Увидимся в аду
Шрифт:
— Надеюсь, ты по важному делу? — спросила она.
— По очень важному. — Наташа подвинула Розу в сторону и, невзирая на отсутствие приглашения, протиснулась в дом. — У него на меня не стоит! А-а-а! — вопила она. — Что делать?!
Наташа долго, с ненужными подробностями пересказывала Розе все, что произошло между ней и Игорем.
— Ну и что? — Роза пожала плечами. — Может, он действительно плохо себя чувствовал. Почему у него на тебя должен стоять без перерыва? Он живой человек…
— Я чувствую, здесь что-то не так! — сопротивлялась Наташа. — Он головой меня хотел, он был возбужден, понимаешь?
— Ты думаешь, это она? — Роза попыталась отстраниться, но Наташа вцепилась в нее мертвой хваткой.
— Не знаю! — завелась Наташа. — И очень хочу выяснить!
— Тихо! — Роза приложила палец к губам, и Наташа ощутила, что не может открыть рот.
Разозлившись окончательно и бесповоротно, она смахнула с губ заклятие и завопила так, что большой, с питбуля, кот-альбинос, дремавший на вешалке между шапок, от страха проснулся, дико мяукнул, бросился куда-то и свалился вниз, громко треснувшись об пол. Со страшным воем он умчался в комнаты, а Роза вздохнула, пожала плечами и сказала:
— Ладно. Пойдем посмотрим, если для тебя это так важно.
— Розочка, милая, прости, — извинялась по дороге Наташа. — Я едва соображаю…
МАША
21 мая, 23.34
Грета, Соня и Марта играли в карты. Они то и дело хохотали: картинки на картах мухлевали. Дама показывала валету голую грудь, от чего тот превращался в шестерку, король угрожал разбаловать туза в десятку, джокер отвлекал внимание анекдотами, а валеты то и дело оскорбляли друг друга и назначали дуэль.
Когда Маша зашла, девицы бросили карты и разразились охами да ахами — они восхищались тем, как Маша изменилась.
— Хочешь поразвлечься? — предложила Марта.
Маша с готовностью согласилась.
Соня взмахнула рукой, и бархатная штора отъехала в сторону, открыв полукруглое окно до самого пола. В доме напротив, на одиннадцатом этаже, приходившемся вровень их седьмому, в незанавешенных окнах горел свет. На кухне женщина в ситцевом цветастом халате готовила ужин, а в комнате лысый мужчина с упитанным брюшком смотрел телевизор.
Время от времени жена что-то кричала мужу. Видимо, он не отвечал, потому как она постоянно выбегала в комнату, размахивала руками и, судя по мимике, скандалила.
— Смотри, — прошептала Марта.
Она взяла какой-то небольшой предмет, подкинула, и серая штучка полетела к соседнему дому. Стукнув в окно гостиной, наделала шуму — лысый вскочил и, угрожая невидимому задире кулаком, выскочил на балкон.
— Живо на кровать! — позвала Соня.
Они плюхнулись на королевское ложе и приняли соблазнительные позы. Мужчина сначала попытался разглядеть хулиганов в темном дворе, чуть было не ушел обратно к телику, но все же задержался — осмотреться по сторонам. И заметил открытое окно, а в нем — трех ведьм.
Маша подумала, что начинающим актерам состояние «удивление, шок» нужно показывать именно так, как повел себя незадачливый сосед. Он застыл, челюсть отвисла. Постояв минуту, осторожно, по шагу приблизился к краю балкона — да так и замер, боясь пошевелиться. Девицы принялись изгибаться, потягиваться — Маше показалось, что она услышала тихий, но мучительный стон
Жена в это время надрывалась на кухне — она уже давно что-то орала. Выставив перед собой руки, испачканные мукой, она примчалась в комнату, заметила на балконе мужа, с воплями и тявканьем ринулась за ним, и тут…
Маша даже не предполагала, что один человек знает столько ругательств — на весь двор разносились такие перлы, что в соседней квартире даже выключили музыку. Девицы довольно ржали и катались по кровати, дергая ножками.
— Двадцать лет замужем и ни разу… на чужого мужчину!.
— Да чтоб у меня язык отсох!.. — визжала женушка.
И тут она вдруг схватилась за горло, выпучила глаза и стала делать такие движения, словно ее сейчас стошнит. Наступила очередь мужа — воспользовавшись тем, что жена не может произнести ни звука, он схватил горшок с сухой землей и бросил с балкона, после чего, прямо как Отелло, вцепился жене в шею и поволок внутрь квартиры.
— Слушайте, а они друг друга не поубивают? — взволновалась Маша.
— Если за двадцать лет жизни они друг дружку не отравили, то и сейчас ничего не случится, — заверила Марта. — Милые бранятся — только тешатся, — добавила она и расхохоталась.
Тут девицы опять принялись бешено смеяться, а Маша, дождавшись, когда они угомонятся, поинтересовалась:
— А чего вы на него так напустились?
— Он меня подвозил, — рассказала Соня. — Ну, в качестве такси. Оказалось, что мы живем в соседних домах. Так он, сукин сын, не постеснялся, ободрал меня как липку — это раз, да еще и пытался в гости пригласить — жена, мол, на даче. Вот и нечего!
— Кстати, а как у тебя дела с твоим красавчиком? — поинтересовалась Грета.
Маша в подробностях рассказала о сегодняшнем сексе, о том, как Игорь заболел…
— Да это же простейшее заклятие! — воскликнула Марта.
— Что — простейшее заклятие?
— Ну, вот это, — пояснила Соня. — Люди, когда такое случается, называют это несовместимостью микрофлоры… или как там… а на самом деле это элементарная порча, от которой твой любовник каждый раз после близости будет покрываться пятнами и задыхаться.
— Не может быть… — пробормотала Маша.
— Еще как может, — подтвердила Грета. — У тебя завелся враг, душечка. Ты не представляешь, кому бы ты могла насолить?
— Очень даже представляю, — прохрипела Маша. В горле стало сухо. — И я бы не прочь на нее посмотреть.
— Без вопросов, — согласилась Грета. — Пойдем смотреть. Поднимайтесь! — прикрикнула она на подружек.
Те живо вскочили, и они вчетвером, под предводительством Греты, двинулись сквозь анфиладу смежных комнат. В третьем или пятом зале — Маша сбилась со счета — было темно и пыльно. Глаза у ведьм засветились неприятными зелеными огоньками — они перемещались в темноте не на ощупь, а уверенно, словно белым днем. К собственному удивлению, Маша заметила, что также различает очертания предметов — не особенно хорошо, но все-таки может рассмотреть то, что находится вокруг. Соня и Марта зажгли свечи, растопили камин, а рыжая распахнула створки массивного резного трельяжа. Внутри оказалось большое зеркало, в котором, как ни странно, ничего не отражалось.