной акции с того дня, как экспансионные возможности «Аладдина» реализовались в Лас-Вегасе. А возможно, и раньше. В Комитете по выявлению и пресечению об этом ничего не знали. В этой операции китайская разведка оказалась на высоте. А аладдиновская — нет. Равно, впрочем, как и наша, российская, для которой происшедшее оказалось полнейшей неожиданностью.
Подготовились китайцы качественно. Руководство «Аладдина» было буквально нашпиговано китайскими агентами влияния. А вот научные и военно-промышленные подразделения «Аладдина» были проработаны намного слабее. Китайцев в них тоже было изрядно. Но это были китайцы несколько иного менталитета. Старые кадры, для которых интересы «Аладдина» были важнее интересов Генерального секретаря Коммунистической партии Китая. Так что у «Аладдина» по-прежнему оставалось значительное техническое превосходство над КНР. Однако как профессиональный разведчик я вполне одобрял выбор зоны внедрения. Ни к чему врезаться в исполнительные схемы, если есть возможность завладеть управляющей консолью. Да и риск выявления агентурной сети намного ниже, если агентура берет не количеством, а качеством. Курок был взведен. Осталось дождаться удобного момента, чтобы нажать на спуск.
Момент наступил, когда силы «Аладдина», контролирующие Китай, оттянулись в Америку.
Все базы «Аладдина» на территории Китая были атакованы одновременно и очень мощно. Правда, захватить удалось только две. Да и то благодаря успешной работе диверсионных групп. Остальные были взорваны, едва стало ясно, что защитить их не удастся. При этом погибли все, кто их оборонял, плюс несколько сотен тысяч китайских солдат. Мясня получилась страшная. Причем потери «Аладдина», не в количественном, а в реальном значении, оказались намного выше. Комитет потерял не только базы, но и более двух тысяч сотрудников. Восемь процентов личного состава.
Всё могло обернуться для «Аладдина» намного хуже, но неожиданно мощную роль сыграло прикрытие, выбранное Буркиным для операции по освобождению Гривы.
Доктору Сяню сообщили, что Артёма захватили люди специального координатора Ю. Сянь, чья преданность «Аладдину» оказалась выше, чем родному Китаю (естественно: в «Аладдине» он был одним из лидеров, а для Китая — ренегат на службе у противника), немедленно известил Комитет о «предательстве» регионального лидера, и того лишили всех полномочий буквально за час до того, как Китай перешел в активному этапу операции. Смена руководителя региона — не лучший способ противостоять противнику. Но это куда лучше, чем когда войсками руководит сторонник врага. Червь-Дракон действительно оказался предателем… Или, наоборот, патриотом. С какой стороны посмотреть. Но «заблокировали» его очень вовремя. Китайцам не удалось завладеть боевыми ресурсами «Аладдина». И «обезглавить» его тоже не удалось. «Головастый» уцелел. Диверсионной группе, состоящей из работавших на антарктической базе китайцев, не удалось захватить или уничтожить «Головастого». Незадолго до начала операции эта группа была выявлена и обезврежена службой безопасности базы. Опять-таки благодаря блестящей идее Буркина.
Но в целом «Аладдину» досталось неслабо. После китайской диверсии Комитет потерял четверть своих ресурсов. И большая часть этих потерь пришлась на Индокитай и Азию.
Одновременно с китайскими наземными войсками «Аладдин» атаковали и воздушно-космические. Тут у китайцев сначала тоже все получилось неплохо. Первой же атакой было уничтожено две трети аладдиновских спутников. Однако через два часа в стратосфере над Китаем вновь появились новейшие боевые «крылья» «Аладдина» и рассеяли несколько миллионов «яичек», превративших большую часть китайской электроники в совсем глупое железо. А затем принялись пропалывать космическую сеть над Китаем, как огородник — грядку.
Однако и у Китая оказался камень за пазухой. Тщательно экранированные подземные линии связи и ракетные комплексы, собранные не на базе стандартных процессоров, а на основе космических технологий, устойчивые к внешним воздействиям и практически недоступные орбитальным «контролерам». Именно в силу совершенно других технологических принципов.
Комплексы были очень примитивные, чуть ли не на обычной оптике. Зато их было много. И укомплектовали их ракетами не целевого, а объемного действия.
«Аладдиновцы» потеряли шесть машин и поспешно увели остальные на безопасное расстояние.
Как только стало ясно, что ответный удар «Аладдина» не стал нокаутирующим, Китай сделал две вещи.
