Узелки
Шрифт:
Еле переставляя ноги, я вошла в холл гостиницы, помахала ручкой ночному портье, посмотревшему на меня с удивлением. Поднявшись в номер, первым делом достала из глубин чемодана бутылку Jagermeister'a, купленную во франкфуртском duty-free, щедро отхлебнула и вместе с ней пошла в ванную. Странно, что портье не вызвал полицию или «скорую помощь». Эх, а у меня была такая хорошая репутация в этой гостинице! Из зеркала на меня смотрела всклокоченная рожа с лихорадочно блестящими «накокаиненными» глазами и размазанными по лицу грязными полосами. Хорошо, что в бостонском трамвае-метро всем абсолютно по фигу, как ты выглядишь. Хотя после второго глотка мне показалось,
Что же могло заставить Джоша подсунуть мне экземпляр, подобный Марку, в городе, где так много профессиональных переводчиков? Мне, стажирующейся в США под эгидой организации, аббревиатуру которой лишний раз «всуе» поминать не рекомендуется! Впрочем, надеюсь, что у него будет какое-нибудь более-менее разумное объяснение. Не верилось, что умница Джош руководствовался меркантильными соображениями — типа «денег поменьше заплатить». Фу! Эту заразу подозрительности я, видимо, подхватила в доме Марка. И вообще, если знаешь человека, то доверять ему надо всегда, а не в исключительных случаях!
Высокоградусная настойка «горных стрелков-егерей сделала своё дело — я расслабилась. Но не успокоилась. Завтрашний день неясно, но ощутимо терзал нервную систему, и я решила допить бутылку тирольской жидкости до дна. Чем больше я пила — тем спокойнее и увереннее становилась. Опустошив половину темно-зелёной фляги, я уже заткнула за пояс всех ведущих американских ток-шоу, задавая себе вопросы, сама же на них отвечая и выкрикивая ремарки из зала. Ага! Так вот в чём мое персональное know-how: когда я нервничаю — забываю язык Шекспира, стоит слегка принять — просто непревзойдённый синхронист! Когда бутылка была пуста на две трети — я декламировала отражению в зеркале стихотворение Роберта Фроста The Demiurge's laugh («Смех Демиурга»), заговорщически подмигивая ему на словах: «And well I Knew what the Demo meant» («И я понял, что демон имеет в виду!»). «Минт… мин… итминз…» ухало вслед за мной почему-то Марковским тембром эхо. Срочно допив остатки, я спела песню зверюге с рогами на этикетке: «Неси меня, олень, в мою страну оленью…» Разумеется, на английском. Затем, включив всю воду, присела на пол около унитаза и, категорически-запрещённо закурив, хорошо поставленным голосом прочитала ему лекцию по вопросам инфектологии в акушерстве и гинекологии. На… Ну, вы поняли. На английском.
Спала я безмятежным сном юного наследника престола Великобритании.
***
На следующий день ровно в 10.00 a.m. я стояла у центрального подъезда Бостонской телестудии. Марк опаздывал. Кто бы сомневался! Зато, подъехав на пятнадцать минут позже положенного, он запарковал машину под знаком «NO PARKING». Охранник, попытавшийся объяснить ему, что, мол, только для служебного пользования, был вынужден ещё пять минут слушать гневную речь, наверняка обещавшую судебное разбирательство охраннику, Бостонскому телецентру, штату Массачусетс и самому Создателю за дискриминацию старых фольксвагенов.
Я не слушала. Приветствуя Байкала, сидящего в машине, я дала себе слово быть отрешённой, как монах, и спокойной, как плита на могиле того же монаха после смерти. Что бы ни происходило!!!
Родриго — друг Джоша был сама вежливость и предупредительность, несмотря на наше опоздание. Он лично ждал нас на ресепшене, что облегчило процедуру прохождения турникета, абсолютно идентичную останкинской. Хотя нет, вру. К останкинскому турникету вышел бы старший помощник младшего ассистента, а не сам ведущий телешоу.
Так что служитель на турникете был спасён. А то вдруг бы он не сразу понял, кого мы ищем, выписав себе тем самым повестку в суд за дискриминацию эмигрантов, стажеров-иностранцев и разжигание межнациональных козней.
Мы с Родриго пожали друг другу руки, сопроводив это двусторонними положенными любезностями… простите, трёхсторонними — как я могла забыть об этом «каждой жопе попечителе»! Честно говоря, я уже и сама искренне полагала, что диссертацию, касающуюся вопросов ВИЧ в акушерстве, написал Марк. Марк занимался вопросами диагностики и лечения инфекционной патологии у беременных. Он же прошёл десяток тренингов в паре стран. Единственное, что меня удивляло: «А что здесь делаю я — дантист-велферщик» и «Зачем Володька сбрил усы»?
Родриго — ладный молодой невысокий мужчина, чем-то напомнивший мне Брюса Ли, провел нас телецентровскими лабиринтами в искомую студию. Познакомил с оператором, режиссёром и всей командой, после чего отдал в руки гримёра. Девочка, размером с крупную кошку, одобрительно осмотрела мои чёрные джинсы, заправленные в «военные» ботинки, и разнесла в пух и прах мой «счастливый» белый свитер-талисман. Видимо, он был слишком белым! Я ни с кем не спорила и ничему не сопротивлялась, легко сменив свитер на «казённую» чёрную блузку в жутких лилиях. Чуть позже нас с напудренным Марком провели к месту съёмки «казни» и усадили на высокие шаткие табуреты к столу, напоминавшему барную стойку. Не мой день продолжался. А посему «мебеля» просто обязаны были быть из категории «терпеть не могу!»
Никакой нормальный человек не стал бы «пить эту чашу» до конца, только поговорив с Марком полминуты по телефону. Но, ах, я была так непредсказуема и подвержена эйфории! Догадываетесь, как это назвать одним словом? Вот именно — глупость!
Мой «переводчик» не затыкался и здесь. Он говорил, говорил, говорил. Обращаясь ко мне на родном языке, ко всем прочим — на English, тем самым не давая мне ни малейшего шанса «включиться». «Какие неудобные табуреты». Ах, а я не догадалась! «It means…» Ну, так ёпть!
Марк раздражал всю группу. Он громогласно раздавал советы со своего куриного насеста и зачем-то рассказал всем, что сейчас судится с кабельной телевизионной компанией. Я с трудом вычленяла из пространства английскую не-марковскую речь, дабы хоть немного настроиться. Справедливости ради скажу, что он достаточно бойко переходил с одного языка на другой, хотя изъяснялся не очень грамотно. Радовало только то, что ему было гораздо неудобнее меня — его мощная филейная часть щедро свешивалась по обе стороны табурета.
Родриго сказал, что мы немного потренируемся. Оператор включил камеру и на установленном метрах в десяти от нас телеэкране я увидела… буфетчицу артиллерийского училища в возрасте позднего постклимактерия с красной мордой и жалкими всклокоченными волосиками; потную свинью с усиками, постоянно шевелящую рылом; а между ними — гламурно-глянцевого Брюса Ли. М-да…
Ни фото-, ни телегеничностью я никогда не отличалась — это не новость. Но сейчас эффект усугублялся ногами: наш ведущий сидел, аккуратненько закинув ножку на ножку; «усатая свинья» удерживала свое тело от падения, воткнув конечности между нижними перекладинами табурета («Чтоб ты сейчас шлёпнулся!»); а «буфетчица», которая явно была замужем за прапором, сидела, раздвинув ноги в коленях не меньше, чем на метр.