Ужас победы
Шрифт:
Теперь каждое утро долго лежу. Спешить некуда.
– Ты спишь, что ли, или притворяешься?
Ее голос. Сиплый, грубый стал. Теперь, когда с утра выпивает, уже не веселая, а злая! Что же Он там решил?
– Хотя бы помойку выкинь. На это ты способен, надеюсь?
При слове “помойка” сердце сладко забилось. Как они там – буквочки мои? Да поди уж, наверное, украли красавиц моих!
Вон как дверью жахнула! Ожила? Зато я умер.
Поднялся. Схватил целлофановый мешок, набитый мусором. Хорошо, что хоть мусор пока есть, – скоро и он кончится. До помойки добрел.
Сердце оборвалось… Все напрасно? И чемодан вон с буквами стоит, не нужный никому! Ничего не вышло.
Опустился в помойное кресло в стиле рококо, с торчащей щетиной.
Вот так. Здесь буду теперь. Король помойки. Уютное, в сущности, местечко: такой домик из кирпичиков баки окружает, правда без крыши. Комары вдруг налетели, вражеские парашютисты, – несмотря на снег. Но нас не запугаешь!
Старушка с ведрышком подошла – из моих, значит, подданных?
Постучала ведрышком по баку и – ко мне:
– Ты сочинитель, что ли?
Вот она, слава! Знает народ!
– А что? – гордо спрашиваю.
– Написал бы ты про них, супостатов!
– Про всех?
Мне одного Геры хватило – желвак теперь на всю жизнь.
– Да хотя б про местных! – вдруг засмеялась.
Это не мой масштаб!
– Вон стояк водопроводный голый у нас! Утепление-то сгорело, и как зима – вода замерзает! Говно нечем смывать!
Да, это было. Но это не мой масштаб. И вообще – буквы выкинуты…
Вон стоят. Однако в голове замелькало: “Стояк… Стояк…” Самая первая рифма, которая приходит в голову, явно не годится. Надо подумать.
Мелко кивая, подобострастно, старушка ушла. Я гордо выпрямился на троне своем, озирая окрестности. Но недолго процарствовал.
Вдруг, черные следы по двору оставляя, трое интеллигентов подошли, двое даже в очках, но на вид озверелые.
– Ты чего это расселся тут?
– А что – нельзя?
– В темпе отсюда!
– Пач-чему?
– Это наша помойка!
– У вас… есть какие-то права?
– Права?!!. Сейчас будут!
И вдруг тот, что без очков, зашел сзади и в спину меня пихнул. Я упал вперед на руки, ладонями по слизи проскользил. Поднялся, не оборачиваясь пошел. Колени в грязи, но отряхивать их такими руками навряд ли стоит! Один раз обернулся только: буквами не интересуются ли? Не интересуются! Хотел стать королем помойки.
Совестью ее, заявления людям писать, доносы… Не сложилось!
– Иди, иди!
Трон так и этак мой вертят, отпуская довольно тонкие искусствоведческие замечания.
Ушел. Даже помойка слишком шикарна для тебя! И домой – нет смысла, не вышло там ничего! Куда? Есть, говорят, такое место, куда можно всем сирым и убогим: там ждут всех. Но это уж – на крайний случай! А у тебя какой?.. Пойти, что ли, попробовать?
Хотя не чую Его! Он мои ужасы видит, но не реагирует как-то.
Постоял на ступенях среди нищих. Вверх поглядел. Снежинки светлее неба. Тают на устах. Вошел под своды. С той поры, как крестили меня, не был в церкви ни разу. Стесняюсь чего-то…
Наверное, этого… просить! Пламя колышется
В притворе, где разным церковным товаром торгуют, купил тоненькую кривоватую свечку – какую уж дали! – подошел к общему пламени, постоял. “Прикурил” своей, кривоватой… Старался прямо держать. Огонь греет лицо. Потом горячий воск каплей на палец стек, прижег, потом кожу стянул, застывая. Воткнул свечку в дырочку. Пошел.
В притворе церковную газету купил. “Нечаянная радость”. Может, дома прочту? Хотя жена будет издеваться.
Вышел с листком на крыльцо. Вроде посветлело маленько? Буквы даже видны! Глянул наискосок, и – обожгло как бы. “Завет старца
Силуяна”. Не ожидал такого. Вот это да! “Держи ум во аде – и не отчаивайся!” Вот это да! Думал, благостно скажут они: “Не держи ум во аде”. А тут… Молодец, Силуянушко! Я и держу. И не отчаиваюсь!
Мимо помойки легко шел. Снег вдруг в дождь превратился. Отличный климат у нас. Да и люди не подкачали! К счастью, феодалов тех не было на помойке… Я и не отчаиваюсь!
А буквы мои стоят! Только резанули ножом по боку чемодана, раскидали несколько – А, Я, Ж. А все – не подняли! Да и кому это по плечу?
Ладно, вверх быстро посмотрел – если Тебе не надо, я заберу!
Поволок, оставляя след. Вот какую работу иметь надо – чтоб никому было не украсть!
Жена ликованием встретила:
– Скубенная звонила! Нам дачу дают!
Ожила!
Подошел к оконостасу. Снег идет.
– Так это мы летом поедем, наверное? А сейчас зима. До лета еще дожить надо.
– Я справлюсь… справлюсь, – кивала маленькой головкой в зеркало, убеждая себя.
ДЕНЬ ПЕРЕЕЗДА
Дожили! Вот и лето пришло!
– Сегодня Настя приезжает, а ты опять?
– Что я “опять”, что “опять”? – воинственно выставив подбородок, завопила жена.
Ну все, хватит! Терпения больше нет! В такой день – и все равно она!.. Выскочил, хлопнув дверью. И застыл на площадке. Стой!
Далеко не уйдешь! За спиной сухо стукнулось и что-то посыпалось.
Долго стоял не двигаясь, потом обернулся. Та-ак! Как и следовало ожидать: последнее время все у меня складно идет! Часть стены рядом с притолокой отвалилась от удара двери – насквозь почти!
Это уж слишком! Бежать отсюда! Сделал шаг. Далеко собрался? В том-то и ужас, что далеко не уйти. Максимум на десять минут – вот-вот Настя приедет. Такая у тебя теперь степень свободы! Да и то ты погорячился, пожалуй. Ни секунды у тебя нет! Если и есть несколько минут до приезда дочери, то их надо срочно употребить на то, чтобы стенку заделать! А то приедет она с радостными надеждами: наконец-то к родителям переезжаю, – а тут грязь, разруха, дыра в квартиру и главное – ругань. Быстро все залатать. Как? Устало сел на площадку. Откололась стена. Новую стену, что ли, откуда-то принесу?! И времени – семь минут относительной свободы. И надо уложиться. Как?! Глянул в окошко на сумрачное небо. Помоги! Давно не обращался к Тебе. И больше не буду!