Ужасно роковое проклятье
Шрифт:
— Расследование зашло в тупик! — тупо пробормотал я, садясь в машину, — А, Ватсон?
— Сам ты Ватсон! — взъярился Оська, — Не, ну каковы чурбаны! Конкистадоры безлошадные! Не Соньку, так себя бы пожалели, на них уже один матерый чугунный человечище рухнул! Чего они дожидаются? Чтоб им на тупые бошки Спасская башня е…
— Тихо-тихо, не шуми! — до чего у меня, однако, напарник непоседливый! — Может, они и правда ни при чем?
— Да как же ни причем? — оглушал меня Иосиф, — По всем признакам — очень даже при чем!
— По каким-таким признакам?
— По тем самым! Ну, представь нормальное поведение невинного человека, которому двухметровым изваянием в лоб засветили? К тому же объект его ухаживаний тоже чуть не скопытился — ее возле свежего трупа Буддой отоварили! Нормальный
А ведь мой рыжий друг прав! Реакция странная… Если бы ко мне пришли и заявили: ты тут сидишь в модном интерьере, а над тобой вместо люстры — Дамоклов меч. Сам папа римский в такой ситуации бы занервничал. Рыльце-то у Кавальери — в пушку! А то ишь — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу!
Глава 7. "О жизнь, ты только с виду не жестока!"
Вечером я и представить не могла, что когда-нибудь у меня получиться, наконец, выспаться, придти в себя, накопить сил для общественно-полезной деятельности и выйти на работу. Думаю, что моя самоотверженность достигла своего апогея, если уж я решилась снова идти в эту чертову галерею, невзирая на: опасность быть усыпленной бодрящими напитками, заваленной произведениями монументального жанра, ушибленной сакральными предметами, а также на возможность не мудрствуя лукаво взять законные отгулы и долго-долго манкировать своими обязанностями в момент смены руководства. Дармобрудер умер — да здравствует Дармобрудер! Кого-то день грядущий нам готовит на должность и.о. директора? Но, к сожалению, меня эта тема еще интересовала — увольняться я пока не собиралась — и поэтому, проснувшись уже днем, не стала звонить и отпрашиваться, а собралась и поехала, как цыпочка, в треклятую "Кому-АРТ", пусть и с трехчасовым опозданием. Ощущение — мерзейшее, особенно если учесть, что всю ночь меня преследовал сон, в котором сотрудники галереи приходили и по очереди стреляли в меня, сыпали в мой кофе цианид, кидались в мой кабинет гранатами и плевались косточками. Измученная кошмаром, сразу после пробуждения я решила выяснить: кто он, тайный недоброжелатель, тихой сапой вползший в мою жизнь и даже в сновидения?
Процесс назначения и.о. шел полным ходом, администрация бегала по кругу — взмыленная, обезумевшая, а хуже всех приходилось Верочке: телефон звонил беспрерывно, факс выплевывал бумажку за бумажкой, на монитор было страшно смотреть — и вообще казалось, что здесь не тихая заштатная галерейка, а товарно-сырьевая биржа времен "черного вторника". К моему приезду бедная девочка была уже на пределе. Я зашла в приемную, сделала умное лицо и потребовала принести в мой кабинет всю документацию по итальянским контактам, после чего наклонилась к Вере, замершей от подобной наглости, и хитренько ей подмигнула. До несчастной сиротки дошло, что в моем закутке она хоть на часок избавится от бестолковых звонков, идиотских вопросов, несуразных требований сию минуту отыскать жар-птицу, молодильные яблоки, царевну-лебедь и прочие мелочи, якобы хранящиеся у нас, в "Коме". Через пять минут Верочка пулей влетела ко мне, плюхнулась на дешевое продавленное кресло для посетителей, положила на стол длинные тоненькие ножки и от души закурила.
— Ой! Ну ты, мать, меня прям спасла! Я уже подумывала увольняться к…
— Ребенок, ребенок! — остановила я излияния доведенной до крайности пишбарышни, — Неизвестно, кого в директора поставят, может, нам всем при новом начальстве жить будет легче, жить будет веселей. А ты — увольняться!
— Ага! Счас! А Ноевну в и.о. не хочешь? — вскинулась Верочка, выдавая последний прогноз по части кандидата на руководящий пост.
— Я ее никак не хочу, — обрушившись с небес на землю, угрюмо буркнула я, — По-моему, эту Эму хотеть — фантазия чересчур пикантная даже для Красной туфельки. У меня для таких наслаждений желудок слабоват. Тем более, что последнюю неделю в моей жизни наблюдается явная передозировка острых ощущений!
