Уйти вместе с ветром

Семёнова Мария Васильевна

— Тётя Сандра, а почему дома пустые? Вы знаете? — Тина выпрямилась на сиденье, спустила вниз ноги в белых шерстяных носках.

— Когда ехали мимо Мончегорска, ты видела мёртвые леса с жёлтой хвоёй, озёра с бледно-зелёной водой? Такое всё, что хоть фильм снимай посткатастрофный? Без декораций?

Кристина молча кивнула. Александра вела машину по улицам незнакомого города и смотрела не на девочку, а на экран навигатора, но кивок некоторым образом ощутила.

— Ну так вот, — продолжала она, — это деятельность Мончегорского комбината. За тридцать лет он отравил всё вокруг к чёртовой матери. Он, кажется, теперь стоит. Тот, который в Апатитах, работает. Раньше, при Советском

Союзе, здесь были очень хорошие зарплаты. Люди работали, чтобы потом купить машину, квартиру. Теперь всё изменилось. Люди просто бегут. У кого хватает сил и энергии — сами уезжают и увозят детей. Дома, понятное дело, остаются… И леса остаются, и озёра… А ведь они тоже живые, только убежать не могут… Кстати, слово «апатиты» происходит от древнегреческого «обманываю». И ещё: кое-кто из учёных считает, что мы стареем, знаешь почему? Потому что в тканях накапливается гидроксилапатит. Как продукт жизнедеятельности…

Виталик с завистью спросил:

— Откуда вы столько знаете, тётя Сандра?

Соболь отреагировал по-другому.

— Сандра, оставь! — с досадой в голосе попросил он. — Тебя слушать, как «Дискавери» по тарелке смотреть. Сплошной конец света. То астероид летит, то Солнце гаснет! Слушайте, мы же вроде отдохнуть выбрались! Заедем сейчас в магазин, купим капусты, хлеба и сметаны по Марининому списку и двинемся дальше. И никогда больше…

— Когда я была маленькой, — перебила Александра, — мои родители каждый год возили меня на юг. Мама не любила Крым, но считалось, что чахлым ленинградским детям полезно солнце и неумеренное поедание свежих фруктов. Вот она и жертвовала своими интересами ради моих. А я, пока ехали в поезде, в окошко смотрела. Разные там станции и полустанки… Дощатые бараки, чахлые кусты, палисадник с Лениным у станционного домика, кудлатая собака, развалившаяся в пыли, мальчишки на переезде, из-под ладони глядящие нам вслед… И знаешь, я никак не могла поверить, что всё это существует всегда. Мне всё казалось, что после прохода поезда эти полустанки исчезают, как разборные декорации в театре, куда, как ты понимаешь, меня тоже регулярно водили родители, и хранится в какой-то кладовке мироздания до следующего раза. И когда я наконец поверила, что вот это — такая же настоящая, для кого-то единственная жизнь, как моя собственная, это стало для меня почти шоком…

Марина не удержалась, заметила:

— С таким обострённым восприятием тебе бы не физиком быть, а экологом, социальным работником… и диссидентом по совместительству.

— У нас нет диссидентов, — процитировал древний анекдот Соболь. — У нас есть до-сиденты, сиденты и от-сиденты…

— Я всегда пряталась от мира, — обращаясь к Марине, ответила Александра. — И ты лучше других это знаешь. Так что можешь и не язвить.

Тина зевнула и снова отвернулась к окну. Разговор, интересный поначалу, скатился в формат мексиканского сериала. Виталик крутил головой — до жителей города Апатиты и железнодорожных полустанков ему не было никакого дела, но напряжённость между наличными взрослыми касалась его напрямую.

Зазвонил мобильник. Марина принялась рыться в сумке, нервничая и торопясь, словно упущенный звонок означал, как когда-то по городскому, — пиши пропало. Выхватив наконец «Нокию», нажала кнопку и оборвала нарастающий писк.

— Папа велел передать, — бесстрастным голосом произнёс Кирилл, — что он на повороте на Мурманское шоссе остановится и зайдёт в кафе — сигарет купить. Просит нас подождать.

