Увлечения доктора Травена
Шрифт:
Сегодня учёным известно о змеином яде многое, но не всё. Арчи Карр, один из международных авторитетов в области герпетологии, даже утверждает, что природа ядов неизвестна. Установлено лишь то, что яд содержит, помимо гистамина, ферменты, называемые липазами, концентрация которых настолько велика, что несколько тысяч человек не смогли бы вырабатывать такое едкое вещество в поджелудочной железе. Липазы отщепляют молекулы жирных кислот от лецитина и вызывают образование так называемых лизолетицинов, о которых, с некоторым преувеличением, следует говорить, что это жидкая смерть. Яды содержат также десятки других весьма сложных веществ, малоизвестных человеку, поскольку их еще никому не удалось выделить и синтезировать. Неизвестно даже, как так получается, что даже самый страшный яд, принятый внутрь, не влечет за собой каких-либо серьезных последствий у взрослого человека.
В природе нет ничего смертоноснее змеиного яда, кроме ботулина. Восемьдесят миллиграммов яда самой распространенной гадюки Viper rusella достаточно, чтобы убить человека за пять минут. Змее-мокасину, грозе тропиков, для этого достаточно всего лишь нескольких миллиграммов. Королевской кобре достаточно нескольких миллиграммов. В знаменитом эксперименте Витремона одна кобра за час убила шестьсот пятьдесят крыс.
Змеи проявляют граничащую с гениальностью изобретательность в использовании яда. Например, количество выделяемого за раз яда всегда прямо пропорционально массе нападающей жертвы, что указывает на то, что змея производит быстрый «мысленный» расчет на основе сенсорных данных, хотя известно, что ее зрение это ужасно. При этом он «сберегает» смертоносные компоненты яда. Змеи также могут регулировать его химический состав. В некоторых случаях он почти полностью состоит из вещества, снижающего свертываемость крови, но нетоксичного. Мгновение спустя тот же яд той же змеи содержит почти исключительно смертоносные концентрированные липазы.
Самый презренный людоед среди змей — кобра — ежегодно в Индии она убивает десять тысяч человек и более двухсот тысяч животных. Это единственное живое существо, которое, если его можно так назвать, переваривает добычу, прежде чем убить ее. Яд кобры смешан со слюной и мощным пищеварительным ферментом. Даже если выбранной жертве удастся временно избежать зубов кобры, ее все равно достигнет поток сжатой слюны на расстоянии до десяти футов. Он ослепляет жертву в течение нескольких минут, а ферменты очень быстро попадают через зрительные нервы в мозг.
В главе о ядах Травен с удивлением обнаружил краткое упоминание о том, что попытки синтетически получить липазы, сходные по структуре с теми, что обнаружены в змеином яде, до сих пор не увенчались успехом, хотя способ получения панкреатина известен давно.
Самым удивительным для Травена было то, что до сих пор точно неизвестно, как происходит оплодотворение у змей и гадюк. Большинство видов не проявляют никаких внешних половых признаков, а анатомическое строение не позволяет с уверенностью определить пол змеи. Вероятно, поэтому змей долгое время подозревали то в девственности, то в полных гермафродитах, что со временем и провалилось, но сам Богерт признает, что доказать разделение змей сегодня трудно. Считается, что во время знаменитого брачного танца – который, как говорят, является одним из самых трогательных зрелищ в природе – самцы змей, если они существуют, передают определенные химические вещества через кожу «самке», о которых мы знаем очень мало.
Змеи наделены особым химическим чувством, чем-то похожим на обоняние, но действующим по-другому и не присутствующим в такой форме ни у одного другого животного. Это чувство сосредоточено в так называемом органе Якобсона. Это две небольшие, чрезвычайно сильно иннервированные полости в задней части черепа, улавливающие даже следовые концентрации химических веществ — настолько низкие, что их запах совершенно не уловим для человека и других животных. Например, было обнаружено, что Ancistrodon piscivorus, или мокасины, чувствуют присутствие одной молекулы ацетона в кубическом метре воздуха. Гремучая змея Crotalus horridus может проползти три мили по прямой, чтобы добраться до только что отложенных перепелиных яиц.
