Узаконенная жестокость
Шрифт:
Сцены резни в Безье представляются как некий апокалиптический хаос или как брейгелевс-кое полотно с изображением дьявольской анархии, пожарищ и страданий. И все-таки, когда прибыли рыцари, они внесли определенный порядок и несколько снизили масштабы всеобщего буйства. Естественно, они опасались, что могут лишиться своей добычи. Вильгельм из Туделы пишет, что изначально часть добра и богатств оказалась в руках простых солдат.
Они обогатятся на всю жизнь, если смогут сохранить добро! Но очень скоро они вынуждены будут с ним расстаться, поскольку французские рыцари собираются предъявить на это добро свои права, хотя досталось оно поначалу пешим воинам. Пешие солдаты обосновались в домах, которые захватили, и в них было полно разных богатств
Когда бароны отняли «свою» добычу, солдаты бросили клич: «Жгите! Жгите!», - и подожгли город. Пожар оказался настолько велик, что пламя поглотило и собор. Роль, исполненная в данном эпизоде рыцарями, вызывает вопросы: если они были в силах остановить грабеж, то почему не прекратили массовую резню? Они вмешались в бойню не ради того, чтобы спасти гибнущих вокруг жителей, а из опасения, что потеряют свою долю добычи. Для рыцарей спасение жизней населения Безье было, как минимум, вторичным по отношению к захвату их имущества и его дележу. Это отражало либо политику полного равнодушия, либо успешную реализацию заранее спланированной резни.
«Песнь о катарских войнах» сообщает нам, что форма массовой экзекуции с самого начала являлась частью крестоносной политики. Лидеры похода, в том числе духовенство, уже приняли «тактическое решение», в котором «все сошлись на том, что гарнизон всякого замка или города, к стенам которого подошло войско, подлежит полному истреблению в случае успешного штурма, если откажется сдаться». Целью была умышленная стратегия максимального устрашения противника: «Тогда нигде не будет оказано никакого сопротивления, поскольку люди будут пребывать в ужасе от происшедшего... Вот почему вырезали все население Безье, убили всех до одного». Подобная беспощадность и в самом деле оказывалась весьма эффективным средством. Вильгельм доказывает благоразумие и практичность тактики террора, добавляя, что именно так позднее были с легкостью взяты Фанжо, Монреаль и другие города и замки. «А в противном случае, уверяю вас, они бы их не штурмовали». Вильгельм заявляет, что из другого источника он узнал о том, что папский совет призывал к полному уничтожению тех кто, окажет сопротивление. Епископ Безье также предупреждал граждан о фатальных последствиях сопротивления непосредственно перед самым разорением города. Естественно, путь в Каркассон для крестоносцев был открыт, поскольку гарнизоны покидали свои крепости, едва узнав о том, что произошло в Безье.
Если такой суровый и бессердечный план ускорил взятие крестоносцами городов, то тогда он выполнил свою цель. Меньшее время, уделенное осаде, означало меньше расходов, меньше потерь среди крестоносцев, пониженный риск заболеваемости, меньший риск столкнуться с войском неприятеля, идущим на выручку осажденным. Нет абсолютно никаких указаний на то, чтобы Вильгельм считал эту политику сколько-нибудь несоответствующей тому, как нужно поступать с еретиками. Однако его отвращение к простым солдатам в Безье говорит о том, что резня вышла из-под контроля, что от мечей и копий атакующих стали гибнуть не только воины осажденного гарнизона и еретики, но также и невоюющие католики. Так как крестоносцы были, прежде всего, поглощены мыслями о добыче, а также принимая во внимание другие факты резни, сопровождающей этот поход, различия между воинами гарнизона и мирными жителями мало волновали тех, кто ворвался в город - будь то солдаты-простолюдины или рыцарская элита. По словам Пьера де Во-де-Серне, пять лет спустя в Кассенейле крестоносцы «предавали мечу всех, кто попадался им на пути».
Вильгельм из Туделы утверждает, что намерения сжечь Безье не было. Это приводит к некоторым более ранним предположениям о том, что вожди крестоносцев, сетуя и негодуя по поводу загубленной огнем добычи и богатств в Безье, хотели бы все вражеские крепости оставить в целости и сохранности, главным образом, ради того, чтобы сберечь потенциальную добычу. Однако след крестового похода хорошо виден по дымящимся развалинам захваченных городов и замков. Точнее было бы сказать, что крестоносцам хотелось бы обобрать города до нитки, прежде чем они будут объяты пламенем. Один из современников пытается предугадать мысли крестоносцев по поводу тех мест, которые попадают им руки. После взятия столицы, Каркассона, крестоносцы созвали военный совет, который принял решение не разрушать город, поскольку «если город разрушить, то не найдется в армии ни одного вельможи, который бы взял на себя управление этой страной». Поэтому Каркассон стал оплотом всего похода.
