Уважаемый господин дурак
Шрифт:
— Иностранец? Не может быть!
Сесукэ, продавец рыбы, стоял у дверей кухни, постукивая по занемевшей шее ладонью. Рядом расположился кусок картона с названиями всех рыб, которые у него сегодня продавались.
— Что же ты будешь делать? Если он иностранец, ты не сможешь разговаривать с ним по-японски. Думаю, тебе придется выучить несколько английских слов.
— О чем ты говоришь? Я достаточно знаю английский, чтобы понимать его.
И чтобы продемонстрировать свое
— Во всяком случае, что сегодня будешь заказывать?
— А что у тебя есть?
— Как насчет свежей савара?
— А сколько?
— Сорок иен один кусок.
— Дорого.
Матян подошла к кухонной двери, уперев руки в бедра, и сурово посмотрела на Сесукэ.
— У нас будет гость-иностранец, и, я полагаю, мы будем заказывать больше мяса. Поэтому будь-ка к нам повнимательней и обслуживай нас хорошо.
— Это что, угроза? — Сесукэ развязал полотенце на голове и вытер потное лицо. — Ты трудный покупатель.
— Это же естественно, разве нет? Неужели ты не знаешь, что иностранцы не едят ничего, кроме мяса?
— Хорошо, твоя взяла. Я продам ее тебе за тридцать пять иен. — Он послюнил карандаш и записал заказ в книгу. — Как это получилось, что иностранец будет жить у вас?
— Разве я тебе не говорила? Он старый друг Такамори.
— Ах вот что? Тогда, наверное, правильно, что он остановится у вас. Между прочим, один иностранец снимает комнату в доме господина Мори — знаешь, около полицейской будки? Преподает английский или что-то в этом роде.
— У нас совсем другого рода гость, — громко заявила Матян. — Наш — потомок Наполеона, так что не сравнивай его с каким-то простым иностранцем, который живет у Мори.
— Наполеона?
— Что, ты даже не знаешь, кто такой Наполеон? Какой невежда!
— Ты не хотела бы пойти со мной в кино в воскресенье?
— Нет. Я ни с кем никуда не пойду, пока не буду готова выйти замуж. Если ты закончил свои дела, можешь отсюда убираться.
Наконец пришел тот апрельский день, когда Гастон должен был прибыть в Иокогаму.
— Наконец-то! — Даже Сидзу громко произнесла это накануне его приезда. Прозвучало так, будто домой из далекой поездки возвращается ее родной ребенок. А все потому, что последнюю неделю она только и готовилась к приему гостя — чинила стеганое одеяло, покупала новые простыни, придумывала подходящее меню.
— Томоэ, ты купила новые наволочки на подушки?
— Да, но мама, я не думаю, что мы должны заходить так далеко. Во-первых, у нас нет ни малейшего представления, зачем он приезжает в Японию. Даже если он когда-то и переписывался с Такамори, от нас не требуется поселить его у себя на все время, пока он в Японии. Я думаю, это плохая привычка японцев — доходить до таких крайностей в приеме иностранцев.
— Возможно, ты и права, но он проделал такой длинный путь...
— Хотела бы я знать, какой он, этот Гастон.
Выключив радио, по которому играла американская музыка, Томоэ пыталась — как это она часто делала последние три недели — представить себе, как он выглядит. И никак не могла создать удовлетворительный образ. Втайне от матери и брата она побывала в книжном магазине Марудзэн в Нихонбаси — хотела найти фотографии Наполеона, но в тех нескольких книгах о нем, что там продавались, он изображался высокомерным маленьким человеком, похожим скорее на хищную птицу из зоопарка в Уэно. «Совсем несимпатичный», — решила она и ушла из магазина, так ничего и не купив.
Просматривая журналы о кино, Томоэ наткнулась на фотографии Шарля Боне и Даниэля Гелина, игравших Наполеона, однако не посмела и надеяться, что Гастон будет таким же красивым, как Гелин. Девушка попробовала склеить в уме коллаж из французского романтического актера и хищной птицы, но так и не добилась никакого цельного образа.
— Как ты думаешь, что могло случиться с Такамори? — с беспокойством спросила Сидзу, глядя на стенные часы. Уже одиннадцать, а Такамори до сих пор не было дома. Вероятно, как обычно, засиделся в баре со своими друзьями по работе.
— Абсолютно никакого чувства ответственности... Гость его приезжает завтра, а его самого еще дома нет!
— Он должен об этом помнить.
— Конечно, помнит. Сегодня он собирался сходить в пароходную компанию за разрешением войти на судна. Встречающим в порту обычно не разрешают подниматься на борт, но если им хочется, надо получать разрешение.
— Я надеюсь, завтра будет хорошая погода.
— По радио передавали, что завтра будет славный день.
Такамори вернулся далеко за полночь.
— Пароход прибывает в шесть утра. Что мы будем делать, если ты не в силах будешь встать? — съязвила Томоэ. Но Такамори, как всегда, беспечно стоял возле умывальника и полоскал рот так, что бульканье разносилось по всему дому.
Наконец он ответил:
— Не волнуйся. Им предстоит пройти таможенную и карантинную инспекцию, и они сойдут на берег не раньше десяти часов. Спешить некуда.
«Типичная безответственность», — подумала Томоэ.
И вот — день прибытия, воскресенье. Сидзу и Томоэ проснулись, едва забрезжил серый рассвет и начали щебетать воробьи на крыше.
Пароход «Вьетнам» по расписанию должен был войти в порт в шесть часов, но, как сказал Такамори, до десяти он еще будет проходить таможню и карантинные власти. Но он в подобных делах был всегда настолько легкомысленным, что домашние не знали, насколько вообще можно полагаться на его суждения. По крайней мере, сейчас он еще крепко спал.
Семь часов. Томоэ не могла больше сдерживаться — поднялась на второй этаж и с большим трудом растолкала брата. Протирая глаза, он потянулся за сигаретой, но Томоэ успела схватить его, как кошку, за воротник и успешно стащила вниз.