Уж замуж невтерпеж
Шрифт:
– Или она. Или она. Маленькая, легкая, неуловимая. Как лист бумаги. Как перо. Вспомни, как были связаны руки у Деда Мороза, мужик бы так не связал. Не зря ей понравился дамский браунинг из твоей коллекции. Не зря Виктор не испугался, когда она взяла оружие в руки. Как зовут жену Виктора?
– Тамара. Кажется, Тамара. Это глупо. Она порядочная женщина, старше Виктора лет на восемь... Бывшая учительница.
– Тем более не глупо, тем более все сходится.
– Иван Палыча тоже она... приложила ножом между лопаток?
– Твой эконом очень маленький, хрупкий человечек. С ним справится
– Ты с ума сошла. Тамара... у нее что-то с ногами, по-моему, она на инвалидности, да и вряд ли она в курсе делишек Виктора...
– Кто сообщил тебе о Кире с Виктором по телефону?
– Не знаю. Странный голос. Ни мужской, ни женский.
– Это могла быть Тамара?
– Я не знаю, какой у нее голос. Лучше всех это знает секретарша Виктора.
– Записать разговор ты, конечно, не догадался.
– Догадался! В моем мобильнике есть диктофон.
– Это в том, который остался в бильярдной?
– Да.
– Ты остаешься у рубильника, а я иду в бильярдную и спальню обыскивать трупы.
– Давай наоборот.
– Нет. У тебя все «кажется», да «вроде бы». А нужно наверняка.
– Навязалась ты на мою голову!
– Нашла приключения на свою...
– У тебя ее нет!
– А по-моему, все нормально!
Начав разговор с полушепота, мы закончили его почти криком, как супруги, затеявшие на ночь привычный скандал.
– Ладно, – сбавил обороты Балашов, – иди, осматривай... место происшествия. Только как мы поделим оружие? Пистолет-то один.
– Ты говорил, в бильярдной целая коллекция.
– Коллекция. А не склад.
– В смысле, заряженных больше нет?
– Черт с тобой, откроешь сейф, – он назвал код, – возьмешь «беретту».
– А на нем написано, что он «беретта»?
– Тьфу. На первой полке, в черной коробке, третьей слева. Этот я оставлю себе. У меня стратегически важный объект. Я тебя прикрою.
Я не стала с ним пререкаться и понеслась в бильярдную. Ноги несли меня, будто, касаясь пола, они получали в пятки электрический разряд. Никогда раньше я не совершала безрассудных поступков. Я всегда была осторожна, боязлива, предусмотрительна. Я считала, что те, кто рискуют только для того, чтобы словить адреналин, имеют нездоровую психику.
Что я задумала? Разобраться в этом деле сама? Провести забойную новогоднюю ночь? Привязать к себе Балашова недетскими подвигами? Я должна думать о маленьком Ваське, о беспомощной Иве, о том, что если меня подстрелят в этом доме, то Вадик непременно помрет с голоду. Я должна думать о тех, кто от меня зависит, только... я всю жизнь о них думала, и, наверное, поэтому сошла с ума.
В бильярдной все было по-прежнему. Первым делом я сунула в карман балашовский мобильник. Виктор полулежал на зеленом столе с кием в руках, будто собираясь из неудобного положения ударить по шарам. Маленькая кровавая дырка почти посредине груди говорила о том, что стрелявший стоял к нему лицом к лицу. Виктор совсем не боялся этого человека, значит, он его знал. Он не испугался даже тогда, когда человек взял в руки браунинг, лежавший, видимо, где-то рядом. Виктор не верил, что этот человек может в него выстрелить, как не верил в то, что на это способен Балашов.
Я порассматривала его лицо – тонкий нос, узкий рот, который даже после смерти кривила усмешечка. Он был сильно в себе уверен, этот Виктор. Балашов был уверен в других, а Виктор – в себе.
Я обшарила все карманы его пиджака, не забыв про внутренние, но ничего не нашла. Вообще ничего. Ни бумажника, ни документов, ни мобильного, ни даже сигарет! Пришлось сделать вывод, что до меня Виктора кто-то уже обыскал. На этом мои детективные способности иссякли, и я полезла в сейф за оружием. Дверь, легко ответив на нужный код, открылась, я увидела черные бархатные коробки, но вспомнить на какой полке и какой по счету пистолет мне следует взять, я не смогла. Эти черные коробки, изнутри подбитые красным атласом, совершенно сбили меня с толку. Все правильно, это же коллекция, а не склад. Забыв, какой пистолет я должна взять, я выбрала ... самый большой. Если он и не заряжен, то выглядит устрашающе, и весит как гантеля.
Пристроив его в карман Кириных брюк, я с трудом удержала вертикальное положение. И тут меня осенило. Я обыскала не все карманы у Виктора. Я забыла, что в брюках тоже они есть. А ведь именно там мужики таскают, или забывают всякие важные, иногда шокирующие мелочи. Однажды, стирая штаны Вадика, я обнаружила в кармане использованный презерватив. Я не стала уточнять тогда, с кем и когда он успел сходить налево, просто стала просить его освобождать карманы перед тем, как подсовывать мне брюки в стирку. С тех пор я не могу без брезгливости запускать руку в карманы мужских штанов. У Виктора я тоже что-то нащупала в недрах безупречных брюк. Прохладное, скользкое, омерзительное. Я отдернула руку, но вспомнила, что я теперь другая – я ничего не боюсь – ухватила пальцами «это» и вытащила на свет.
Это оказался паспорт. Паспортина в шикарной кожаной обложке. Это она так скользила в руках. Очень странно, что такой «шикарный парниша», как Виктор, был поклонником пролетарского способа хранения документов. « Я достаю из широких штанин, дубликатом бесценного груза...»? Я открыла паспорт. Камха Виктор Валерьевич, 1962 г. рождения, женат, сын – скудные паспортные данные. Скучно, плоско, неинформативно. Во всяком случае, для такого сыщика, как я. Я отправила паспорт к пистолету в карман, закрыла бильярдную на ключ и помчалась на второй этаж.
У рубильника скучал Балашов. Вид у него был такой, словно он мысленно писал стихи.
– Бдишь? – спросила я его, пробегая мимо.
– Бздю, – согласился он, перепутав значения слов.
Не такой уж он и начитанный.
– Ты лучше бди, – пошутила я, но он не понял и закатил глаза, наверное, подбирая красивую рифму.
У Иван Палыча оказались приоткрыты глаза. От ужаса я чуть не завыла, но потом вспомнила, что я другая, я крутая, у меня в кармане пугач размером с чугунную сковородку, и бояться нужно меня. Скорее всего, глаза у него были приоткрыты и тогда, когда я его обнаружила, просто я не старалась его рассмотреть.