Уйти и не вернуться
Шрифт:
– Кончайте разговоры, – поднялся Машков, – операторы слышат каждое ваше слово.
Генерал в это время успел выйти из зоны и шел по коридору компьютерного центра. Он впервые подумал, что эта группа подготовлена чуть лучше остальных.
Навстречу ему, чуть прихрамывая, спешил дежурный по части подполковник Снегирев. У подполковника не было левой ноги, но он имел такой колоссальный боевой опыт, что по просьбе генерала был оставлен в центре, несмотря на свою инвалидность. Но для этого пришлось получить согласие самого министра обороны. К счастью, министр лично
– Что случилось? – спросил генерал у Снегирева. – Почему такая спешка?
– Гости приехали, товарищ генерал, – доложил подполковник и уже тише добавил: – Акбар Алиевич, из Москвы, из аппарата, сам Орлов прилетел.
– Ясно, – генерал нахмурился, но продолжал идти так же спокойно и неторопливо.
Генералу Акбару Асанову было сорок три года. Всю свою жизнь он работал в одном учреждении – в ГРУ Министерства обороны.
По не зависящим от него обстоятельствам три года назад он все-таки формально поменял место работы, не меняя его фактически. До 1992 года он был офицером ГРУ Министерства обороны СССР, после Беловежских соглашений стал офицером ГРУ Минобороны России.
Таджик по национальности, он родился в пятьдесят первом, в Горьком, где работал его отец, инженер Али Асанов. В Горьком прошло детство Акбара – первые шесть лет. Затем семья переехала в Ташкент, где Акбар пошел в первый класс.
В конце пятидесятых, когда человечество отчаянно рвалось в космос, когда Советский Союз, одержавший победу над фашизмом, уже успел восстановить свое народное хозяйство, когда двадцатый съезд партии, казалось, навсегда похоронил саму идею сталинизма, заложив основы либерального социализма, когда заведомо несбыточные планы и прожекты вписывались во всевозможные программы – начал формироваться особый тип людей, которых позднее назовут «шестидесятниками». Одним из таких людей был и отец Акбара, не успевший пройти через лабиринты ГУЛАГа и познать непостижимые отчаяние и страх. Но успевший возненавидеть систему, так легко расправляющуюся с надеждами и судьбами людей.
Взгляды отца во многом сказались на формировании характера Акбара, но наложенный на пионерско-комсомольское детство идеализм «шестидесятников» делал человека настоящим адептом системы.
В шестьдесят шестом Акбар закончил школу. К этому времени отец был уже директором большого объединения, депутатом республики.
Вопрос, куда поступать, не стоял. Акбар с детства мечтал быть дипломатом, видеть разные страны.
Кроме родных для себя языков – русского, узбекского и таджикского – он владел довольно неплохо французским. Экзамены в МГИМО он сдал на «отлично». Но в первый год в институт не попал.
По разнарядке, выделяемой всем республикам, на место от Узбекистана мог претендовать только узбек. Это негласное правило никогда не нарушалось, и на самом высоком уровне было принято решение о невозможности учебы таджика Асанова в МГИМО.
На второй год он поступал по общему конкурсу, прямо в Москве. Повестка в армию уже лежала дома, когда пришла телеграмма
На четвертом курсе его вызвали в какое-то учреждение. Долго говорили. Тогда он принял решение самостоятельно. И с тех пор вот уже двадцать лет он является офицером военной разведки.
В комнате его ждали.
Генерал-лейтенант Орлов был первым заместителем начальника ГРУ и отвечал за наиболее секретные операции за рубежом. Все говорили, что скоро он займет место начальника ГРУ.
Рядом с ним за столом сидел еще один человек. Высокий, лет сорока, подтянутый, с широкими плечами, выдававшими бывшего спортсмена. Светлые волосы делали его моложе своих лет. Правда, Акбар успел профессионально отметить упрямые складки морщин у бровей и подбородка. И шрам на левой руке он тоже заметил. Увидев генерала Асанова, оба гостя поднялись.
– Знакомьтесь, – представил Орлов незнакомого посетителя, – генерал Затонский, из Службы внешней разведки. А это – генерал Асанов, начальник нашего центра подготовки.
Они пожали друг другу руки. Сели за стол.
Почти неслышно отворилась дверь, и девушка в форме прапорщика принесла им три стакана чаю. Отдельно дала колотый сахар в вазочке и конфеты.
– Хорошо долетели? – спросил Асанов.
– Да, – Орлов подвинул к себе чай. – Горячий, – сказал он, потрогав двумя пальцами, – всегда любишь горячий чай.
– Так что же нужно от нас Службе внешней разведки? – Асанов неторопливо сделал несколько глотков. С Орловым они были на «ты» уже много лет.
– Хотим вашей помощи попросить, – улыбнулся Затонский.
Акбару не понравились его слова. Между ГРУ и КГБ всегда было тайное соперничество, своего рода состязание. А здесь вдруг генерал СВР просит помощи. Значит, история малоприятная.
– А чем мы можем помочь вашему ведомству? – постарался как можно веселее спросить генерал Асанов.
Затонский посмотрел на Орлова. Тот пожал плечами, отвернулся.
– Вы знали полковника Кречетова? – спросил Затонский.
– Немного слышал о нем.
Он не хотел раскрывать свои карты.
– А у нас есть сведения, что вы познакомились с ним в семьдесят восьмом, в Иране. Нам рассказывал об этом генерал Шебаршин, бывший резидент КГБ в Иране. Кречетов был его сотрудником. Теперь вспомнили?
Затонский явно иронизировал. И бывшую должность Шебаршина мог не называть. Генерала-разведчика Шебаршина знали все. И в ГРУ, и в КГБ, и сейчас в СВР.
– Вспомнил, – спокойно ответил Акбар, – хотя прошло семнадцать лет. Так какое у вас дело?
– Вы были друзьями? – снова спросил Затонский.
– Можно сказать, во всяком случае, он был хорошим профессионалом.
Затонский достал из кармана пять фотографий.
– Это его нынешняя фотография. Вы можете опознать, кто из них Кречетов?
Асанов молча взял пять фотографий и почти сразу выбрал одну.
– Вот этот.
– Очень хорошо, – Затонский убрал в карман все пять фотографий, – у вас хорошая память, генерал.
– Вы приехали сюда только для того, чтобы сказать мне это? – спросил Асанов.