Ученые полагают, что орган Якобсона играет решающую роль в размножении змей. Вероятно, он секретирует следовые количества некоторых химических веществ и в то же время действует как сверхчувствительный рецептор. В литературе описан случай, когда две змеи вдруг начали ползти навстречу друг другу с расстояния четырех миль. Сразу после встречи у них состоялся брачный танец. И тут, как в сказке для дам, одна из них снесла яйца. Этот танец был снят на видео, и в нем нет ничего, что даже опытные натуралисты могли бы связать с актом оплодотворения.
Травен долго размышлял над органом Джейкобсона, название которого ему особенно понравилось, поскольку оно напоминало ему о директоре больницы Бельвью докторе Лотаре Джейкобсоне. Травен был о нем гораздо худшего мнения, чем о кобрах и гремучих змеях. Если наблюдения ученых о химическом чутье змей были точными, они разгадали тайну рукописи № 1. Непонятно было, почему это погрузило вас в летаргический галлюцинаторный сон, который Травен видел сам.
На мгновение Травен почувствовал непреодолимое желание достать из сейфа оригинальный рисунок. Однако он сдержался. Он полагал, что в предстоящем путешествии ему будет достаточно дел со змеями.
Исследования Травена в области офиологии имели чисто практическую цель. Он хотел знать все, что могло пригодиться во время экспедиции. Но это было нелегко, и чем больше Травен копался в мудрых книгах, тем больше он видел, что те, кто знал змей, мало о них знали. Например, известно, что в умеренном поясе змеи зимой впадают в так называемую спячку, во время которой их жизненные функции сводятся практически к нулю. Эквивалентом спячки в тропическом поясе является эстивация, т. е. летний сон, приходящийся на период самой сильной жары. Беда в том, что не все змеи следуют этому естественному правилу. Мокасины никогда не спят, виды констрикторы спят почти все время, а что касается кобр, которые больше всего интересовали Травена, то в литературе о них не удалось найти никакой конкретной информации. Рассказы ученых напоминали рассказы европейских моряков XVI века о заморских чудовищах: кобра – хитрый и жестокий убийца, но это почти все, что о ней известно. Богерт писал снисходительно, Карр — с уважением, Воден — с ненавистью об ужасной гадюке жарарак, которая убивает тысячу младенцев в год только в Бразилии.
Даже такой элементарный вопрос, как нападение змеи на человека, в этиологической литературе не решен однозначно. Некоторые со всей твердостью заявляют, что змея никогда-никогда не нападет на человека, если ей не угрожает непосредственная угроза. Другие с такой же силой утверждали, что змеи чуют в человеке своего самого опасного противника и при благоприятных условиях нападают на него при первой же возможности. Роснар де Брюйер даже включил в свою книгу фотографию трупа индейца, убитого коброй, буквально кишащей змеями. Травен вспомнил пасть маленькой змеи, торчащую из глаза мертвой жертвы. Вероятно, мозг этого человека ели в первую очередь как особый деликатес. Несчастный должен был стать доказательством того, что кобры, как и акулы, нападают на людей по известным только им причинам.
10 июня Травен решил, что знает все, что можно узнать из книг. Поэтому он приступил ко второму этапу подготовки: изучению способа убийства змей быстро, дешево и эффективно. Теперь у него не было сомнений, что поездка в Долину Змей должна быть связана с массовым убийством этих существ.
Научным консультантом Травена по этому сложному вопросу был бывший одноклассник доктор Марвин Т. Бричер. Это был странный персонаж. Рост Бричера, должно быть, был семь футов. На тонком, шатком туловище, которое, казалось, вот-вот сломается от малейшего сквозняка, покачивалась огромная, совершенно лысая голова, что в свою очередь производило непреодолимое впечатление, будто она неаккуратно привинчена к слишком тонкой шее. Столь же небрежно приклеены к голове в виде воздушного шара красные трапециевидные веерообразные уши и борода, которые вполне могли использоваться в качестве режущего оружия солдатами короля Георга III. Бричер был настолько отталкивающим и жалким, что в школе ему не давали прозвища. Все, что было придумано, тут же оказывалось недостаточно издевательским.