Подобной же политики придерживались командиры крестоносцев и в отношении замков: если местоположение было удачным, замок укреплялся, и там оставляли гарнизон. Если крепость удержать было трудно, либо если она не имела практической пользы, то она разрушалась. Что касается городов, то здесь в расчет принималось больше факторов, о чем свидетельствует вышеприведенная цитата. Любому правительству требовалось определенное местонахождение, а ценные, с точки зрения крестоносцев, области, должны быть экономически жизнеспособными. Во многих случаях надлежало сохранить не только инфраструктуру. Если в те или иные регионы присылать колонистов на замену изгнанным или истребленным жителям оказывалось затруднительно и невыгодно, то необходимость убивать всех и каждого отпадала. Лишенный населения город - это город без рынков, а значит, без очевидных экономических выгод для местного правителя. Более того, нехватка рабочей силы увеличивала ее стоимость - именно таковы были последствия «черной смерти», свирепствовавшей в Европе в XIV веке. Благоразумным, с военной точки зрения, считалось уничтожение гарнизона, особенно в качестве назидания тем, кто продолжал сопротивляться. Возможно, имело смысл убить значительную часть мужского населения, чтобы через страх подчинить остальных, но убивать все население соответствовало военной логике в крайне редких случаях, как исключение к общему правилу или когда для подавления массового сопротивления требовались жестокие, драконовские меры.
Резня в Безье вполне могла носить и запланированный характер, но при этом быстро и неожиданно, при таком успешном для осаждающих развитии событий, вышла из-под контроля. В таком случае едва ли вожди похода оказались слишком обескуражены, поскольку победа была достигнута быстро и (по крайней мере, для них) безболезненно. Некото-
| Резня невинных |
рая часть добычи погибла во время пожара, но в то же время они не понесли ни расходов, ни рисков, свойственных любой затяжной осаде. И, что важнее всего, жестокость, сопровождающая разграбление города, помогла сломить дальнейшее сопротивление катаров. Главной целью похода был Каркассон. Столица капитулировала по истечении двухнедельной осады, приняв суровые условия, что, тем не менее, помогло спасти население (смерти избежали даже находящиеся там катары). Крестоносцы же получили взамен очень внушительную добычу.
Реальные финансовые преимущества Безье, во многом утерянные, были с лихвой возвращены в Каркассоне. Правильно организованный захват этого крупного города, несмотря на жестокое сражение, говорит о том, что средневековые армии далеко не всегда укладывались в бытующий и зачастую ложный образ необузданных орд, которые всякий раз готовы выйти из-под контроля (что, конечно, время от времени происходило). Это также говорит о том, что, вкупе с кажущимся равнодушием рыцарей по отношению к кровопролитию, бойня в Безье явилась результатом политики, поощрявшей массовое истребление населения и гарнизона. Зловещий клич Арнольда Амальрика «Убивайте всех! Бог потом сам разберется, где свои, а где чужие» в настоящее время подвергается сомнению, но его нельзя считать совершенной выдумкой. Немецкий хронист, в летописи которого обнаружена эта фраза, на самом деле сообщил ее как слух. Жестокий призыв якобы прозвучал после того, как к папскому легату обратились с вопросами о том, как в этом кровавом хаосе крестоносцам следует отличать катаров от католиков, и тогда он якобы посоветовал убивать всех подряд, чтобы первые не притворились вторыми. Но если такие слова были и в самом деле произнесены, они попросту отразили согласованную политику руководителей похода по поводу уничтожения всех, кто оказывал сопротивление. Истина, какова бы она ни была, заключается в том, что взятие Безье дало мощный толчок успешному развитию альбигойского крестового похода.
Лимож, 1370
Штурм и разграбление Лиможа в 1370 английским войском под командованием Эдуарда Черного Принца - событие, которое, по-видимому, соответствует законам осадной войны, даже если «экстраполяция» из Второзакония представляется несколько притворной. Несмотря на это, осада шокировала многих современников своей жестокостью, и ей в хрониках Фруассара отведен один из самых видных разделов. Даже Фруассар, едва ли не самый знаменитый очевидец расцвета рыцарской эпохи и писатель, склонный к идеализации Черного Принца - воплощения английского героя-рыцаря своего времени, -даже он осуждает действия Эдуарда в Лиможе.
В 1369 году был аннулирован англо-французс-кий договор Бретиньи, и Столетняя война возобновилась. Условия договора отражали успехи англичан, достигнутые под началом Эдуарда III и его сына Эдуарда Черного Принца. Кульминацией этих успехов стала выдающаяся победа в битве при Пуатье в 1356 году и пленение французского короля Иоанна. Чтобы профинансировать войны в Испании, Черный Принц ввел высокие налоги в принадлежащей ему Аквитании, спровоцировав тем самым недовольство и мятеж среди местных феодалов. Валуа предложил им значительную помощь - войсками и деньгами, и тогда мятеж обрел форму полномасштабной войны. С самого начала у плохо подготовленных к войне англичан дела пошли неважно, и они были вынуждены отступать. Чандос и Одли, ведущие английские военачальники и близкие друзья Эдуарда, оказались неспособными спасти свои территории.