Уздечка для сварливых
Шрифт:
– Как же ты вытерпела целый год? Из благотворительности? Или отомстить хотела? Думала, будет вернее бросить меня здесь, чем в Лондоне, где спальное место я бы себе точно нашел?
– Ни то ни другое. Я надеялась, что ты изменишься. Как всегда, напрасно. – Сара взглянула на холст.
Джек проследил за ее взглядом.
– Я всего лишь выпил с ней чаю.
– Я тебе верю.
– Зачем тогда злиться? Я же не устраиваю скандал из-за того, что ты ужинала с Робином.
– Я не злюсь, Джек, мне просто все надоело. Надоело быть восторженным слушателем, внимающим твоему дурацкому
– Так что, это конец? Мне собирать вещи и больше не омрачать твою жизнь своим присутствием?
Сара улыбнулась улыбкой Моны Лизы, которая когда-то очаровала его. Джек подумал, что он может предсказать ее следующие слова: «Это твоя жизнь, Джек. Сам делай выбор». Ибо сильной и одновременно слабой стороной характера его жены было убеждение в том, что все люди столь же уверенные и целеустремленные, как она.
– Да, – ответила Сара, – конец. Я дала себе слово, что если ты еще хоть раз приблизишься к Салли, то это будет концом наших отношений. Я подаю на развод.
Его глаза сузились.
– Если бы это было из-за Салли, ты бы заявила мне об этом две недели назад. Я не скрывал, куда еду.
– Знаю, – сказала Сара устало, снова взглянув на картину. – Даже твое предательство нуждается в благодарной аудитории.
Когда она встала на следующее утро, Джека уже не было. На кухонном столе лежала записка:
«Я послал документы на развод Кейту Смоллетту. Можешь поискать себе другого адвоката. Буду настаивать на равном разделе имущества, так что к дому сильно не привыкай. Освобожу мастерскую, как только подыщу жилье. И даже если не хочешь меня видеть, то не меняй замки. Я оставлю ключ, как только заберу евши».
Сара прочла записку дважды, перед тем как выкинуть ее в мусорное ведро.
Джейн Марриотт, медсестра в приемной Фонтвилля, подняла глаза от записей, когда Сара открыла дверь пока еще пустой приемной. Сара работала в Фонтвилле в понедельник вечером и в пятницу утром. Она проявляла больше сочувствия, чем ее коллеги-мужчины, поэтому в ее рабочие часы в приемной обычно толклось много народу.
– Для вас пара сообщений, дорогая, – сказала Джейн. – Я положила их вам на стол.
– Спасибо. – Сара задержалась у стола Джейн. – Кто первый?
– Мистер Дрю в восемь сорок пять. Потом до половины первого – в лихорадочном режиме. После этого два визита на дому, но я их уже предупредила не ждать вас раньше обеда.
– Хорошо.
Джейн, шестидесятилетняя бывшая учительница, посмотрела на Сару с материнской заботой:
– Вы опять без завтрака, я полагаю? Сара улыбнулась:
– Я не завтракаю с тех пор, как окончила школу.
– Вы выглядите утомленной. Работаете слишком усердно, моя дорогая. Лечить людей – такая же работа, как и другие, нужно беречь себя.
Сара поставила локти на стол и подперла подбородок ладонями.
– Джейн, можно вас спросить кое о чем? Если рай
Джейн подумала, что доктор в этот момент выглядит точь-в-точь как восьмилетки, которых она когда-то учила: озадаченной, нерешительной, но абсолютно уверенной в том, что миссис Марриотт знает ответы на все вопросы.
– Господи! Никто не задавал мне подобных вопросов с тех пор, как я перестала преподавать. – Она включила чайник в розетку и положила кофе в две чашки. – Я всегда отвечала детям, что рай в сердцах людей, которые остаются на земле после твоей смерти. Чем больше любящих тебя людей, тем больше сердец, в которых сохранится добрая память о тебе. Хитрый способ заставить детей хорошо относиться друг к другу. – Она хихикнула. – Но я думала, вы атеистка, Сара. Откуда столь внезапный интерес к жизни после смерти?
– Я вчера ходила на похороны миссис Гиллеспи. Зрелище удручающее. Никогда не понимала смысла всей этой процедуры.
– Да, дела... Обсуждать вечные истины в восемь тридцать утра... – Миссис Марриотт поставила перед собой чашку с дымящимся черным кофе. – Смысл жизни Матильды Гиллеспи останется тайной на пять поколений вперед. Она лишь звено в цепи. Кто может сказать, насколько важно это звено для последующих лет?
– Звучит еще более удручающе, – сказала Сара уныло. – Получается, нужно обязательно заводить детей, чтобы придать смысл жизни?
– Ерунда. У меня нет детей, а я не чувствую себя менее нужной. Смысл нашей жизни таков, каким мы сами его видим. – Джейн не смотрела на Сару, пока говорила, и у той сложилось впечатление, что на этот раз произнесенное – это лишь слова. – К сожалению, – продолжала Джейн, – Матильда сама сломала свою жизнь. Она так и не простила мужу того, что он сбежал, и еще больше ожесточилась. Наверное, она считала, что люди украдкой смеются над ней. И в общем-то была недалека от истины, – честно добавила пожилая женщина.
– Я думала, Матильда была вдовой. – Как же мало на самом деле Сара ее знала.
Джейн покачала головой:
– Как раз наоборот. Если Джеймс еще жив, то это он вдовец. По-моему, они так и не развелись.
– Что с ним произошло?
– Он отправился в Гонконг работать в банке.
– Откуда вы знаете?
– Пол и я как-то поехали в путешествие по Востоку, примерно через десять лет после того, как Матильда с Джеймсом расстались. Там, в Гонконге, мы и натолкнулись на него в одном отеле. Раньше мы довольно тесно общались – они с Полом прошли вместе войну. – Джейн криво усмехнулась. – Он неплохо там устроился среди других иностранцев, и его совсем не заботила судьба жены и дочери, брошенных в Англии.
– На что же они жили?
– На деньги Матильды. Отец оставил ей отличное состояние, хотя я всегда думала, что это не пошло ей на пользу. Она была бы совершенно другим человеком, если бы пришлось задумываться о хлебе насущном. – Джейн покачала головой. – Характер не становится лучше, когда все получаешь на блюдечке с голубой каемочкой.
«Что ж, с этим не поспоришь, – подумала Сара. – Взять хотя бы Джека. Равный раздел имущества, черт побери. Пусть не надеется».
– Так когда он оставил ее? Недавно?