Уйти красиво
Шрифт:
Прошел я вслед за Игорем на кухню, меня усадили за стол, налили полную тарелку щей и отрезали огромный кусок хлеба. Я в жизни ничего вкуснее не ел!
Кажется, моя тарелка опустела до того, как Игорь успел проглотить первую ложку. И мне тут же налили добавки. Я ел, Игорь ел, а Астра сидела и молча смотрела на нас.
Покушал я, большое спасибо им сказал и собрался было обратно — на свалку, и вот тут-то Игорь меня окончательно ошарашил:
— Оставайся у нас.
Я его даже и не понял. Никто в своем уме не приютит нелегала. Даже не накормит — уже и за это поплатиться можно, сами понимаете. Да как!
Большинство
Игорь с Астрой, кажется, догадались, о чем я думаю. Астра как-то странно улыбнулась, сказала, что мне не стоит беспокоиться, и позвала за собой. Провела в соседнюю комнату, в зал. Там несколько человек смотрели телевизор. Вывела она меня на самую середину и сказала:
— Знакомьтесь, у нас пополнение. Это — Никита.
Я оглядел незнакомые лица, а сам все раздумывал, как бы поскорее удрать. Мне очень не хотелось, чтобы эти замечательные люди расплачивались за свою доброту годами жизни.
И тут, я увидел, что в дальнем углу зала, в полумраке в кресле сидит старик. Кажется, я в жизни не удивлялся столько раз, сколько в тот день.
Вы когда-нибудь стариков видели? Настоящих, а не в кино?
Это был отец Астры, Павел Семенович. Уже потом я узнал, что ему шестьдесят семь. Ну а то, что он — нелегал, я понял сразу. Разумеется, а как же еще? Ведь только самые большие шишки доживают до шестидесяти. Да и про это я знал понаслышке, а вживую редко встречал кого-то старше пятидесяти. И еще я начал смутно догадываться, что имела в виду Астра, когда велела мне не беспокоиться.
— Ну, — потер руки режиссер, — пора делать деньги.
— А не рано? — засомневался ассистент.
— Какое там! Мы сейчас растеряем остатки аудитории. Ажиотажа по поводу этого монолога ожидать вряд ли стоит, — с досадой заметил режиссер. — То ли дело было, когда к нам бывший премьер заявился. Помнишь?
— Я здесь тогда не работал, но передачу ту смотрел! Мне кажется, не было таких, кто ее пропустил. Он сначала самую настоящую оргию устроил, да? А когда навеселился, решил подгадить на прощанье бывшим соратникам и такого про них нарассказывал! Обо всяких темных делишках, о махинациях. Имена называл. Оторвался мужик напоследок, нечего сказать. А голов, голов-то в правительстве сколько полетело потом…
— Ты рекламу запускай давай, — напомнил режиссер.
…Так что к концу вечера я знал историю каждого из них. А потом рассказывал свою. Поначалу шло туго — я ни разу в жизни этим не делился. Не потому, что не хотел — просто не с кем было. А тут меня так внимательно слушали, и, хотя и молчали, но я чувствовал, как они мне сопереживают. Я говорил и говорил, и начинал постепенно осознавать, как мне повезло. Повезло так, как редко кому везет.
Те, кто самодовольно считает, что у них есть все, не правы. В их жизни нет самого главного — таких хороших людей, с которыми встретился я… Их ведь почти не осталось — тех, кого волнует еще что-то помимо себя любимых. Искренне неравнодушных к чужим проблемам, сочувствующих и сопереживающих бедам других, готовых помочь — и при этом совершенно бескорыстно. Я раньше думал, что их и нет вовсе — так, выдумка, вроде детской сказки. Собственно, я был в этом абсолютно уверен. Пока судьба меня не свела с Игорем, Астрой и людьми, которых они пустили в свой дом.
…Мне освободили крохотную кладовку на первом этаже и поставили кровать. Пожалуй, никакие дворцовые покои не могли бы поразить меня больше, чем этот крохотный теплый и темный закуток.
Я долго ворочался той ночью — не мог заснуть. Все пытался осознать, что это все взаправду.
До этого я, бывало, иногда злился — думал о том, что судьба ко мне не очень-то справедлива. Была б она по-настоящему честной, я б не прятался ото всех на свете, не мотался бы по пустырям и не шарился по помойкам. Жил бы как все — в чистой теплой квартире, с мамой и папой, ходил бы в школу, не голодал бы, и, наверное, даже не работал бы лет до четырнадцати. А так…
Еще я часто, очень часто спрашивал себя — зачем меня все-таки родила на свет мама? Она ведь знала, что ее срок подходит через восемь лет и я остаюсь один на всем свете. Почему она так сделала? Понимала ли, на какую жизнь обрекает меня? Представляла ли, каково это — быть нелегалом? Или она думала, как полагают некоторые наивные люди, что это невероятно здорово — жить без ограничения срока?
Не скажу, что я копил обиду на судьбу или на маму — ничего ведь не изменишь. Копить не копил, но все равно считал, что мир устроен несправедливо.
Так что, какой бы заразой не была судьба, она компенсировала мне, и я считаю — с лихвой — все, когда подарила мне семью. Настоящую, о которой я даже и не мечтал. Собственно, я и мечтать то не умел — до недавнего времени.
— Он что — и правда все два часа трепаться собирается? — удивленно протянул ассистент.
— Похоже, — ответил режиссер. Кажется, он дремал, и лишь вопрос ассистента разбудил его.
— Давайте я пошлю к нему кого-нибудь. Да хоть тех же девочек — вон у нас какая группа наготове стоит. На выбор — любого возраста и внешности.
— Девочек? — с сомнением спросил режиссер. — Что-то не думаю я, что его это проймет. Ты только погляди на его серьезную рожу.
— Может, попробуем? А иначе установим рекордно низкий рейтинг. Как, кстати, он у нас? — ассистент вызвал голографическую проекцию экрана.
— Хм, — хмыкнул он, — как ни странно, рейтинг еще не нулевой. Полагаю, остались самые стойкие зрители. Наверное, просто считают, что это — затянувшееся вступление, ждут, что оно скоро закончится, и начнется что-нибудь эдакое…
— Ясно, — вздохнул режиссер. Кажется, он уже смирился, и решил больше не переживать по поводу рейтингов. — Давай рекламный блок.
…После свалки эта работа казалась мне праздником. В тепле, в чистоте. Я и представить не мог, что так бывает.
Меня искренне забавляла озабоченность Астры. Она считала, что мыть по ночам полы в супермаркетах слишком тяжело. Даже как-то предложила мне бросить, подождать, пока не появится что-то получше.
— Не брошу я. Что, на шее, что ли, у вас сидеть буду? Мне такая работа не в тягость. Ты не представляешь, где мне только не приходилось вкалывать. И потом, для нелегала получше вряд ли что найдется, — говорил я ей.