Увлечения доктора Травена
Шрифт:
Чук уже явно нервничал. Условия контракта предусматривали, что он не будет задавать вопросов; Тридцать пять тысяч долларов тоже были для него миражом, но он все равно не мог освободиться от мучительного, смутного беспокойства. Этот молчаливый, образованный и мягкий мальчик уже осознавал, что американец — человек, мягко говоря, странный, и его путешествие граничит с безумием.
Монах с крысиным лицом вернулся через несколько минут в сопровождении сгорбленного, едва шаркающего старика. Это был разоренный человек, совершенно беззубый, одетый в серое и потертое одеяние.
– Братья решили?
– сказал монах с крысиным лицом, - что этот человек укажет тебе путь.
Травен посмотрел в выцветшие, равнодушные глаза старика. Кем же он был на самом деле – храмовым слугой? раб? Нищий, приговоренный к пожизненному заключению?
Чук неуверенно хмыкнул и наклонился к Травену.
– Ты видишь? он спросил. — У него на правом ухе клеймо в виде буквы «й». Говорят, что монахи, предавшие один из семи обетов, в прошлом подвергались стигматизации. Я слышал об этом в детстве. Предположительно, их годами держат в неведении. Я не знаю, можем ли мы на него положиться.
Монах враждебно посмотрел на Чука и толкнул старика перед собой.
— Спроси его, — сказал Травен, — знает ли старик дорогу. Если меня обманут, они не только не получат обратно свои документы, но я вернусь сюда и сделаю что-то, о чем они будут вечно сожалеть об этом. Никаких шуток со мной. Скажи ему, Чук, что я их строго накажу за мошенничество.
На лице монаха появилась отвратительная улыбка, отчего его заостренная голова стала напоминать голову грызуна.
— Никто в нашем монастыре, — протянул монах, — не знает дорогу в Долину Змей лучше, чем он. В юности он много раз сбегал из нескольких монастырей и всегда находился в тех краях. Он там что-то искал, но мы не знаем что. По воле братьев он был наказан за непослушание. Он точно не разочарует. Так когда же, иностранец, мы получим обратно свои документы? Путешествие опасно, я вас предупреждал. Если ты умрешь, мы не будем знать, где искать наше имущество.
«Не волнуйся, друг», — ответил Травен, направляясь к машине.
– Даже если я уйду в подполье, ты получишь свои документы. Есть выход.
Роверы обогнули центр поселения и резко направились вверх по узкой ухабистой тропе. Травен не без удовлетворения представил, как он, должно быть, бьется от ярости из-за того, что Нуми обманул. Пол Райан также пришел на ум.
Старик ничего не сказал, но легкими движениями головы указал водителю дорогу. Примерно через восемь миль тропа стала настолько узкой, что густая, холмистая растительность джунглей разорвала брезентовые борта марсохода, и настолько крутой, что водителям пришлось включить полный привод. Еще полмили, еще триста ярдов, и идти дальше стало наконец невозможно. Повозки застряли в густых, неподатливых зарослях и цеплялись за склон холма с поднятыми капотами.
Травен на мгновение задумался, что делать дальше. Было почти десять утра, жара лилась с неба, как расплавленный металл. Удушливый влажный туман заполнил местность полосами серо-золотого пара. Травен попросил Чака спросить у проводника, как далеко до Долины Змей.
Старик открыл рот, чтобы перевести дух, а затем Травен увидел, что язык человека был отрезан. Его рот на самом деле был полостью; беззубые десны и отсутствие языка делали его больше похожим на рыбу, чем на млекопитающее. Старик протянул руку на восток, затем сделал тройное движение растопыренными пальцами.
Чук понял, что это тридцать хтуритов — старая единица длины, ныне вышедшая из употребления, — но он уже не мог перевести ее в футы или ярды.
Травен решил, что они пойдут в направлении, указанном стариком. Часть багажа осталась в марсоходах; в этой части мира едва ли можно было бояться воров. Водители были загружены палаткой, спальными мешками и продуктами. Чуку дали канистру с водой и три канистры препарата MB. Травен закинул себе на спину еще одну канистру и восемь банок «Бричера». Он заткнул пистолет за пояс. В руку он взял саблю, купленную во время первой экспедиции.
Они продвигались вперед, шаг за шагом. Через три четверти часа им пришлось отдохнуть. Пот лился с них ручьями, легкие жаждали кислорода. Перед его глазами кружились фиолетовые хлопья. Еще не наступил полдень, но дорожный термометр показывал сто три градуса по Фаренгейту. Даже Пью, самый молодой и сильный среди них, лежал в тени мангровых зарослей, в полубессознательном состоянии от жары и усталости. Лишь немой старик оказался совершенно невосприимчивым к жаре. Он тупо смотрел в пространство; в его бесцветных глазах не было ни эмоций, ни мыслей.
Травен подумал, что никогда в своей потраченной впустую жизни не видел таких прекрасных зрелищ, по какой-то причине одержимый старыми бумагами. Снова и снова из глубокой зелени доносился пронзительный крик гиббонов, за которым следовали тучи огромных разноцветных бабочек. Цветы неописуемых цветов и форм заполонили всю землю, ползали по заболоченным недрам, взбирались по верхушкам деревьев, образовывали узорчатые кроны. Облака новых, более необычных ароматов разносились из-за каждого поворота тропы.
Марш в гору прерывался двенадцать раз. Растительность джунглей настолько запуталась, что видимость составляла не более дюжины футов. Падая, затаив дыхание, на придорожные камни или влажный бирюзовый мох, они теряли всякое чувство реальности. Казалось, что этот зеленый ад не имел ни начала, ни конца, что весь мир состоял только из жары, парной духоты и буйной растительности.
На последней остановке немой старик отломил ветку тамариска и, кивнув Чуку, нарисовал какие-то следы на мокрой, разглаженной земле.
— Он спрашивает, — перевел Чук, стряхивая с шеи струи пота, — что вы ищете в Долине Змей.
— Скажи ему, чтобы не задавал ненужных вопросов, — резко ответил Травен. Оно должно указывать путь и всё.
Старик вопросительно посмотрел на Чука и снова начал что-то рисовать.
«Он говорит, — прочитал Чук, — что ни один белый человек никогда не был в Змеиной долине». И эта смерть таится там.
— Скажи ему, что я обойдусь без советов.
— Сэр, — нерешительно начал Чук, — но если он говорит правду, может случиться что-то очень плохое. Я лично…