Увечный бог
Шрифт:
Мы, солдаты, знаем лишь одну полновесную монету, и это - уважение. Мы ее копим, прячем, и никто не стал бы называть нас щедрыми. Мы не любим сорить деньгами. Но есть и кое-что худшее, чем бросать монеты - когда кто-то выходит и бросает их нам назад.
Мы беспокоимся. Отводим глаза. Что-то ломается в душе, мы падаем в себя. Зевакам не понять. Они думают, мы должны улыбаться, махать руками и шагать с гордым видом. Но нам ничего такого не
Мы могли бы сидеть на груде королевских сокровищ и ничего не замечать. Потому что иные богатства застревают в горле и душат нас".
Увидев, что Скрипач его заметил, Еж пошел рядом.
– Не надо, Скрип.
– Что не надо? Я уже...
– Не то. Ты сейчас остановишься. Построишь своих лицом к регулярам. Ты теперь капитан, все на тебя смотрят. Это монета, Скрипач. Ты должен отплатить.
Капитан долго смотрел на Ежа.
– Не думал, что будет так трудно.
– А ты хотел просто убежать?
Скрипач покачал головой: - Нет. Не знал, что нужно. Не был уверен, чего они хотят.
Склонив голову набок, Еж спросил: - Ты не уверен, достойны ли они?
Капитан безмолвствовал.
Еж мотнул головой: - Мы не для такого сделаны, ты и я. Мы саперы. Когда я захожу в тупик, думаю: что сделал бы Вискиджек? Слушай, тебе нужно, чтобы регуляры устояли, дали вам время. Купили время своей кровью, своими жизнями. Что с того, если ты считаешь их никчемными? ТЫ ДОЛЖЕН РАСПЛАТИТЬСЯ!
Скрипач всё еще колебался. Еж взмахом подозвал своих Сжигателей.
– Мы строимся лицом к лагерю, Скрип - а ты так и будешь стоять посреди морпехов и панцирников, мнущихся и не знающих, куда глядеть?
– Нет, - ответил Скрипач глухим голосом.
– Еж... думаю... я сделал неверный шаг. Вот и всё.
– Хей, лучше поздно чем никогда.
Когда Еж двинулся к своим взводам, Скрипач окликнул: - Погоди.
– Что теперь?
– Думаю, кое-что должны увидеть все.
– Скрипач шагнул, протягивая руку.
Еж поглядел на нее.
– Думаешь, достаточно?
– Для начала, идиот.
Еж улыбнулся, пожимая руку.
А Скрипач заключил его в крепкие объятия.
Баделле сидела на крыше фургона, и наблюдала эту сцену на краю лагеря.
– Что случилось?
– спросил сидевший рядом Седдик.
– Ранам нужно время, чтобы исцелиться, - сказала она, смотря, как двое мужчин обнимаются, и чувствуя, как повсюду исчезает напряжение.
– Они любовники?
– Они братья, - ответила она.
– Тот с рыжей бородой - ты назвала его отцом, Баделле. Почему?
– Все дело в том, что он солдат. Я много видела с тех пор, как мы их нашли. Ты не выбираешь
– Но они выбирали. Они решили стать солдатами.
– А потом встали лицом к лицу со смертью, Седдик. Это связь крови, и такой узел иногда сама смерть не разрубит."Вот почему все отдают честь". Скоро, - сказала она, - мы увидим семью, пробужденную в гневе.
– Но Мать отсылает их. Мы их еще увидим?
– Легко, Седдик. Просто закрой глаза.
Прыщ, еле ковыляя, пробрался к границе лагеря, чтобы видеть морпехов и панцирников. Они как раз строились лицом к регулярной пехоте. Он поискал Адъюнкта, но не увидел. Не было и кулака Блистига, "человека, который пытался меня убить.
Ничего нет опаснее человека без чувства юмора".
Когда Скрипач и Еж расцепились и пошли к своим отрядам, к Прыщу подошла Фаредан Сорт; потом справа появился Добряк.
Прыщ вздохнул.
– Кулаки. Все это по вашему приказу?
– Я как раз выкрикнула приказ, когда они меня бросили и ушли сюда, - сказала Сорт.
– Эти регуляры не лучше морпехов.
– Скоро мы увидим, так ли это, - заявил Добряк.
– Старший сержант лейтенант Прыщ, вы оправились?
– При выходе из пустыни я получил дополнительное исцеление. Как видите, сэр, я стою на ногах и готов ко всему.
– Но вас еще не исцелили от прирожденной лени.
– Так точно, сэр.
– Согласны со мной, старший сержант лейтенант Прыщ?
– Всегда с вами согласен, сэр.
– Ох, вы двое, хватит. Нам сейчас будут отдавать честь.
Все солдаты стянулись в этот угол лагеря и стояли беспорядочной массой. В этом было что-то, показавшееся Прыщу... особенным... словно вся военная структура с ее жесткостью и любовью к мелочам перестала иметь значение. Регуляры уже не салютовали, просто стояли, напоминая толпу в доках, созерцающую отбытие флота. Капитан Скрипач вышел перед строем морпехов, повернулся к ним лицом. Поднял руку в приветствии, подержал, пока солдаты не повторили, и словно нехотя опустил.
И всё. Регуляры не ответили. Прыщ хмыкнул: - Это же "старая монета", верно?
– Да, - хриплым голосом отозвался Добряк. Он кашлянул.
– Традиция рождена на сетийских равнинах, во время бесконечных свар между конными племенами. Удачные набеги завершались обменом трофейными монетами.
– Он чуть помолчал, вздохнул.
– Сетийские гребни - произведение искусства. Рог антилопы или быка, отполированы до блеска...
– Сэр, я чувствую очередной приступ лени. Не пора ли отдать мне приказ?