1. Обнародовал подкрепленную фактами информацию о том, что Комитет по контролю и пресечению несанкционированных научных исследований сам активно занимается этими самыми исследованиями, и обратился к правительствам наиболее значимых государств с предложением поддержать их в борьбе с «Аладдином».
2. Произвел запуск космического корабля.
Второе действие в общей сумятице осталось не то чтобы незамеченным (не заметить явление такого порядка — невозможно), но — неопознанным.
Да и не до того было.
Правительства Земли спешно решали, какую позицию занять.
Китай поддержали Северная Америка и Индия (последняя, правда, только на словах), не поддержала Запад-Европа (несмотря на то, что на ее территории тут же начались беспорядки, спровоцированные европейскими китайцами), Австралия и мы. Несмотря на то, что Китай сулил Российской Империи всякие блага и даже территориальные уступки.
Россия ответила отрицательно. Доминирующий в мире Китай был, по мнению большинства русских лидеров, намного опаснее «ифрита». Даже самые оптимистические прогнозы утверждали, что через полвека такого «правления» китайцы будут составлять уже не четверть, а три четверти населения планеты.
Правда, само население Земли уменьшится втрое. Потому что — «ифрит».
И вот через пять часов после первого обращения Китай опубликовал второе. В котором провозгласил «ифрит» фикцией. Многолетней цепью диверсий мирового масштаба.
Могло ли это быть правдой?
Наши аналитики полагали: да, могло. А коли так, то к аналогичному выводу должны были прийти и специалисты из других стран. Почему до этого варианта никто не додумался раньше?
Наверное, именно вследствие масштабов. Очень трудно допустить злодеяние подобного размаха. И если теперь, после запуска космического корабля, ничего не произойдет, то весь мир сочтет это подтверждением китайского заявления.
Никто не станет вспоминать о том, что «ифрит» реагировал далеко не на каждую научную разработку.
Все знают: космос у «Аладдина» всегда был под запретом.
Все знают, что именно космические эксперименты считаются первоосновой появления «ифрита» и главной причиной создания Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции и его силового органа.
И мало кто вспомнит о том, что «ифрит», как правило, является реакцией не на финальную часть, а на начало запретной деятельности. То есть в данном случае не на запуск корабля, а на начало его строительства.
Наверное, подсознательно я все еще считал себя сотрудником «Аладдина», потому что сейчас сомневался и искал факты, работающие против китайской версии.
У других подобных сомнений не будет. Достаточно взглянуть на физиономию подполковника жандармерии Сучкова, чтобы это понять. А ведь Ванька — сам неплохой аналитик, привыкший в таких ситуациях ничего не принимать на веру. Сейчас же он смотрит на моего деда как на пророка. И на лице его написано: «Да как же я сам об этом раньше не догадался!»
Как всё просто. Нет никакого «ифрита». Есть рвущаяся к власти кровожадная шайка, узурпировавшая науку и теперь норовящая заполучить власть над человечеством. Если злодеев прихлопнуть, сразу все станет замечательно.
А как только злодеев прихлопнут, власть над планетой совершенно «заслуженно» перейдет к Китаю.
— Во всём этом надо разобраться, — промямлил я. — Дед, почему ты мне раньше ничего не сказал?
— А я думал — ты знал, — Грива-самый-старший поглядел на меня удивленно. — Ты что, за это время ни разу в Сеть не заглядывал?
Я покачал головой. Вот он: мир информационных потоков. Выпал из него всего лишь на сутки и — пожалуйста!
— Знал, не знал — сейчас уже не важно, — сказал дед. — Извините, господа, Артёма я у вас забираю. Его хочет видеть Государь…
…Первым среагировал лейб-гвардеец. Гвардейцев в гостиной было двое, и действовали они по отработанной схеме. Один мгновенно заслонил собой деда и вытолкнул его обратно в галерею. Второй рванулся вперед, пытаясь перехватить «источник угрозы».
«Источник угрозы», мой однокашник Миша Лебедкин небрежно взмахнул рукой — словно муху отгонял. И охранник, здоровенный, прекрасно обученный лейб-гвардеец в «броне» (!), сложившись пополам, как сломанная пластиковая кукла, повалился на ковер да так и остался лежать.
Второй лейб-гвардеец с достойным похвалы проворством обнажил импульсник… Лебедкин длинным скользящим, скорее плавным, чем быстрым движением переместился вдоль стены, уходя с линии прицела и одновременно сокращая расстояние между собой и стрелком. Лейб-гвардеец отпрыгнул в сторону. Прыгнул — и выстрелил. В обивке дивана образовалась черная дымящаяся дыра. Лебедкин заскользил по ковру, как конькобежец, почти в шпагате, подкатился снизу, подхватил лейб-гвардейца и легко, даже изящно, вскинул его вверх (минимум девяносто килограммов веса плюс еще десять — брони и амуниции) и толкнул — не бросил, а именно толкнул сквозь как будто загустевший воздух в сторону высокого окна. Стекло в окне, к сожалению, оказалось обычным, не бронированным, поэтому лейб-гвардеец вышиб его и рухнул вниз, на старинную булыжную мостовую.
