Увези меня на лимузине!
Шрифт:
– Улечка, ты теперь останешься дома насовсем? – Инга, устроившаяся рядом, прижалась ко мне и умоляюще заглядывала в глаза.
– Где тот дом? – Губы неожиданно задрожали.
– Ну как это! – девочка аж подпрыгнула от возбуждения. – А ваша с дядькой Алькой квартира?
– Там есть кому жить.
– Нет! Ничего подобного! Эта гадина там жить не будет! Она вообще…
– Инга! – строгий оклик отца прервал возмущенные вопли Кузнечика. – Не лезь, куда тебя не просят!
– Ну и пожалуйста, – девочка обиженно
Долго расстраиваться ей не позволил Май. Пес, освобожденный наконец от намордника, почувствовал настроение Инги и, приподнявшись с пола, лизнул ее в нос. А потом уложил громадную башку девочке на колени и довольно прикрыл глаза.
Мир был восстановлен, мы поехали домой. К Левандовским. Где, как обычно, необъятным полем раскинулся посреди гостиной стол, на котором не было ни одного свободного сантиметра. Товарищ Лукулл удавился бы от зависти при виде этого изобилия.
Хлопотунья Ирина Ильинична – женщина строжайших принципов, отступать от которых не собирается. Гостя нужно накормить!
Хотя в ее исполнении гостей скорее откармливали. И беднягам после обильнейшей трапезы приходилось туго. Под беднягами я имею в виду животы гостей.
Внешне ни Ирина Ильинична, ни Сергей Львович особо не изменились, и это было здорово. Моложавый, подтянутый генерал и его статная супруга встретили нас у порога.
Но при виде Ники они мгновенно превратились в восхищенных бабушку и дедушку. Какой там генерал, где та супруга! Сомлевшие от восторга, теплые лица, сияющие глаза. Они, отталкивая друг дружку, пытались забрать и потискать малышку.
Они действительно любили мою дочь, искренне и нежно. И от всего этого мой нос зашмыгал, губы задрожали, а в уголки глаз заспешили слезы.
Ведь так случилось, что родных бабушек и дедушек у Ники нет.
Зато есть Левандовские.
Тем временем дочка, пару минут озадаченно рассматривавшая воркующих стариков, разулыбалась и, по очереди показывая пальчиком, обозначила:
– Деда! Баба!
Восторг зашкалило.
А потом мы рассаживались вокруг стола, а потом, перебивая друг друга, рассказывали о том, как жили, что было. Шумели, смеялись, ели, пили.
И ни разу, ни единым словом не коснулись пульсирующей болью темы.
Пока раскрасневшаяся Ника, сверкая глазенками, не соскочила с коленей дедушки Сережи и не побежала к изящному секретеру, вальяжно устроившемуся у противоположной стены.
– Ника, деточка, ты куда? – всполошилась Ирина Ильинична. – Пирожочек возьми, вкусный!
– Там! – малышка уже стояла возле секретера и тянула руку вверх. – Дай!
– Что тебе дать, Куська? – Инга, моментально придумавшая для моей дочки персональное имя (я же, к примеру, для нее Уля), выскочила из-за стола и подбежала к малышке. – Это?
– Неть! – Ника оттолкнула забавную фарфоровую собачку, протянутую Кузнечиком. – Там папа! Дай!
– Но… –
– Ручки! – скомандовала дочка.
Подошедший Артур поднял ребенка. Следующая команда, сопровождаемая указующим жестом:
– Дай! Папа! Дай!
– Как она увидела? – Артур вытащил из частокола фотографий в рамках, стоявших на секретере, снимок хохочущего, здорового, радующегося жизни Алексея Майорова. – Он же заставлен другими фотографиями!
– Дай!
Ника выхватила фото отца и погладила картинку. Потом прижала к груди и повернулась ко мне:
– Папе больно!
Тяжелеющей каплей повисла тишина. Ирина Ильинична прижала ко рту морщинистую ладонь, пальцы мелко-мелко тряслись. Генерал с силой провел левой рукой по седой шевелюре, а потом помассировал сердце.
Капля тишины становилась все тяжелее и тяжелее, пока не шлепнулась грузно на пол, разлетевшись на возгласы:
– Откуда она знает?
– Как, как могла заметить?
– Что это значит?
– Господи, деточка, да кто же ты?
Последний вопрос, который тихо выдохнула Ирина Ильинична, прозвучал неожиданно громко. Или это мне показалось?
Я подошла к замершему Артуру, забрала у него серьезную, сосредоточенно разглядывающую всех дочку и направилась с ней к большущему мягкому угловому дивану. Следом зацокал когтями по паркету Май. Хотя оторваться от одуряюще пахнувшего стола для нормального пса – дело немыслимое, но любимые хозяйки нуждались в его поддержке, зверь это чувствовал. Поэтому и улегся, навалившись на мои ноги, когда мы с дочкой расположились на диване.
– Саш, ты расскажи им о Нике, а мы пока отдохнем.
Подруга ободряюще улыбнулась мне и повернулась к Левандовским.
Глава 28
К счастью, отношение семейства Левандовских к моей дочери после Сашкиного рассказа совершенно не изменилось. Я, конечно, не предполагала, что Ирина Ильинична, к примеру, при виде Ники начнет осенять себя крестным знамением и кричать: «Чур меня!», не тот типаж, генеральская жена все-таки. Но вполне можно было ожидать некоторого отчуждения. Или нездорового любопытства. Или… Да мало ли таких «или»!
Но Левандовские просто приняли информацию к сведению, Сергей Львович и Артур тут же бросились к компьютеру, шарить в Интернете и собирать информацию о детях-индиго.
А женская составляющая семейства только порадовалась за ребенка. Особенно Кузнечик – ведь с Никой уже можно было общаться!
Чем она немедленно и занялась, перебравшись к нам на диван:
– Знаешь, Куська, у тебя классный папа!
– Да, – улыбнулась малышка. – Папа хороший.
– Не то слово! После моего папы он самый лучший! Он мой друг! И твоя мама – моя лучшая подружка. А ты… А давай, ты будешь моей младшей сестренкой?