Ужас. Вдова Далила
Шрифт:
Хладнокровие этого человека вывело Пауля из себя. Одним прыжком он перескочил разделявший их барьер и бросился на своего противника.
Жандарм понял, что подвергает себя опасности, и быстро ретировался к двери. У самого порога ему пришлось отскочить в сторону, чтобы избежать обрушившегося на него со страшной силой атлета, и он быстро выскочил за дверь и захлопнул ее.
Пауль остался один.
В это время прибежали другие жандармы с револьверами. Предстояло настоящее побоище. Атлет в конце концов уступил бы силе, но защищался бы наверняка отчаянно. В его исполинских руках всякий предмет становился
Все жандармы столпились у дверей приемной и уже собирались отворить ее, как вдруг появился Зиг.
Как раз в ту минуту, когда сыщик собирался уходить домой, он услышал какой-то странный топот и шум и решил выяснить, в чем дело.
«Так я и думал, — сказал он себе, — в сущности, это моя вина. Я сдержал обещание лишь наполовину. Атлет вправе ругать меня. Теперь я должен предупредить кровопролитие, пусть даже ценой собственной жизни».
Храбрый и решительный, Зиг ни минуты не колебался. Приблизившись к собравшимся жандармам, он сказал:
— Не входите туда. Я пойду один.
— Что вы собираетесь делать? — спросил старый жандарм, узнав Зига.
— Еще не знаю, но утром мне удалось усмирить его, может быть, удастся и теперь. Вы всегда успеете броситься мне на выручку. Тем более, начальству будет приятно, если обойдется без насилия.
— Да, конечно, но с ним вы вряд ли справитесь.
— Я попробую.
— Вы рискуете жизнью.
— Лучше рискнуть только одной жизнью — моей, чем вашей и ваших товарищей.
С этими словами Зиг открыл дверь и, войдя в комнату, закрыл ее за собой.
Жандармы остались ждать у двери, готовые в любой момент броситься на помощь Зигу. Они удивленно переглядывались, не понимая, как сыщик в одиночку сладит с разбушевавшимся исполином.
Но через несколько минут Зиг вышел из комнаты совершенно спокойный, как и прежде, и сказал:
— Он присмирел и готов поговорить со своей женой через решетку. Приведите Зоннен-Лину.
Сыщику действительно удалось образумить Пауля. Зиг дал атлету понять, что если тот устроит драку, то Лину он вообще не увидит.
И Пауль решил удовольствоваться малым.
Он покорно положил ножку от стола на пол, подошел к решетке и стал ждать, когда приведут его жену. Наконец появилась Зоннен-Лина.
— Здравствуй, Пауль, — с некоторой опаской сказала она.
— Здравствуй, — со вздохом ответил атлет. — Как ты?
При виде Лины в нем вновь заговорила любовь, а мысли об отмщении отошли на второй план.
— Полицейские пообещали, что скоро отпустят меня…
— Значит, через несколько дней ты будешь на свободе, а я, похоже, останусь здесь. Не попросишь ли ты позволения навещать меня время от времени?
— Нет, я не настолько глупа! — с ненавистью воскликнула она.
— А между тем все свои преступления я совершил только ради тебя. Если бы я не любил тебя так сильно, я не оказался бы здесь!
— Ну, так тебе следовало бы поменьше любить меня, я никогда не просила тебя об этом, наоборот!
— А если бы меня осудили на смертную казнь из-за того, помнишь, которого я убил из ревности… ты пришла бы, чтобы
— Нет.
— Бестия! Низкая женщина! — завопил Пауль вне себя.
Он вцепился в решетку обеими руками и попробовал сломать железные прутья. Так как это ему не удалось, он стал пинать ее ногами, биться об нее головой и грызть зубами. Он ревел, как дикое животное, глаза его налились кровью, на губах выступила пена. Первым порывом Лины было броситься в самый дальний угол комнаты, но, увидев, что несмотря на свою исполинскую силу атлет не в состоянии сломать ни единого прута, она снова подошла к решетке.
— Ах, как охотно ты убил бы меня, — с насмешкой произнесла она. — Не правда ли? Но теперь я уже не в твоей власти! Ты беспомощен! Я больше не твоя вещь, не трудись напрасно, дорогой, на этот раз даже ты бессилен!
Этот сарказм на минуту привел атлета в чувство. Прежде он мог только кричать и вопить, теперь же снова обрел дар речи, отпустил решетку, скрестил руки на груди и сказал, грозно глядя на издевавшуюся над ним жену:
— Как! Ты смеешься надо мной? Ты на коленях умоляла бы меня о пощаде, если бы нас не разделяла эта решетка! Из-за тебя я уже в третий раз оказался в тюрьме! А между тем ты могла парой ласковых слов усмирить то животное, на которое так жаловалась! Но ты сделала из меня вора и убийцу! А ты могла бы сделать из меня порядочного человека. Что мне нужно было для счастья? Видеть тебя, чувствовать тебя, дышать с тобой одним воздухом. Но ты хотела красивых платьев, денег и веселой жизни! Я вынужден был красть, чтобы удовлетворить твои желания, чтобы помешать тебе бросить меня и уйти к другому! Так, значит, ты теперь хочешь уйти к какому-нибудь негодяю? — завопил он вдруг, приходя в ярость при одной мысли о сопернике. — Ну, в таком случае бойся за себя и за своих кавалеров! Я убью их, как убил того, другого, не смейся! Ты думаешь, что я погиб, и поэтому издеваешься надо мной. Но ведь я еще могу вернуться! Я убью тебя, как ты убила мое сердце. Пускай меня сажают в тюрьму — я сумею выбраться на свободу, пускай надевают мне кандалы на ноги и на руки — я разобью их! Пусть тащат меня на эшафот — я и оттуда убегу, найду тебя и убью!
— Ты с ума сошел, — рассмеялась Лина, пожимая плечами, — ты говоришь о том, что разобьешь кандалы, а сам даже решетку не можешь сломать.
Эти слова пробудили в Пауле сверхъестественную силу. Он схватил двумя руками железный прут, уперся ногами в пол и стал так трясти решетку, что пол задрожал, прут не выдержал и упал к его ногам.
Зоннен-Лина испустила ужасный крик. Еще одно такое усилие, и Пауль будет рядом с ней…
Но кровь вдруг бросилась атлету в лицо, он пошатнулся и, выпустив решетку, свалился на пол.
В то время как происходила эта сцена, Зиг поехал в Моабит. Через полчаса Граднер вышел к нему со словами:
— Что же, убийцей оказался Хорфди?
— Нет, господин судья, — ответил сыщик с глубоким вздохом, — это не он.
— Как! Вы и госпожа ван ден Кольб были так уверены, что это он. Значит, сегодня мы ни на йоту не продвинулись дальше, чем три месяца назад?
— Простите, я пришел сказать вам, кто убийца.
— Что вы говорите? И кто же он?
— Атлет Пауль.
— Атлет Пауль… Имя мне знакомо. Не беглый ли это каторжник?