Я успел подумать, что у него есть шанс выжить: броня примет на себя часть удара. Еще я успел заметить, как поднимается с диванчика Ваня Сучков… То есть он, наверное, не поднимался, а вскочил, но мои и его секунды теперь были разной длины. Я уже вошел в боевой режим и двигался на перехват. Существовала вероятность, что цель врага не я, а дед. Дед — в галерее. Лебедкина я туда не пущу!
Лебедкин, однако, покидать помещение не собирался. Вскинувшись по-журавлиному, он крутнулся мне навстречу — как балерина на пуанте. Взметнулись черные лохмы, Лебедкин выпрыгнул вверх с великолепным разворотом и хлестнул меня вытянутой в струнку ногой.
Я успел присесть — и нога со свистом пронеслась над головой. И тут же вернулась — но уже на уровне метра от пола. Я не смог по-настоящему оценить эту великолепную нисходящую «вертушку», потому что полностью уклониться мне не удалось. Лебедкин меня все-таки задел. Чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы меня унесло к противоположной двери.
Впрочем, серьезных повреждений у меня не было, так что через мгновение я уже снова был на ногах, готовый к новой атаке противника…
Но Лебедкин добивать меня не спешил. Он застыл в картинной позе: вытянувшись в струнку, разбросав чуть согнутые в локтях руки, смотрел на меня и ждал. Чего? Моей атаки?
И тут между нами встал Сучков. И кажется, вознамерился принять участие в битве.
— Ванька, уйди! — крикнул я.
В это мгновение Лебедкин двинулся ко мне.
Сучкова он не тронул. Обогнул, как огибают естественное препятствие… Я не понял, как он это сделал. Полсекунды назад я стоял, изготовясь… И вот лежу на ковре, в глазах — круги, в затылке тупая боль…
Я переворотом ушел назад, на рефлексе, зная, что не успею…
Успел. Потому что Лебедкин вновь не стал меня добивать. Он стоял в семи шагах. Интересно так стоял, на носках туфель и при этом раскачиваясь, как штырь метронома. И с амплитудой, совершенно немыслимой с точки зрения равновесия.
И тут я понял, что это такое, хотя никогда прежде не видел…
У меня в башке что-то сдвинулось. Наверное, я основательно приложился… А на поле боя появился еще один участник. Даша.
Я услышал, как она бежит по галерее, но сделать уже ничего не мог…
Даша влетела в гостиную, в один миг оценила обстановку: раскачивающегося Лебедкина, скрючившегося лейб-гвардейца, растерянного Сучкова, меня, замершего в коленной стойке… И, подхватив первое попавшееся, что подвернулось под руку (это была ваза), метнула в Лебедкина.
Рефлексы и навыки у моей первобытной девочки были замечательные. Ваза пронеслась у меня над головой и попала точно в цель…
«Цель» отразила вазу с невозможной для человека быстротой… Не знаю как, но я понял, что произойдет, за миг до того, как фарфоровый снаряд с гудением устремился к Даше. Я прыгнул вверх, выбросил кулак… Скорость у вазы была такая, что совершенно непонятно было, как я успел. Но я успел. Потому что прыгнул раньше, чем Лебедкин метнул. Мой кулак соприкоснулся с вазой, рука вмиг онемела от кисти до плеча, ваза взорвалась сотнями осколков, и заряд фарфоровой шрапнели ушел вверх, никого не задев. Но это я узнал позже. В тот момент я решил иначе, потому что услышал Дашин пронзительный крик. Этот крик ударил меня в спину. Мне показалось, что мое сердце выпрыгнет из груди, и я сам прыгнул — на живой «волчок» свернутой в спираль силы — и смял его. Как давят в кулаке жестяную банку.
Внутри моего противника что-то звучно треснуло, и он грохнулся на ковер. Не упал, мягко и умело, как положено бойцу, а повалился такой же сломанной куклой, как недавно падал отброшенный им лейб-гвардеец.
И время сразу пошло как обычно. Я снова начал дышать и слышать множество звуков, оглянулся — и с облегчением понял, что с Дашей все в порядке.