— Ну конечно. — Марина бросила телефон в сумку и раздражённо осведомилась в пространство: — А в городе-то ему никак было?!

— Я тоже куплю, — примирительно сказала Александра. — У меня вроде ещё не на донышке, но пополнить не помешает…

Она считала сигареты табачным фастфудом для быстрого насыщения никотином и за неимением лучшего потрошила «Беломор», чтобы набивать трубку. И даже то, что так поступал ненавидимый ею Сталин, не останавливало её.

Помимо нескольких фур, остановившихся пообедать, на хорошо заасфальтированной площадке возле кафе стоял тёмно-синий микроавтобус «Мерседес». Двое контрастно оформленных мужчин — один крупный, с толстой загорелой шеей, второй — невысокий, юркий — рассматривали правое заднее колесо машины и в такт репликам (подаваемым на каком-то иностранном языке) по очереди пинали его.

— Вон, смотри, ещё компания, которой в кольской глуши мёдом намазано. Помимо Маришкиных уфологов и твоих оборванцев… — указал Барон Александре.

Они вместе стояли в небольшой очереди у прилавка и смотрели на площадку сквозь большое, занимавшее почти всю стену окно.

— Эти-то? Иностранцы? — слегка удивилась Александра. — С чего ты взял? Скорее всего, они просто в Мурманск…

— У них на боку машины написано: «Умба-трэвел». Карту помнишь?

— Да, это рядом. Но что им там?

— Не знаю. Ты говоришь по-заграничному?

— В основном по-английски…

— Свободно небось?

— Ну да.

— Молодец, с английским, по-моему, нигде в мире не пропадёшь. Я вот всё хочу подучить, но как-то некогда… Вот к этим хотел было подойти, любопытно же, и, прикинь, не решился. Пык-мык, твоя-моя… престиж России…

Барон смущённо хмыкнул.

— Спросить проще всего у гида, — сказала Александра. — Он наверняка говорит по-русски.

— Гид — это не так интересно, — заметил Барон. — Вот бы так запросто подойти к иностранцу… или иностранке… Леди, какой шарм…

— Там, по-моему, одни джентльмены.

— А вот и не угадала! — Барон придвинулся к прилавку, не глядя, выложил деньги и, не прерывая разговора с Александрой, пальцем указал продавщице на пачку сигарет.

— Сколько пачек? — спросила хорошенькая продавщица, явно обиженная таким откровенным невниманием.

— Два блока. Смотри, вон та, справа, точно женщина… А тебе сколько взять? «Беломор», как всегда?

— Не суетись. Сама возьму. — Александра достала кошелёк и жестом, до комичности точно повторяющим жест Барона, указала на белые пачки с картой знаменитого канала. — Один блок… Вот эта вот, в куртке и в ботинках до колена? Женщина?! Ты уверен, Барон?

— Безусловно! Я проходил мимо и имел возможность разглядеть.

— Тогда это скандинавы. Или, в крайнем случае, немцы.

— Сейчас узнаем.

Они сгребли с прилавка сигареты и папиросы, взяли сдачу, скинули всё в один мешок и вышли из магазинчика, провожаемые неодобрительным взглядом девушки-продавщицы.

— Не бери в голову, малышка! — сказал ей стоявший в очереди огромный дальнобойщик, способный, кажется, приподнять свою фуру за колесо. — Хамы — они везде встречаются. Даже на дороге.

— Да они как бы и не хамили… — покраснела девушка.

— Так — ещё обиднее! — утвердил разговорчивый дальнобойщик. — Как будто тебя и вовсе на свете нету. У нас в школе училка такая была. По математике. Кто в формулах рубит, с теми — «пусю, мусю, приходите в кружок…», а у кого башка на это дело дубовая, тех в упор не видела. И не кричит вроде, только лучше бы накричала. Маленький был, чуть не плакал на переменках… — Верзила улыбнулся, предлагая всей очереди представить его плачущим. — А как подрос, пакости всякие… Да и хрен с ними обоими, пусть провалятся! А дай-ка мне, малышка, вон ту баклажку побольше из холодильника и ещё пивка на вечер…