Увидеть Венецию и… (диалог с Иосифом Бродским)
Шрифт:
Изучая лицо этого города семнадцать зим, я, наверно, сумею нарисовать портрет этого места если и не в четыре времени года, то в четыре времени зимнего дня.
Иосиф Бродский, «Fondamenta degli incurabili»
Иногда путешествия случаются нежданно-негаданно. В один день вдруг рождается безумная идея куда-нибудь рвануть, а спустя несколько недель ты уже в приятном возбуждении пакуешь чемоданы и изумляешься тому, как чудесно все сложилось: появилась возможность улизнуть с работы, бросить семью и дом, к тому же на тебя свалились неожиданные деньги. Именно такой, «скоропостижной», оказалась моя поездка в Венецию в компании двух «лягушек-путешественниц» – Инны и Ольги.
Однажды,
Инна охотно взяла на себя роль организатора и обязала нас изучить путеводители и прочие материалы, чтобы решить, как мы будем целую неделю погружаться в культуру Венеции. Я не был в восторге от идеи заранее знакомиться с городом по книгам и фильмам, однако Инна была непреклонна и вручила мне эссе Бродского «Набережная неисцелимых» 1 , велев проникнуться венецианским духом, который, мол, переполнял страницы книги.
Некий «дух» и вправду парил над витиеватым текстом Иосифа Бродского: он поднимался над строками клочьями тумана и меланхолично оседал в сознании, плотно окутывая его и пропитывая сырым воздухом венецианской зимы. Сквозь этот туман перед глазами у меня проступал образ Венеции – слегка потасканной, местами затертой до дыр соблазнительницы, что веками глядится в воду городских каналов и в ее зыбкой поверхности видит себя вечно юной, пышной красавицей.
1
Автобиографическое эссе, написанное в 1989 г. на английском языке и носящее итальянское название «Fondamenta degli incurabili» (более поздняя англ. версия названия – «Watermark») – здесь и далее примеч. автора.
Позже, прогуливаясь по узеньким венецианским улочкам, я неоднократно ловил себя на мысли, что у меня в памяти всплывают целые куски из этой книги. Я невольно сравнивал свое восприятие сегодняшней Венеции с опытом Бродского, бродившего по тем же местам несколькими десятилетиями ранее. И теперь, наяву окруженный каналами, храмами и дворцами Вечного города, я снова и снова принимался вести мысленный диалог с поэтом – он-то и лег в основу моего эссе.
< image l:href="#"/>***
«Небо было полно зимних звезд, как часто бывает в провинции. Стоило лишь оглянуться, чтобы увидать Стацьоне во всем ее прямоугольном блеске неона и изысканности, чтобы увидать печатные буквы: VENEZIA. Но я не оглядывался. Затем ниоткуда возникла широкая крытая баржа, помесь консервной банки и бутерброда, и глухо ткнулась в причал Стацьоне. Горстка пассажиров выбежала на берег и устремилась мимо меня к станции». 2
2
Здесь и далее в тексте курсивом приведены цитаты из книги И. Бродского «Набережная неисцелимых» в переводе Г. Дашевского.
Из аэропорта наше трио прибыло на Stazione Venezia Santa Lucia, когда зимние сумерки предельно
Поплутав в темноте по незнакомой местности, мы преодолели гигантский аркообразный виадук и вышли к набережной. На итальянский язык понятие «набережная» переводится словом fondamenta: в самом звучании его – фундаментальность, незыблемость, глубина, основа. Так как отныне нам предстояло повсюду передвигаться по воде, мы изучили на причале несложную схему движения vaporetto (венецианского речного трамвайчика) и отправились в первое путешествие по городским каналам – в один из старейших районов города Каннареджо. Там располагалась гостиница «Три арки», где нам предложили поселиться. Оказалось, отель стоит прямо у причала, буквально в трех метрах от канала. Немудрено, что по утрам, после ночных приливов, высокое гостиничное крыльцо было мокрым, а набережную заливала вода, вышедшая из берегов. Венецианцев, носящих дорогую и элегантную обувь, это не напрягало, ну а нас и подавно. Наоборот, было весело ходить по деревянным настилам, которые сооружали специально на случай небольшого затопления.
«В зиме всегда есть что-то антарктическое. Так как батареи соблюдают свои неритмичные циклы даже в отелях, ты дрожишь и ложишься спать в шерстяных носках. Только алкоголь способен смягчить удар полярной молнии, пронзающей тело при первом шаге на мраморный пол. Если вечером ты работаешь, то зажигаешь целый парфенон свечей – не ради настроения или света, а из-за их иллюзорного тепла; или перемещаешься на кухню, зажигаешь плиту и закрываешь дверь. Все источает холод, особенно стены. Против окон не возражаешь, потому что знаешь, чего от них ждать. Они, в сущности, просто пропускают холод, в то время как стены его копят».
С той поры, как Бродский впервые приехал в Венецию в середине 70-х, здесь многое изменилось. Зимы перестали быть «антарктическими» – в феврале жители города вполне довольствуются легкими курточками и толстовками, а шапки носят исключительно из соображений стиля. Гостиницы, к счастью, больше не шокируют постояльцев холодовыми атаками со стороны пола и стен: по крайней мере, в нашем номере всегда было тепло и уютно. Алкоголь же если и потребляется, то не ради согревания замерзших конечностей, а в лучших дионисийских традициях – для увеселения духа.
Вечерами мы частенько выпивали в отеле, потому что в двух минутах от причала обнаружили неисчерпаемый винный погребок. Это был крошечный магазин, где дешевое, но качественное спиртное продавал добродушный старичок Альберто – потомственный виноторговец в пятом поколении. Позади длинного деревянного прилавка стоял ряд пузатых винных бочонков, и хозяин с удовольствием наполнял нам литровые бутылки белым Prosecco, красным Amarone или розовым шампанским Valpolicella. Попутно он рассказывал, как эти вина делают и где хранят. Протягивая бутылку, Альберто неизменно задерживал нас на несколько минут, предлагая попробовать еще несколько сортов совершенно бесплатно. Он выставлял на прилавок одноразовые бокальчики и щедро плескал в них то одно, то другое вино из своего богатого ассортимента. Случалось, что уже после посещения этого чудесного магазинчика я был навеселе – впрочем, я всегда слыл никудышным пьяницей.