А потом в гостиную ворвался караул…
— Не стреляйте, — крикнул я, заслоняя распластавшегося на ковре Лебедкина. — Он не опасен больше. У него позвоночник сломан.
Миша Лебедкин смотрел на цветной плафон гостиной — и улыбался. У него было лицо человека, который добился того, чего хотел. Что ж, если его целью было — умереть, то я сделаю все, чтобы он этой цели не достиг.
В гостиной было уже тесно от людей в «броне», когда наконец появились врачи.
Их командир решительно выпроводил из гостиной большую часть военных, его люди с невероятной быстротой развернули в дворцовой гостиной нечто вроде полевого лазарета. Двое занялись Гривой. Он опомниться не успел, как его правая рука оказалась в лубке, а затылок — в какой-то липкой дряни. Со словами: «Я — в порядке» Артём отпихнул врача со сканером, норовившего установить, есть ли у Гривы сотрясение мозга, и сбежал в дедовы палаты.
В палатах маялся композитор. Ни деда, ни Даши не было.
Грива отмахнулся от маэстро и прошел прямо в кабинет. Компьютер у деда был — из новых японских монстров, система безопасности которых за десять метров опознает чужого пользователя. Но простодушный дед ее попросту отключил. Приоритетов и допусков для деда тоже не существовало, так что, пожелай тот же маэстро приобщиться к государственным тайнам, — приобщился бы. Правда, потом служба безопасности разобрала бы его на молекулы.
Гриве на СБ было сейчас наплевать. Он влез в дворцовый новостной блок и поднял дайджест по китайским событиям. Попутно узнал, что Государя в Петергофе сейчас нет. Он передислоцировался в уральскую ставку. Туда же сейчас переправляли и Генштаб. Российская армия отрабатывала положение «нулевая готовность».
В Китае тоже происходили активные перемещения. Русские спутники китайцы не тронули, поэтому «картинка» была очень хорошая. И на этой картинке можно было видеть, как китайские войска движутся по вьетнамским дорогам.
На мониторе вспыхнул значок экстренного вызова.
Грива активировал сигнал и увидел крайне озабоченное лицо «дяди Коли».
— Андрей Алексеевич, у нас… Артём, это ты? А где дед?
— Только что был здесь.
— Позови его, пожалуйста. Я не могу с ним связаться!
— Ладно, сейчас попробую его найти.
«Уж не случилось ли с дедом что-нибудь?» — с беспокойством подумал Грива, покидая кабинет.
С дедом ничего не случилось. Его коммуникатор был занят, потому что Грива-самый-старший разговаривал сразу по нескольким каналам, причем на одном из них был Государь.
— Тебя ищет твой секретарь, — сообщил Артём.
— Подождет, — ответил дед. — Нет, Ваше Величество, это не вам. Это мой внук… Да, через час. Артём! Тебя ждет военное «крыло» стратегического резерва. Живо в аэропорт. Ты летишь на Урал.
Через час — не получилось. Сначала Артём решил дождаться Дашу, но понял, что не получится. Даша была полностью погружена в фонотеку патлатого маэстро… Грива даже немножко позавидовал ее самообладанию. Полчаса назад она едва не погибла… И — никаких переживаний.
Артём не стал ей мешать. Взял с деда обещание — отправить ее на Урал сразу же после окончания записи и с надежным сопровождением. Зато Ваньку Сучкова Грива захватил с собой. Вернее, попросил у деда, чтобы Ваньку официально назначили ему в сопровождающие. Дед распорядился.
Грива получил в сопровождающие не только Сучкова, но еще десятерых бойцов из отдела охраны Департамента общественной безопасности. И звено новейших российских перехватчиков «смешанного» космо-воздушного типа.
С точки зрения Гривы, перехватчики были лишними. Боевое «крыло» стратегического резерва само было «летающей крепостью», и даже не «крылом», по сути, а космическим аппаратом с возможностью полета в атмосфере. Ходили слухи, что такие машины разрабатывались именно под космос. Как челноки для высадки на другие планеты.
Но для Земли они тоже годились, а главное, «ифрит» их создание проигнорировал.
Никакого комфорта внутри «крыла» не было. Всё — исключительно функциональное. А вот пилотские и пассажирские «места» — настоящие шедевры. Ускорение в пятерку «же» физиологически воспринималось не больше, чем тройка.
Они уже перешли на прямоточные двигатели и разогнались до пяти Махов [3] , когда пришла информация по недавнему противнику Гривы…
— …Не понимаю, как его пустили во дворец, — сказал Артём. — У него же другой генетический код.
3
Число Маха — величина, определяющая соотношение скорости потока (объекта) к скорости звука, равной 331,46 м/с.