Уйти, чтобы выжить
Шрифт:
— Ну, ты даешь, Кнопка! — восхищенно протянул Володя.
Доставая иголки и цветные нитки, когда Аливия сказала, что умеет вышивать, он никак не ожидал такого — вспоминал потуги сестры и ее подружек, у которых получалось нечто далекое от задуманного. Не учел, что в этом мире искусство вышивания для девочек не способ провести время, а необходимость.
«Без этого кто меня замуж возьмет?» — объясняла позже девочка с серьезным видом.
— Шестью шесть? — с порога спросил Володя.
— Тридцать шесть… ой! — Девочка оторвалась от швейной машины. — Ты меня искал?
— Где это ты так умудрилась порвать рубашку? — поинтересовался мальчик, разглядывая рукав.
— Ну… когда пыталась сделать сальто, зацепилась рукавом за тренажер.
— Не поранилась? — встревожился
— Не-а. Все в порядке.
— Хорошо. Тогда можешь пока отложить дела? Мне нужно с твоей ноги мерку снять, хочу начать обувку шить.
Аливия послушно поднялась и вышла за Володей. В зале разулась и встала босиком на шкуру, как просил мальчик. Он склонился над кожей и старательно обвел ножку мелком, потом вторую, все замерил и записал.
— Все, спасибо, Кнопка. Пока ты мне больше не нужна, занимайся своими делами.
Девочка кивнула и убежала, а Володя, усевшись по-турецки, принялся кроить кожу. Задумался о подошве, прикинул размер шкуры и решил сделать ее из этой же кожи, склеив специальным клеем в несколько слоев — судя по всему, на две пары должно хватить. Тем более только одну пару он хотел сделать сапожками — на случай ненастной погоды, а вторую наподобие индейских мокасин — ногу защищает, удобно и не тяжело.
Пока он кроил, Аливия уже закончила шить и теперь, переодевшись в спортивный костюм, старательно повторяла движения айкидо. Володя делал вид, что полностью погружен в работу, но нет-нет да косил глазом на то, как девочка провела разминку — кихон-дзюмби-доса, а потом приступила к отработке техники айки-отоси, раз за разом повторяя каждое движение, доводя его до автоматизма. Конечно, тренироваться без партнера не так удобно, но девочка прекрасно понимала, что беспокоить занятого Володю не стоит. Мальчик не выдержал и поднялся, отложив инструменты.
— Котэ-гаэси, — предложил он.
Аливия нахмурилась, пытаясь вспомнить, что означает это слово.
— Бросок за счет сгибания запястья, — напомнил мальчик.
В общем-то, он не настаивал на обязательном запоминании всех терминов, понимая, что со временем она и так их выучит. Просто предлагал использовать на тренировке ту или иную технику, а потом, если она не вспоминала по названию, напоминал, в чем она заключается. Конечно, эта техника не для маленькой девочки, даже против нетренированного взрослого она не сможет в полной мере ее использовать — здесь лучше учить освобождению от захватов и опрокидыванию противника, выводя его из равновесия, как раз то, что и отрабатывала Аливия изначально. Но ведь не всегда же она будет маленькой! Так что пусть тренируется.
Володя, конечно, помогал девочке, порой сам входя в прием и тут же поправлял, если видел, что Аливия делает неправильно. Вот он поймал ее на ошибке и провел прием. Нахмурился.
— Плохо! — Мальчик даже не пытался скрыть раздражения. — Я думал, основы ты уже знаешь, а ты сейчас что сделала?
— Позволила вывести из равновесия? — робко предположила она.
— Это само собой, но не главное — для того и тренировки, чтобы избавиться от ошибок. Я про другое — кто так падает? Если бы мы находились не на ровном полу, могла бы повредить спину!
Аливия опустила голову, всхлипнула.
— А вот сырости не нужно! Мы же договаривались.
— Я не плачу! — возразила девочка и подняла голову.
Хм… действительно не плачет и ошибку признает.
— В таком случае два часа отрабатывай падение на спину, потом проверю. И пока не отработаешь, никаких больше тренировок. Приступай.
Володя отвернулся и зашагал к разложенным кускам кожи и инструментам. Позади слышалось обиженное сопение, но через секунду раздался хлопок рук по полу — Аливия приступила к отработке падения. Мальчик тайком оглянулся — Аливия встала ровно и тут же начала заваливаться спиной назад, группировалась — хлопок ладоней по полу, — сразу перекатывалась, вставала — и новое падение назад. Татами тут не было, все тренировки проходили на деревянном полу, потому любая ошибка оборачивалась болезненным ударом.
