Увеселительная прогулка
Шрифт:
— В своем рассказе ты говоришь: если я уйду, ты бросишь все, чего ты добился, даже свой пост главного редактора.
— Я бы охотно так и сделал. Но в настоящее время не могу себе этого позволить.
— Ты останешься главным?
— Я должен остаться.
— Несмотря на то, что именно «Миттагблатт» был первой газетой, которая…
— Мне теперь нужно много денег. Что бы ни сделал Оливер, ему понадобится адвокат — самый лучший, какого я только смогу найти.
— Ты страшный человек!
— Почему?
— Такой холодный.
— Это не холодность, Сильвия, а благоразумие.
Пауза.
— Эп!
— Да?
— Я не могу сейчас уйти.
— Никто тебя не гонит.
— Может быть, дело совсем не в Тобиасе.
— Я все равно теперь буду мало бывать дома. Вероятно, мне придется на ближайшие несколько недель снять номер в гостинице.
— Недавно я читала один роман. Ганс Эрих Носсак. «Не позднее ноября».
— Вот как?
— Там женщина бросает мужа и уходит к писателю.
— Ну и что?
— Она сама не знает почему. Я эту книгу до конца не дочитала.
— И не знаешь, чем там кончилось дело?
— А я и не хочу знать. Эта женщина бросает мужа, крупного промышленника, такого… ну, я бы тоже не хотела иметь такого мужа, но… Это бесконечно грустно, она уходит от него и сама не знает почему, просто так…
— Пойду-ка я к себе и попробую часика два поспать.
— Тебе тоже надо как-нибудь прочесть эту книгу.
— Может быть.
— Но только до середины.
— Пойду, попробую соснуть. Спокойной ночи…
— Так как, Эп? Сделать это?
— Что?
— Записать твой рассказ?
— Делай, что хочешь.
— Единственное, что мне мешает, — это твой голос.
— Единственное?
— И еще то, что ты ни разу не сказал, почему все-таки на мне женился.
— Теперь я уже и сам не знаю. До сих пор я считал, что по любви.
— Все женщины, которые у тебя были до меня, тебя бросали.
— Не все.
— Конечно, но все. Тебе и сегодня нет отказа от женщин. От таких, которые тебе не нужны. Но я говорю о тех женщинах, которых ты хотел удержать.
— Что ж, возможно.
— Тебе могло показаться, что уж я-то тебя никогда не брошу.
— Ты меня бросала не раз.
— Но всегда возвращалась.
— В один прекрасный день ты не вернешься.
— Ты женился на мне, потому что я была такая робкая и беспомощная, а ты был сильный — я хочу сказать, что рядом со мной, с моей слабостью, ты казался сильным.
— Тем не менее ты имела полное право сказать «нет».
— Почему ты такой непоследовательный?
— В чем это я непоследовательный?
— Когда мы познакомились, ты был коммунистом или чем-то в этом роде. Сегодня ты редактор бульварной газеты, которая…
— Коммунист! Как ты себе это представляешь? Ведь только называть себя коммунистом — это мало чего стоит.
— Может, я вышла за тебя потому, что ты тоже был бедный.
— И я должен был так и остаться бедняком?
— Не знаю.
— Впрочем, что нам проку от великих теорий, когда мы даже не научились еще как следует воспитывать своих детей. Правда, нам не так-то легко научиться их воспитывать, если теории оказываются несостоятельными… Допустим, теории годны для тех, кто сегодня владеет всем, а они не желают… Оставим это. Сейчас, я должен все же хоть немного поспать…
25 августа, 3 часа 20 минут
НА КУХНЕ У КАНТОНАЛЬНОГО ПОЛИЦЕЙСКОГО ЗИММЕНА В ЛАНГЕНТАЛЕ
— Свари ему крепкий кофе, парнишка совсем из сил выбился, — сказал Зиммен жене.
— Ты тоже будешь пить? — спросила госпожа Зиммен.
— Да. Надеюсь, тебя можно не привязывать, ты не удерешь, а?
— Можете не опасаться, — ответил Оливер.
— Ну что же, тогда давай все по порядку, я буду записывать. Значит, ты и есть тот самый Оливер Эпштейн, которого разыскивает полиция.
— Да.
— Откуда у тебя такая фамилия?
— Не знаю.
— Так ведь у него же есть родители, — вставила госпожа Зиммен.
— Твои родители что, иностранцы?
— Нет.
— И мать тоже нет?
— Насколько я знаю, нет.
— Родители у тебя богатые?
— Мой отец очень много зарабатывает.
— Да уж конечно, немало надо зарабатывать, чтобы разжиться на моторную лодку.
— У нас еще и две машины, — сказал Оливер.
— Может быть, тебя наконец переведут в город, — заметила госпожа Зиммен.
— Почему? — спросил муж.
— Теперь ты им доказал, какой ты молодец.
— Это верно. Видишь, а ты все твердила, иди, мол, спать, уж сюда-то он наверняка не забредет.
— Вот кофе… Они приедут за ним сюда?
— Я еще не сообщил, что он у меня.
— Почему?
— Сначала я должен его допросить, составить протокол, признание должно быть зафиксировано.
— Ты прав. Если хочешь, я буду печатать на машинке.
— Давай, давай. Ты печатаешь быстрее меня.
— Я сейчас вернусь.
— Ладно. Скажи, Эпштейн, как ты оказался в этих местах?
— Сегодня вечером я выехал из Лозанны, доехал до Берна, там я передумал и решил в Цюрих не ехать. Я вышел в Берне и пересел в другой поезд, а тот довез меня только до Лангенталя. Тогда я пошел пешком…
— Куда ты направлялся?
— Сам не знаю. Надеялся, что-нибудь уж я придумаю.
— Вот тут ты дал маху, не сообразил, что полиция уже охотится за тобой по всей стране.
— Да я знал. Это напечатали во всех газетах. И по радио тоже передавали.