— Да-а уж… — протянула Верочка, внимательно разглядывая что-то за окном.
Я тоже глянула — что там привлекло ее внимание? Вон, у девчонки аж нос заострился от напряжения: вся ушла в разглядывание. А вдруг в окне напротив — дуло гаубицы? Нет, вроде пусто. Надо бы сворачивать беспредметную трепотню и поговорить о деле.
По дороге в галерею я тщательно продумала свой собственный план действий. У Даньки с Иосифом, похоже, запал прошел, дай Бог, чтобы они не повернули мне тылы: решай, мол, сама свои проблемы! Конечно, у ребят и своя жизнь есть — аспирантура там, защита, публикации всякие с чтениями-конференциями… Не могут же они за мной бегать круглосуточно, вывалив языки и втягивая ноздрями воздух! Следовательно, пора и самой подключаться к расследованию. А то это "хождение по мукам" закончится моей мученической кончиной. Мне, как деве ученой, пойдет колесо, меч и пяток звездочек вокруг головы. Будем со святой Екатериной дуэтом выступать, словно парные танцорки в небесном кабаре. Прости, Господи, какая ахинея в башку лезет! Все-таки страшно мне, очень страшно.
В общем, начну поиск душегуба с сослуживцев: будем проверять всех, кто слыхал Дармобрудеровские вопли по поводу моего немедленного приезда. Во-первых, на подозрении, конечно, секретарша, но Веры точно в галерее не было, когда я добралась до "Комы". Ее я уже исподтишка проверила — так, на всякий случай. Наутро после смерти босса, болтая по телефону о том, о сем, извергая ахи-охи по поводу "ужасного и трагического события", Верочка обругала и себя, и охранника Игорька — подозреваемого номер два: ничего бы, дескать, не случилось, не отпросись они оба в роковой день на полчасика пораньше — билеты у них, видишь ли, на концерт завелись. Ребятки и пошли на концерт, начало коему было в семь вечера. Встретили там еще троицу из наших — билеты-то распространитель прямо в галерею привез. Даже если оба — Игорь и Верка — оказались людьми нехорошими, редисками, алиби у них все равно непробиваемое.
Весь вечер протусовались впятером, пили пиво, прыгали с зажженными зажигалками в грохочущей тьме, где вздохнуть полной грудью — задача не из легких. После сомнительного удовольствия попотеть в о-очень большом коллективе все пятеро посетили пару пивнушек и одну — по требованию дам — стильную кафешку. Затем, чуть ли не в третьем часу ночи, Игорек, обладатель старенькой "Ауди", развез счастливых собутыльников по домам. Пока я залечивала боевые раны, еще несколько участников памятного вечера звонили мне домой: начинали с извинений, а заканчивали восторженными воспоминаниями о том, как пятеро сотрудников — самых молодых, мускулистых и политически грамотных — глупо скакали бандерлогами, в то время как их шеф откинул полусапожки, а хранительница чуть со страху не преставилась. И как бы один (одна) из них ухитрился (-лась) вернуться в "Кому", тюкнуть меня по балде, обыскать, потом снова поехать на концерт, войти по второму разу в зал, протиснуться на старое место и вновь орать и прыгать как ни в чем не бывало? Нет, этот вариант отпадает.
Значит, все пятеро чисты аки голуби, и следовательно, ребятишек можно использовать в деле — в качестве кладези полезной информации, например. Верочка точно знает все и обо всех — ей и карты в руки. Итак, тонкий поворот в интересующую нас тематику:
— Ох, и трещит же у меня башка по шефу покойному!
— Все еще болит? — Верино лицо исказила жалостливая гримаска, — Ты к врачу ходила? А если сотрясение?
— Какое сотрясение? Брось! — отмахнулась я от несвоевременной заботы о моем здоровье, — Само пройдет.
— Не скажи, — Верочка важно покачала головой и выпятила нижнюю губку в знак недоверия, — Знаешь, получить такой удар по голове, тяжелым металлическим предметом, упасть и два часа в обмороке валяться… В том Будде-то, небось — кило два будет? Последствия могут быть очень опасные!
— Слушай, не нагнетай! — притормозила я вошедшую в медицинский раж девицу, — У меня к тебе по работе вопросы накопились. Ты готова, или сперва кофейку попьем?
— Ну… давай кофейку! — как-то не то разочарованно, не то неуверенно протянула Вера, с опаской покосилась на банку, вынутую из тумбочки, и вдруг сорвалась с места, — Лучше я за "Мокконой" схожу, а заодно сливки прихвачу, — и удалилась к своим перегретым факсам-пентиумам бодрой походкой.