Жестоко? Возможно, но Володя видел, что девочка действительно тренируется всерьез, а раз так, то жалость сейчас
— Я хочу учиться.
— Хорошо. Но если увижу на тренировке слезы — мгновенно прекращаю. Договорились?
— Я не заплачу! — Девочка упрямо сжала губы.
— Вот и хорошо.
Конечно, последний пункт не выполнялся, поскольку Аливия не всегда сдерживала слезы, особенно если при отработке того или иного движения сильно ушибалась или если у нее что-то не получалось. Но мальчик видел, что это не слезы разочарования или обида, а скорее слезы гнева на саму себя за неловкость. Эти слезы заставляли не опускать руки, а только сильнее сжимать зубы и тренироваться, тренироваться, тренироваться.
Володя задумался, вспоминая два прошедших месяца жизни с этой неугомонной. Были и радости, и волнения, но все же он рад, что в его жизни появилась эта пигалица, по характеру действительно чем-то напоминавшая сестру. Только, в отличие от той, своего «брата» она буквально боготворила, Володе порой даже неловко становилось. Впрочем, вспоминая себя и свое отношение к Гвоздю, он понимал девочку и старался не злоупотреблять доверием, опять-таки вспоминая отношение Гвоздя к их честной компании. Как у того, такого же мальчишки, по сути, хватило мужества и силы взять под опеку совершенно чужих детей и даже заложить в них что-то хорошее в той жизни, когда, казалось, на тебя ополчился весь мир. Порой мальчику начинало казаться, что Александр Петрович ошибся, когда взял его. На его месте должен быть именно Гвоздь, а сам он… а что он? Совершенно обычный, слабый, ни на что не годный мальчишка, у которого, чего уж себя обманывать, никогда не хватало мужества сделать то, что в свое время сделал Гвоздь.
Всякий раз, когда Аливия чего-нибудь отчебучивала, пропадала где или начинала сильно хулиганить (обладала девчонка умением вывести из себя даже его, с его известной всей Базе невозмутимостью) и ему хотелось наорать на нее, отшлепать, а потом отправить куда-нибудь подальше, он вспоминал Гвоздя, и злость мгновенно куда-то пропадала. Аливия, уже готовая удариться в рев, вдруг видела перед собой уставшего и словно даже не повзрослевшего, а постаревшего мальчишку. Желание скандалить и спорить пропадало, и ей хотелось поскорее утешить своего старшего друга, которого она любила. Потом дожидалась, когда Володя где-нибудь устроится, подсаживалась к нему, клала голову на колени и так замирала — в такие моменты она знала, что говорить не следует. И когда мальчик начинал осторожно поглаживать ей волосы — понимала, что его грусть прошла, а значит, скоро он снова станет самим собой. Порой он заговаривался и называл ее то Леной, то Ленкой, когда сердился, но чаще Кнопкой. Почему и откуда вообще взялось это прозвище, Володя, наверное, не смог бы объяснить и сам. Просто назвал ее так однажды, вот и привязалось.
За прошедшие месяцы мальчик довольно бегло научился говорить на локхерском и начал ориентироваться в местной жизни, хотя, конечно, весьма ограниченно — на уровне понимания восьмилетней девочки. Впрочем, тут сильно помогали сделанные ранее записи, которые Володя периодически просматривал. С учетом полученных от Аливии сведений, уже многое для него становилось понятным, позволяя изучить локхерцев еще лучше. Так же, как звукозаписи позволяли изучить местный язык более глубоко, чем могла бы дать девочка. Сама она за это время тоже научилась вполне сносно говорить по-русски и с каждым днем у нее получалось все лучше и лучше, изучила математику на уровне арифметических действий и вполне могла проделывать действия с составными числами, хотя и без дробей. Немного научилась писать. Еще Володя научил девочку пользоваться во время еды вилкой и ножом. Это ей очень понравилось, поскольку теперь не пачкалось платье, за что, похоже, раньше ей частенько попадало. Она вилкой даже суп пыталась есть, пока Володя не прекратил это хулиганство. Судя по всему, вилок здесь не знали. Еще Аливия пробовала париться в построенной Володей бане…